Отщепенцы [СИ]

— Она не поймет.

— А я? А мне что делать?

— Володя, я же просила не торопи меня..

— Ты полетишь со мной в Нью-Йорк, — неожиданно даже для себя спросил Владимир. "О, Господи, какой Нью-Йорк, что за чушь я горожу, хотя… хотя в этом что-то есть, определенно что-то есть. А ведь есть смысл. Ладно, потом додумаю".

— Куда?

— В Нью-Йорк. У меня там наметились дела.

— В качестве кого?

— Тебе решать.

— Надо подумать.

— Даю три секунды.

— Так много…, - начало было девушка, но наткнувшись на напряженно ждущий взгляд мужчины осеклась.

— Раз, — медленно начал Кедров: "Если она скажет нет, то больше никаких кофейных посиделок," — два, — "это может в прошлых веках аристократы ухаживали за девушками месяцами. Первый месяц — ходили с визитами, второй гуляли по родовому имению, третий — томно пожимали ручку, в четвертый — получали в подарок носовой платок и благовейно утыкали туда свой нос и лишь на восьмой, девятый месяц утыкающийся в платок нос заменялся…более естественным для любви органом. А после свадьбы счастливый муж мог с чистой совестью высморкаться в этот платок".

— Три.

— Лечу.

"Правда при этих девятимесячных родах любви, аристократы, вернувшись к себе после одухотворенных свиданий брали себе на ночь дворовых девок и трахали их. Любовь — любовью, а физиология — физиологией".

— Но сейчас ты отвезешь меня домой.

— Ну естественно, моя радость.

… Драконы с халата, брошенного на стул, бесстрастно смотрели на два человеческих существа, вступивших в упоительную схватку с эросом. В этот день эрос был уж слишком многоголовым. Отрубив одну голову у него через некоторое время вырастала другая, такая же яростная и огнедышащая. И снова мужчина бросался на нее, бесстрашно выставив вперед свой меч. "И воздам каждому из вас…".

… "Любовь любовью, а физиология физиологией", — Кедров решительно распахивал врата восьмидесяти гривенной любви в час. Над вратами значилось: "Салон Афродита".

…Наконец последняя голова Эроса срублена, мужское тело в последний раз содрогнулось, заливая пламя страсти. "И воздам каждому из вас…"

…Владимир удовлетворенно посмотрел на уставшую длинноногую физиологическую отдушину и с горделивой мужской мыслью: "Вот так это делается", чмокнув напоследок свою партнершу, вышел из салона.

— … Милый, если это называется у тебя тяжелый день, то приезжай ко мне всегда в такие дни, женские губы мягко, в последний раз обволокли мужские. Илья мягко отстранил от себя женщину и вышел из квартиры. "И воздам каждому из вас…", — девятка резко рванула прочь от дома.

"… Любовь любовью, а физиология физиологией", — «Опель» легко несся на своих ста пятидесяти лошадях.

17

На следующий день, в полдень, в квартире у директора рекламной фирмы «Кедр» раздался долгожданный звонок.

— Владимир, это Илья.

— Здравствуй, Илья.

— Я согласен. Где мы можем встретиться.

— Приезжай ко мне в офис, адрес на визитке.

— Когда подъехать?

— Да хоть завтра, с утра.

— Я буду у тебя завтра в девять.

— Хорошо, жду.

В понедельник, в девять утра Владимиру позвонила секретарша:

— Владимир Сергеевич, к Вам посетитель, Илья Петрович Ромашкин. Говорит что с вами договаривался о встрече.

— Пропусти. В кабинет вошел Илья.

— Садись. Илья сел на предложенный стул, закинув ногу на ногу.

— Итак?

— В течение недели деньги будут перечислены на счета, указанные тобой.

— Что ж. Послезавтра утром в «Вега-Космет» придет несколько договоров, где будет написано примерно следующее. Такая-то фирма высылает сырье для косметической фирмы «Вега-Космет». За это «Вега-Космет» предоставляет этим фирмам ссуду на десять лет под шесть процентов годовых. С выплатой первых процентов через шесть лет. Правильно?

— Да.

— Руки друг другу жать будем?

— Не стоит. Но у меня есть к тебе небольшая просьба.

— Давай.

— Там, внизу, в машине сидит Ирина. Она хотела бы с тобой переговорить. Ты ее примешь? Владимир замер, внутри что-то дрогнуло. Но он быстро справился с собой:

— Ты ей все рассказал?

— Да.

— Ну что ж. Желание дамы для меня закон.

— Пусть заходит.

— Я сейчас ее позову. Ну а так — пока, — Илья вышел из кабинета.

— Катя, сейчас ко мне придет одна женщина. Пропусти ее сразу и свари нам кофе. Ко мне в это время никого не пускать. Ясно?

— Кофе какой?

— По высшему разряду. Через пять минут в его кабинет вошла Ира, Владимир поднялся ей навстречу… Нет, нельзя сказать, что за прошедшие десять лет он ее не видел. Видел. Но то мельком, в проезжающей его машине, то еще где-нибудь, но тоже мельком и издалека или как тогда — упавшую на асфальт. Но вот что бы так, лицом к лицу, глаза в глаза — первый раз. "Ну вот и свиделись, Иришка." — думал Кедров, продолжая смотреть на стоящую перед ним женщину. Десять лет, конечно, прошлись по ее лицу, но слава богу, не тяжелыми кирзовыми сапогами, но, к сожалению, и не мягкими музейными тапочками. На лбу, возле глаз прорезались тонкие ниточки — морщинки. Под глазами легкими припухлостями обозначились мешки, эти безжалостные накопители прожитых лет и пережитых горестей. Да и вообще вся кожа лица, нет, нельзя сказать, что постарела. Она все также была безупречна чиста и гладка. Но исчезло то чувство нежности, шелковистости, то чувство персика, когда так неудержимо хочется гладить и гладить девичью кожу. Она как бы подвсплыла, предупреждая хозяйку — еще пять лет и мелкие, почти незаметные морщинки превратятся в просто морщины, а безупречная гладкость смениться ландшафтом с, мягко говоря неопределенным рельефом: с впадинами, ямками, которые отнюдь не будут ассоциироваться с ямочками на щеках девчонки при ее улыбке. На Ире был надет дорогой, модный, безупречно-строгий, светло-серый деловой костюм. Но Владимир легко представил под ним, под нежным нижнем бельем ее тело. Тело, которое так восхитительно трепетало под его руками десять лет назад. Оно и сейчас сохраняло безупречные пропорции. Но десять лет есть десять лет. Наверняка, некогда плоский живот начал приобретать некоторую округлость, грудь, под тяжестью прожитых лет чуть-чуть «просела», а на ногах, в районе попки безжалостными траками годов прошелся целюлит. Да и саму попку как-то уже и не хотелось так называть. Владимиру вспомнилось Ахматовское:

— Садись, Ира.

— Спасибо, — Ира села на предложенный стул, положила сумочку на колени и твердо перевела взгляд на Владимира. Катя принесла две чашки кофе.

— Угощайся.

— Спасибо, — женщина не отвела от Кедрова взгляда и не делала ни малейшей попытки взять чашку кофе в руки.

— Зачем ты это сделал? — как только вышла секретарша, спросила она. — Мстишь?

"Интересно, что ей больше хочется услышать — что я мщу или что она стала пешкой в партии, где на кону стоит полмиллиона долларов". Владимир смотрел на Ирину и молчал. "Десять лет это все-таки большой срок для человека, очень большой. Он стирает все эмоции, все чувства и любви и ненависти. После стольких годов остается просто сухая информация: "Ирина Николаевна, в девичестве Фомичева, 1966 г.р. Замужем за Ильей Петровичем Ромашкиным, начальником отдела городской налоговой инспекции и по совместительству совладельцем "Вега — Космет". Имеет дочь. Работает ведущим инженером в КБ «Южное». Вот в принципе и все. Ну еще — его бывшая девушка. Но это, пожалуй, можно отбросить — это несущественно. Вот и все. И больше ничего. Пятьсот байт информации на его компьютере. Если все это туда записать. И что такое пятьсот байт по сравнению с гигабайтами другой информации, хранящейся в том же компьютере? Тысячные доли процента. Вот так то, Ирина Николаевна. И такой комплимент как-то, что я тебе мщу, то есть помню о тебе и не просто помню, а память о тебе все еще вызывает у меня сильные эмоции, я тебе не отпущу. Дудки, Ирина Николаевна, дудки".