Радужные Мосты

Вивьен начал медленно обходить Пастыря. Никаких резких движений, никаких слов — ничего, что могло бы вызвать преждевременную ярость у великана. Усыпить бдительность, оттянуть время неизбежной атаки.

— Мясо должно остаться. Мы так ждали. Очень долго, — новая попытка существа добраться до алхимика. И снова неудача. Уклоняться от неуклюжих замахов чудовища оказалось плевым делом — и ребенок бы справился малый. Куда как сложнее было выдерживать его вид, вдыхать зловонные миазмы, исходящие от все еще распадающегося тела.

Слушать и далее размышления Пастыря о тяготах затянувшегося ожидания Вивьен не стал. Он, как мог резко, развернулся и бросился бежать. Светящиеся шары последовали за ним. В груди пожар разгорелся с новой силой. Уже спустя несколько размашистых шагов прыть алхимика значительно поубавилась. Бег превратился в быструю ходьбу с редкими остановками, чтобы откашляться и отдышаться. Вивьен, которому запас собственных сил виделся значительно большим, чем оказалось на самом деле, в первые мгновения с замиранием сердца ждал справедливого возмездия за глупую самонадеянность. Он даже представил, как тяжелая узловатая рука опускается ему на спину, как хрустят под этим чудовищным натиском позвонки, а неспособное пошевелиться тело безвольным кулем летит на камень. Однако Пастырь оказался еще менее расторопным. Он проводил ускользающую добычу пустым взглядом, попытался прыгнуть следом, но одна нога с чавкающим звуком подломилась, и существо грохнулось на пол, рыча и поднимая облака пыли.

Падение Пастыря прибавило Вивьену оптимизма. Теперь главным было не потерять темпа и не сбиться с намеченного пути. Если он все правильно определил, то крик Мили, если конечно это кричала чародейка, доносился откуда-то из района приемного зала — того самого, где они и встретили Обращенную. Из зала должны были уходить в стороны несколько ответвлений, часть из которых оканчивались тесными комнатами. Алхимик надеялся, что сумеет найти девушку быстрее, чем окажется запертым в узком коридоре настигшим Пастырем. Но пока следовало добраться хотя бы до зала.

Вот только Пастырь не разделял столь смелые планы алхимика. Чудовище попыталась встать, но тут же упало. Подломившаяся нога более не могла выдерживать веса своего хозяина. Более того — из голени, разорвав на лоскуты бледную кожу, торчал окровавленный кусок кости. Пастырь пошатал его рукой, попытался вправить. На полу почти сразу образовалась лужа крови. Плоть же вокруг перелома превратилась в рыхлую кашу. Но это нисколько не огорчило великана. Более не мешкая, он встал на четвереньки и, поджав под себя изувеченную ногу, весьма резво на трех конечностях припустился за беглецом. Ни единого намека на то, что боль причиняла ему неудобства, Пастырь не выказывал.

Вивьен услышал погоню не сразу, а лишь когда добрался до приемного зала. Собственное тяжелое дыхание и пульсирующая в висках кровь заглушали все иные звуки. Алхимик остановился у высокого арочного проема, украшенного витиеватой резьбой. По камню в разные стороны разбегались роскошные цветы. Казалось, что не хватает легкого дуновения ветра, чтобы цветы ожили, заколыхались. Глядя на застывшие бутоны, Вивьен начинал понимать, зачем исчезающему народу понадобилось в своем последнем прибежище тратить драгоценные силы на столь тонкую, многотрудную отделку. Феи хотели забрать с собой часть родного для них мира, окружить себя и под землей тем, к чему относились трепетнее всего — цветами. Но каменная растительность не смогла заменить живые прообразы. Несмотря на исключительную красоту, все это было мертвым.

Алхимик вздрогнул и обернулся. Во тьме за пределами освещенной области пока еще ничего нельзя было разглядеть. Однако отдаленный шум быстро приближался. Вивьен похолодел, с досады пнул ногой стену. Более не медля, толком не успев восстановить дыхание, воин заковылял через зал. В голове билась лишь одна мысль: «Не успел! Все кончено».

Мили пришла в себя от ощущения, что ее кто-то трогает. Поначалу девушка решила, что это либо сон, либо очередной плод фантазии. Но слишком уж натуральной была эта фантазия. В воздухе повис тяжелый запах. И он что-то навязчиво напоминал — что-то очень знакомое, малоприятное.

— Кто здесь? — дрогнувшим голосом спросила чародейка тьму. Ответом ей было неразборчивое бурчание. Определенно, девушка в комнате была не одна. — Отзовитесь, прошу вас. Не молчите, — и снова одно лишь бурчание.

Мили чувствовала, как с нее стаскивают одежду. Но не аккуратно, что было бы крайне сложно, а пойдя самым простым путем — распарывая. Это могло означать лишь одно — одежда ей больше не понадобится. Девушка старалась держать себя в руках и не поддаться панике. Проявить сейчас слабость — ну уж нет! Она, гордая дочь потомственных магов, не доставит такого удовольствия безмолвным мучителям, чтоб им гореть в Преисподней!

Вот только с каждым ударом сердца гордая дочь магов забивалась все дальше и дальше, ища самый глубокий и темный уголок в разуме Мили. А ей на смену потоками выплескивались страх и омерзение. Чародейка чуть не застонала, когда с раненой ноги одним беспощадным движением был сорван сапог. Немного запекшаяся и успокоившаяся рана тут же открылась. Девушка даже не почувствовала боли. Мир вокруг почему-то стремительно закружился, собственное тело стало невесомым, а сковывающие путы словно бы и вовсе пропали.

— Я умираю, — с улыбкой прошептала Мили. Однако уже в следующее мгновение реальность вновь вернула себе права. Затекшее ноющее тело, звук распарываемой одежды, невнятное бормотание — все это никуда не ушло. Больше того, чародейка почувствовала, как на обнаженную кожу капает что-то теплое и тягучее. Девушку передернуло, по телу пробежали мурашки.

Внезапно Мили вспомнила этот запах.

Однажды ей довелось посетить одного состоятельного господина. Тот намеревался предложить чародейке тайный заказ на устранение своего компаньона. Банально, низко, но и оплата соответствующая. Скрепя сердце, Мили отказалась. Но главной причиной тому послужило то, что господин уже не один год лежал в постели, не в силах даже приподняться. Он продолжал вести дела, продолжал увеличивать капитал, но в его комнате, обставленной цветами и умащенной благовониями — стоял еле заметный запах больного, медленно разрушающегося тела. Глупо, но Мили не смогла побороть сразу родившую внутри неприязнь к этому человеку.

Тот же самый запах, только многократно усиленный, она чувствовала и теперь.

Одежда все продолжала трещать. Чародейка чувствовала себя так, словно голая лежит в постели того состоятельного господина. Но за все годы тяжелой болезни белье, успевшее стать темно-серым, ни разу не менялось. А сам господин — сморщенный и покрытый какой-то слизью, стоит подле и в похотливом нетерпении роняет зловонные слюни на тело своей нареченной.

Этого девушка уже не смогла вынести. Она снова закричала, но на этот раз сознание потерять не удалось. Разум цепко ухватился за отталкивающие образы и не желал с ними расставаться, даже если это грозило помешательством.

Казалось бы, преодолеть каких-нибудь тысячу триста футов по прямой — что может быть проще? Но не когда собственные ноги больше походят на пару соломенных тюков, готовых вот-вот рассыпаться. А резь в груди делает каждое движение схожим с ощущением того, словно лежишь на огромной наковальне, и сверху раз за разом опускается пудовый раскаленный молот. Да еще ко всему перечисленному по пятам гонится огромное чудовище, способное голыми руками оторвать вам голову.

Наверняка, в другое время и в другом месте Вивьен сам бы нашел свой бег забавным — подгибающиеся, заплетающиеся ноги, хриплое частое дыхание, руки-плети. Все портило разве что окровавленное, искаженное болью лицо. Алхимик больше походил на пьяного, успевшего не один раз повстречаться физиономией с чьим-то кулаком. Но сейчас было не до смеха. Он слышал неумолимо приближающуюся погоню.

По пустынному залу гулко разносились шаркающие шаги Вивьена, им вторили шлепающие звуки, которые издавал во время бега Пастырь. Внезапно в шум погони вклинился крик. На этот раз алхимик уже не сомневался — то был голос Мили. И источник его значительно приблизился. Выбранный путь оказался верным.