Господин двух царств

Зал мертвых исчез. Они шли в мире живых. Живой песок под ногами. Живое небо над головой. Солнце клонилось к западу, но стояло еще высоко. Потом будет ночь и утро, которое приведет их к концу пути. Сива. Или, если они не выдержат испытания, Зал Двойной Истины, шесть раз по семь Наблюдателей, Пожиратель Душ, который широко раскроет пасть и пожрет все, чем они были.

– Солнце, – сказала она. – Небо. Земля. Песок. Камень.

Снова и снова. Никакого изящества в оборотах. Никаких красивых фраз. Силу давало не изящество – его давало имя и воля, скрытая за ним. Сделать мир реальным. Держать Наблюдателей в безвыходном положении. Принести ночь, а не вечный день; звезды, которые изменяются и восходят, а не звезды, которые не могут умереть.

Ее тело или тело ее Ка шли вслед за тенью и змеями. И шел яркий свет. При солнце – второе солнце. В ночи – маяк.

– Александр, – сказала она. Имя прозвучало, отдаваясь во всех уровнях мира. Имя, данное ему отцом, имя, которого желали боги. Александр

31

Иногда душа Мериамон имела облик ее тела и шла так же, как ее тело, зажав в ладони камешек. Иногда она была птицей с головой женщины, блуждающей в неизменном небе под неподвижными звездами. Какой бы она ни была, она знала, за кем следует – за Проводником и двумя змеями; знала, куда идет за ними, что там, за горизонтом. Живая зелень, лес в сердце пустыни, в середине его – храм, дворы и залы, и фонтан Солнца, положивший начало всему этому оазису.

За душой Мериамон шли и другие. Тени, но тени, имевшие лица и вокруг них, одних больше, других меньше, отблеск света. Глубокая земля, зеленая тишина и звон металла – Николаос, ее страж и возлюбленный, без страха готовый защитить ее в этом самом страшном из всех мест. Тоже земля, но с резкостью пламени, с оттенком серы – Птолемей, явно родственный Нико, но родственный и тому мятежному пламени, которым был Александр, гораздо уступающий ему, но достаточно сильный в глубине души. И с ними еще один, который был весь земля, пронизанная светом, то затуманенным и мутным, то сияющим много ярче и чище, чем звезды в небе Эллады, – Арридай в своем душевном облике, близкий Александру по крови, с неожиданной красотой и силой. Они укрепляли ее силу, делали ее шире и глубже и сохраняли прочность мира.

Превосходил их всех, таким ярким, что бросал тени в этой стране, лишенной теней, был тот, кто шел ближе всех к ней. Он шел к своей судьбе. Была ли это та судьба, которой он хотел, или ему будет дана совсем другая, об этом боги молчали.

– Если я, – услышала она, как он говорит другой тени, – если я действительно… но если нет…

– Бог скажет тебе, – отвечала тень. Спокойная прохлада воды, холод железа, внезапный блеск – Гефестион шел рядом с царем, охраняя его так же, как Николаос охранял Мериамон.

– Но если я не сын бога, – продолжал Александр, – если я позволил себе поверить в это, потому что мне так хотелось, и потребовал всего остального во имя лжи, как же я буду уживаться сам с собой после этого?

– Не думаю, что это ложь, – сказал Гефестион. – Ты должен жить сам в себе. Все мы прекрасно видим, кто ты. Ты сияешь, как факел в ночи, знаешь ли ты об этом?

Воцарилось молчание, как будто Александр рассматривал себя.

– Я выгляжу совершенно так же, как всегда.

– Верно, – подтвердил Гефестион.

– Но, – сказал Александр снова, – если я не…

Она не видела, что сделал Гефестион, чтобы заставить его замолчать. Что-то очень незаметное, иначе все бы уже смеялись и кричали.

Сомнение – Враг. Она уже пострадала от него однажды, когда она и ее души были единым созданием. Очень может быть, что снова пострадает, когда они воссоединятся. Если воссоединятся. Ее душа-птица любила свободу неба, даже под неизменными звездами. Ее Ка чувствовала себя вполне хорошо, шагая по дороге вслед за проводниками. Ее тело делало то, что делало. Место, куда они шли, было уже близко. Можно было видеть отблеск на краю земли, отблеск благословенной, неправдоподобной зелени. Некоторые деревья были в цвету – сладкий аромат, хрупкие лепестки; другие с плодами, зелеными или сверкающими спелостью. После долгого пути по Красной Земле и Серой Земле зрелище это просто разрывало сердце.

Не только это. Тени людей подходили сзади и устремлялись вперед. То ли она пошла медленней, то ли они перешли на бег, она этого не знала. Проводники все еще были впереди, но ей они были ни к чему. Место, открывшееся перед ними, не было ни трюком, ни обманом. Оно было реально в любом мире. Жилище бога, место его предсказаний. Сива.

– Мериамон.

Имя стало веревкой, крепкой и тонкой, как паутина. Оно захватило душу-птицу в ее блужданиях. Обвилось вокруг ее Ка. Связало их вместе так быстро, что даже крылатое создание не успело дернуться, как все было сделано.

После столь долгого пребывания в виде души тело показалось очень тяжелым. Солнце было ослепительно ярким. Она заморгала.

– Мериамон, – сказала более высокая из двух теней, стоявших перед нею.

– Мери, – сказала другая, – посмотри, Мери. Ты чуть не заблудилась.

Она растерянно смотрела на дорогу, на которой стояла. Дорога выходила из оазиса и вела в пустыню. Тело ее шло по ней, ничего не видя и без проводников, пока жара и жажда не свалили его с ног. Ее души прошли мимо Озера Огня и Озера Цветов и видели Наблюдателей с ножами и голодными глазами, Пожирателя Душ под золотыми весами и мертвого царя на троне.

Мысль, слово, причуда желания – и она была бы там. Ее сердце сравнили бы с Весами Справедливости, нашли бы весомым или нет, приговорили бы ее к разрушению или к вечной жизни. Ей нужно было только говорить. Или не говорить. С ее кровью и с ее силой все было очень просто.

– Мериамон!

Это настоящий страх. И гнев.

– Ты всегда отзываешь меня обратно с самого края, – сказала Мериамон.

– И я уже устал это делать, – ответил Нико. – Когда ты перестанешь грезить наяву и ходить во сне и станешь нормальной женщиной?

– Я не могу, – сказала она. – Это сильнее меня.

– А ты попробуй.

Ему ничего не втолкуешь. Но он уже вполне привел ее в себя. Она думала, что устанет гораздо сильнее. Ноги ныли, и это было не удивительно: она прошла невероятное расстояние. Она хотела пить. И есть. Мериамон была уже весьма и весьма из плоти.

– Я бы могла прекрасно умереть, – сказала она.

– Пока я не разрешу, ты не умрешь.

– Ты, правда, так думаешь?

– Думаю.

Она яростно взглянула на него. Он ответил ей таким же взглядом. Внезапно Мериамон рассмеялась. Через мгновение и он тоже. И Арридай, не пытаясь понять, в чем дело, просто радуясь, что радуются они.

Пока ее душа блуждала в вечности, в мире живых времени прошло совсем немного. Друзья Александра только что прошли через лес, среди спутанных ветвей, в сумраке после яркого солнца и песка. И снова внезапное солнце и открытое пространство у ворот храма. Жрецы вышли навстречу – гудение труб, звон систр, высокие голоса женщин, низкие голоса мужчин, кружение танцоров.

– Добро пожаловать, – пели они. – Приветствуем тебя, Властелин Двух Царств!

Змеи-проводники исчезли. Тень Мериамон снова была у нее за спиной, почти бесплотная. Александр стоял впереди своего отряда – покрытый дорожной пылью, растрепанный, похожий на мальчишку человек в пурпурном плаще, порядком испачканном в дороге, он не мог похвастаться ни ростом, ни красотой, лицо у него было докрасна загорелое, нос лупился, и царственной осанки у него тоже было незаметно. Затем он пошел, и все забыли обо всем, кроме того, что он – Александр.

Глаза. Они царили и над ним самим, и над всем миром.

Мериамон была рядом с ним. Кто-то подвинулся, чтобы дать ей место. Птолемей. Она слегка поклонилась ему. Он ответил ей поклоном.

Толпа встречающих остановилась и выстроилась рядами вдоль стены. В проход между ними вошел человек. Он был не стар и не молод, не высок и не мал, не красив и не уродлив – бритый темнокожий человек в одежде из белого полотна. На нем было единственное украшение, но его было достаточно: тяжелое ожерелье из золота, с лазуритом и кровавиком. У него был посох из темного дерева, очень старый, с набалдашником, вырезанным в виде змеи. Мериамон почувствовала движение за спиной, когда македонцы увидели, что это такое.