Мертвый

Я поднялся и присоединился к радостному реву.

— Ты увидел свет. Теперь ты веришь, — заявил Кестлер потом, в лимузине.

— Я еще не решил.

— Хватит валять дурака. Я хорошо подготовился, мистер Николс. Ваша теперешняя должность не особо надежна. «Мортон-Вестерн» летит в трубу. Весь сектор обслуживания летит в трубу. Придется признать, что старый экономический порядок практически мертв. Конечно же, вы примете мое предложение. У вас нет другого выбора.

Факс выплюнул пачку листов контракта. Тут и там мелькали слова «наш продукт». Трупы нигде не упоминались.

Но когда я полез в куртку за ручкой, Кестлер меня остановил.

— У меня есть производство. Три тысячи подчиненных. Очень сознательных подчиненных. Чтобы сохранить свою работу, они пройдут сквозь огонь и воду. Хищения на нуле. Больничные тоже. Приведите мне одно преимущество, которое ваш товар имеет перед моими рабочими. Продай мне его. Я даю тебе тридцать секунд.

Я никогда не занимался маркетингом, да и работу мне уже пообещали. Но стоило мне потянуться за ручкой, как я показал, что хочу ее. И мы все знали, кто держит в руках кнут.

— Им можно вставить катетеры, — сказал я. — Не придется отпускать в туалет.

Долгое время Кестлер тупо смотрел на меня. Потом он взорвался смехом.

— Бог ты мой, впервые такое слышу! У вас большое будущее, Дональд. Добро пожаловать в команду.

Голограмма погасла.

Какое-то время мы ехали молча, без определенной цели. Потом Кортни наклонилась вперед и постучала по плечу шофера.

— Отвези меня домой, — приказала она.

Когда мы проезжали по Манхэттену, меня терзали видения, что мы едем по городу трупов. Серые лица, безжизненные движения. В свете фар и тусклых натриевых фонарей все вокруг выглядели мертвыми. Проезжая мимо Детского музея, через стеклянные двери я увидел женщину с коляской и двумя маленькими детьми. Все трое стояли неподвижно и глядели в никуда пустыми глазами. Мы проехали магазинчик, и на тротуаре около него стояли зомби и попивали из спрятанных в бумажные пакеты бутылок. Через окна верхнего этажа я видел грустную радугу виртуальных каналов, мелькающую перед пустыми глазами. Зомби гуляли в парке, зомби курили сигареты, зомби вели такси, сидели на ступеньках и болтались на углах улиц, и все они ждали, пока пройдут годы и плоть опадет с их костей.

Я чувствовал себя последним живым человеком.

После схватки Кортни все еще была потной и возбужденной. Когда я шел за ней по коридору к ее квартире, феромоны расходились от нее волнами. Она воняла страстью. Я невольно вспоминал ее перед оргазмом: доведенной до грани, такой желанной. После она становилась другой, ее накрывала волна спокойной уверенности, схожей с той, что она демонстрировала в деловой жизни, — тот апломб, который она отчаянно и безуспешно искала во время самого акта.

И когда отчаяние покидало ее, вместе с ним уходил и я. Потому что даже я понимал, что меня влекло к ней только это отчаяние, именно оно заставляло меня проделывать все то, что ей требовалось. За все годы, что я ее знал, мы ни разу не завтракали вместе.

Я мечтал найти способ вычеркнуть ее из уравнения. Мне хотелось, чтобы ее отчаяние превратилось в жидкость, и тогда я бы выпил ее до дна. Бросил ее в винный пресс и выжал досуха.

Кортни отперла дверь квартиры, одним замысловатым движением протиснулась внутрь и повернулась лицом ко мне.

— Ну, — сказала она. — Очень продуктивный вечер. До свидания, Дональд.

— «До свидания»? Разве ты не собираешься меня пригласить?

— Нет.

— Как это «нет»? — Я начинал злиться. Даже слепой с другого конца улицы мог увидеть, что ей не терпится. Любой шимпанзе без проблем залез бы ей под юбку. — Что за идиотскую игру ты затеяла?

— Дональд, ты знаешь, что означает слово «нет». Ты не дурак.

— Это точно, и ты тоже не дура. Мы оба прекрасно знаем ставки. А теперь впусти меня.

— Надеюсь, тебе понравится подарок, — сказала она и захлопнула дверь.

Подарок Кортни я обнаружил в своем номере. Меня все еще распирало от злости, когда я вошел в номер и хлопнул дверью. Я оказался практически в полной темноте. Единственный свет проникал через задернутые занавески на окне в дальнем конце комнаты. Я потянулся к выключателю, и тут в темноте комнаты кто-то шевельнулся.

«Воры!» — промелькнуло в голове, и я в панике рванулся к выключателю, сам не зная, чего собираюсь этим добиться. Кредитные воры всегда работают втроем: один выбивает пароли, другой по телефону переводит деньги с вашего счета, а третий стоит на стреме. Может, я надеялся, что если включить свет, то они разбегутся, как тараканы? Так или иначе, я едва не споткнулся, торопясь добраться до выключателя. Но меня ожидало совсем не то зрелище, которого я опасался.

Меня ждала женщина.

Она стояла у окна в белом шелковом платье, которое не умаляло ее воздушной красоты, не затмевало фарфоровой кожи. Когда зажегся свет, она повернулась ко мне: глаза распахнулись, губы приоткрылись. Она грациозно подняла обнаженную руку — полные груди слегка качнулись — и протянула мне лилию.

— Здравствуй, Дональд, — с придыханием сказала она. — Сегодня я буду твоей.

Она была само совершенство.

И конечно, она была мертва.

Двадцати минут не прошло, как я уже ломился в квартиру Кортни. Она открыла дверь в пеньюаре от Пьера Кардена, и по тому, как она придерживала пояс, и беспорядку, в котором пребывали ее волосы, я сразу понял, что меня не ждали.

— Я не одна, — сразу заявила Кортни.

— Я пришел сюда вовсе не за сомнительными дарами твоей белоснежной плоти.

Я протиснулся в квартиру. Но поневоле мне вспомнилось ее красивое тело — пусть не настолько совершенное, как у мертвой проститутки, — и тут мысли неумолимо перепутались у меня в голове: смерть и Кортни, секс и трупы… Гордиев узел, и я не знал, сумею ли его распутать.

— Тебе не понравился мой подарок? — Кортни открыто улыбалась.

— К чертям собачьим твой подарок!

Я шагнул к ней. Меня трясло, руки сами собой сжимались в кулаки и разжимались.

Она отступила на шаг. Но самоуверенное, странно выжидающее выражение не покидало ее лица.

— Бруно, — негромко позвала она. — Выйди к нам.

Краем глаза я уловил движение. Из затемненной спальни вышел Бруно. Мускулистый бык, накачанный, с перекатывающимися мускулами и иссиня-черной кожей, как боец, чье поражение я видел сегодня вечером. Он встал за спиной Кортни, не стесняясь своей наготы: узкие бедра, широкие плечи и такая гладкая чистая кожа, какой я сроду не видел.

Мертвый.

В одно мгновение меня озарило.

— О господи, Кортни! — с отвращением воскликнул я. — Не могу поверить, что ты… Ведь это всего лишь послушное тело. В нем ничего нет — ни страсти, ни близости, одно только тело.

Кортни, не переставая улыбаться, дернула губами, будто обдумывала последствия того, что собиралась сказать. И все же не сдержалась:

— Теперь мы на равных.

И тут я сорвался. Я шагнул к ней, занося руку, и клянусь, я всерьез собирался стукнуть эту сучку головой о стену. Но она даже не дернулась — она даже не испугалась. Она просто отступила в сторону и сказала:

— По корпусу, Бруно. Он должен безупречно смотреться в костюме.

Мертвый кулак ударил меня в ребра с такой силой, что на секунду мне показалось, будто сердце вот-вот остановится. Потом Бруно ударил меня в живот, и я согнулся пополам, хватая ртом воздух. Два, три, четыре удара. Я уже не мог стоять и катался по полу, беспомощно рыдая от злости.

— Хватит, детка. Теперь выброси мусор.

Бруно выкинул меня в коридор.

Сквозь слезы я прожигал Кортни взглядом. Сейчас она вовсе не казалась мне красивой. Совсем не казалась. Мне хотелось сказать ей, что она стареет. Но вместо этого я выдавил:

— Ты, сволочь… да у тебя некрофилия!