Жребий принцессы

— Да, — сказал князь Орсан. — Пока ты жив, Мирейн Ан-Ш’Эндор, миру не бывать.

— Тогда тебе самому придется убить меня, — ответил Мирейн.

Севайин очень тихо произнесла: — Если ты собираешься сделать это, то знай сначала тебе придется убить меня.

Красный князь обвел всех взглядом. В его глазах сверкнул необузданный гнев гилени.

— Неужели еще кому-нибудь, кроме меня, приходилось сталкиваться с династией столь непреклонных монархов? — В три быстрых шага он оказался перед Мирейном, возвышаясь над Солнцерожденным, словно башня, и Севайин подумала, что нет человека выше него. Он сделал то, чего Хирел при всем желании не смог бы сделать: положил руку на плечи Мирейна и взглянул сверху вниз в его глаза. — Я убью тебя, если это будет необходимо. Я молюсь, чтобы этого не случилось.

Да, он сделал бы это. Мирейн улыбнулся. И все же он любил его, этого повелителя и наставника королей, этого мастера заговоров, коварством превзошедшего даже хитрый ум асанианцев. Он любил и ненавидел его.

— Названый отец, — сказал он почти с нежностью. — Скажи мне.

Князь Орсан ответил на его усмешку мудрой и неумолимой улыбкой. — Есть другой способ. — Отлично, — сказал Мирейн. Князь помедлил.

— Чары. Великое Заклинание. Долгий сон, лежащий у смертной черты.

— Но не во владениях смерти. — Мирейн откинул голову, чтобы взглянуть в глаза князя. — И какая же в этом выгода? Будет лучше и удобнее, если я умру. Тогда по крайней мере моя душа снова обретет целостность.

— Для тебя, возможно, и нет выгоды. Но для мира, которым ты правил и который все еще можешь разрушить… Твоя дочь наконец пробудилась для мудрости. Она поняла, что свет и мрак составляют единое целое; она действительно знает, что такое сила. Ты тоже можешь познать эту истину. И если мои дурные предчувствия меня не обманывают, то пройдут годы, и снова возникнет угроза для равновесия в мире. И тогда Аварьяну вновь понадобится Меч, который он выковал.

— Весьма экономно, — сказал Мирейн, — и трудно. Ты разве поручал кому-нибудь легкое задание?

Он спросил это не только у князя Орсана, но и у того, кто незримо присутствовал здесь. В его словах не было ни страха, ни благоговения. Хирел восхищался им.

— Если я не сделаю этого, — Мирейн теперь обращался только к князю, — как ты поступишь? — Тогда я сделаю все возможное, чтобы убить тебя. — Ты можешь потерпеть неудачу. — Могу, — спокойно согласился князь. Внезапно Мирейн радостно засмеялся. — А если я соглашусь — тогда свершится чудо. Превосходная легенда: самое великое из моих деяний. Но цена… — Он помрачнел. — Цена очень высока. — Высокая цена никогда не дается дешево. Мирейн сверкнул глазами в сторону Севайин. Его взгляд на секунду потеплел. — Верно, — сказал он.

Воцарилась тишина. Никто не двигался. Широко раскрыв глаза, Мирейн смотрел в темноту. Хирел так ясно читал его мысли, словно тот говорил вслух. Сон подобен смерти, но все же это не смерть. Пройдут долгие годы. Сознание будет заточено в темницу бесконечной ночи. А в самом конце будет мерцать надежда, слишком хрупкая, чтобы называться пророчеством. Предвидение князя может обернуться обманом. И тогда Мирейн проснется в страшном одиночестве, всеми забытый и покинутый, и окажется в мире, недоступном зрению пророка.

Лучше избрать простой путь — битву с помощью оружия или магии. Если он проиграет, его ждет смерть. Если победит, то получит империю и жизнь. Князь силен, но он стар и ему не под силу сражаться с Мирейном в поединке. Ибо в мире нет силы, равной силе Солнцерожденного.

Мирейн прерывисто вздохнул. Он взглянул на дочь и на ее возлюбленного. Они бессознательно взялись за руки и прижались друг к другу. Его качнуло от боли. Он протянул руки, словно силясь найти тех, кто покинул его; его сила оплакивала свое одиночество. Один, один навечно. Но смерть…

Он не боялся ее. Он совершенно точно знал, что это такое. И все же…

— Я молод и силен, — сказал он. — Мне отпущены еще долгие годы жизни.

Никто не сказал ни слова. И в самом деле годы, подумал Хирел. Годы войны.

Мирейн снова откинул голову. С болью, яростью и королевской непреклонностью у него вырвалось: — Я не готов!

— Ты прав, — сказал князь Орсан. — Бог примет тебя, если ты придешь к нему. Но он не требует, чтобы ты предстал перед ним.

Мирейн закрыл глаза и раскрыл ладони. Глаза Хирела не могли выдержать блеска Касара.

— Я призван, — тихо сказал император, — но не для этого. Отец! — воззвал он. — Отец, ты немилосерден.

— Но ведь он всегда был жесток, — ответил Орсан, понимая, что Мирейн обращается не к нему.

Мирейн улыбнулся, как подобает сильному человеку, несмотря на жестокую боль. Он вытянул руки: одна из них была воплощением ночи, другая — воплощением огня.

— Теперь ты видишь: воле бога повинуется даже Солнцерожденный. — Он склонил голову. — Я твой, о орудие в руках моего отца. Делай со мной все что хочешь. Красный князь низко поклонился.

— Не ради меня, мой господин и мой император, а ради того бога, который стоит над всеми нами.

Мирейн лег на стол, который мог бы стать и его смертным одром, и алтарем. Долгое время князь Орсан смотрел в темноту и ничего не делал. Он призывал силу, но она не была похожа на сплетение огня и света, как ожидал Хирел. Она была спокойной, непреклонной, беспредельной. Мирейн не двигался в ее потоке, лишь однажды его кулак сжался и медленно разжался.

Красный князь возвышался над ним. Его глаза блестели. Он чувствовал сопротивление и сожалел о своем выборе.

Севайин дрожала в объятиях Хирела, вспоминая и снова переживая ужас великой магии, когда выбор уже сделан, но действо еще не началось. Она снова видела над собой суровое темное лицо, безжалостное, словно лик бога. Хирел пытался передать ей спокойные мысли, придать ей силы.

Князь Орсан положил руку на лоб Мирейна; другая рука легла на его грудь. Мирейн прерывисто вздохнул.

— Сейчас, — сказал он тихим хриплым голосом. — Сделай это сейчас. Князь кивнул головой.

— Спи, сын мой, — сказал он. — Спи, пока бог не прикажет тебе проснуться.

Мирейн улыбнулся. Воздух наполнился силой. Она пульсировала и пела. Она переполняла Хирела. Она отнимала у него волю и разум и не давала очнуться.

Он схватился за единственную надежную опору — темную тень в огненной короне. Севайин вернула его назад в мир.

Они склонились к человеку, лежавшему на холодном камне. Он еще не спал, хотя сознание его уже затуманилось; он увидел их и улыбнулся.

— Дети, — пробормотал он. — Дети, которые любили друг друга и не надеялись на чью-либо помощь. Я понимаю… я рад… в конце концов… — Его голос прерывался. — Любите друг друга. Будьте счастливы. Счастливы… сча…

Севайин не выдержала и расплакалась. Ему не суждено было узнать об этом. В своем сне он остался королем, молодым и спокойным, с легкой улыбкой на лице. Продолжая плакать, Севайин расправила складки его килта, сложила руки на груди, заботливо уложила косичку. Когда Хирел попытался помочь ей, она отстранила его руку.

Затем она медленно выпрямилась. Ее глаза горели, слезы высохли.

— Подобных ему никогда не было. И не будет. — Он был сильным королем, — сказал Хирел, — истинным королем и императором.

— Он был Мирейном Ан-Ш'Эндором, — добавил Красный князь.

Севайин поцеловала отца. Запоздалая слеза скатилась из ее глаз и блеснула на его щеке.

— Спи спокойно, — тихо сказала она. — Спи долго. И когда проснешься, может быть, ты научишься мудрости. Научишься видеть мрак. Понимать его; переступать его пределы.

— Иначе лучше тебе не просыпаться. — Князь Орсан коснулся застывшего лба. Там, где скользнула его рука, разливался свет, благословляя миры и переплетая их. — Запомни, о сын моей души. Помни, что я любил тебя. — Он медленно отвернулся. Он плакал как король, как сильный человек, отвернув окаменевшее лицо. — Теперь Мирейн далеко от нас. Я не могу видеть его конца. Возможно, для него он не настанет никогда. Но нас ждет целый мир. — Князь склонялся все ниже и ниже. — Императрица, моя душа, мое тело, моя сила и мое сердце принадлежат тебе. Я в твоей власти.