Страница 15 из 59
Сразу же за элеватором встали две-три заправочные станции, жестоко конкурирующие между собой и поэтому особенно усердно заманивающие к себе потребителя обещаниями самого лучшего бензина и самого профессионального обслуживания. Соперничали даже их вывески. «Эссо» на длиннющем шесте возносилось к самым облакам; «Мобил» медленно и, казалось, многозначительно вращался вокруг своей оси; «Тэксеко» таинственно мигал разноцветными лампочками.
Свирепая конкуренция раздирала и две-три местных церкви. Об этом можно было судить по щитам-рекламам, призывающим путников остановиться, бросить машину и, не мешкая, преклонить колени перед алтарем.
«Побеседуйте с Христом о ваших делах», — настаивала пресвитерианская церковь.
«Оставьте ваши тревоги у нас», — умоляла церковь методистская.
«Зайдите, прислушайтесь и подчинитесь Его воле», — наставляла церковь католическая.
А в одном городишке мы видели даже такое объявление:
«Игра в лото, в карты, а также танцы по вечерам в церкви святой Мэри».
К сожалению, до вечера было еще далеко, мы не пошли в храм, не рванули рокк под звуки церковного органа и не хлебнули из стеклянной фляжки домашнего кукурузного самогона, который называется здесь «мун-шайн» — «лунный свет».
Да и чем еще другим можно заполнить вечерний досуг в таком типичном американском городишке, где нет ни библиотеки, ни книжного магазина, ни дома культуры, ни кружка самодеятельности, ни даже кинотеатра?
Впрочем, кинотеатр есть, но расположен он в степи, на перекрестке трех автомобильных дорог. Это так называемый «драйв ин», кинотеатр под открытым небом. Туда въезжают на автомобиле, останавливают машину у свободного столбика, на котором висит динамик с длинным проводом. Динамик можно взять в кабину машины и закрыть окно, если на дворе (то есть в кинотеатре) холодно или идет дождь. Впереди сооружен огромный экран, позволяющий видеть кинофильм на расстоянии 300–500 метров. Во время сеанса между машинами бродят лоточники, предлагая зрителям кока-колу, «поп-корн» (жареную кукурузу), горячие сосиски и… противозачаточные средства.
Когда по Америке путешествовали Ильф и Петров, «драйв-ины» еще были мало известны. Их тогда было два или три на всю страну. Именно поэтому мы не нашли никакого упоминания о них ни в «Одноэтажной Америке», ни в записных книжках писателей.
Много воды утекло в местных реках с той поры, когда здесь побывали Ильф и Петров. Но по-прежнему на площадях маленьких городов стоят памятники солдату гражданской войны Севера с Югом, упомянутые в главе «На родине Марка Твена». Кроме чугунных солдат, почти в каждом городе в скверике, около здания мэрии, есть чугунная доска, на которой выбиты имена горожан, павших на этой долгой и кровопролитной войне. Иногда это очень длинные списки. Смиты, Брауны, Робертсы, Уайты… И вдруг среди них Иван Сидоров. Как он попал сюда? Из какой губернии российской империи занесло его в штат Иллинойс? Этого уже никто из ныне живущих в городе не знает.
По-прежнему рядом с чугунным солдатом стоит пушка времен гражданской войны. Но уже рядом с ней поставлены либо зенитное орудие, стрелявшее в сорок пятом году, либо танк, принимавший участие в корейской войне, либо вертолет, отвоевавший свое во Вьетнаме.
А если в каком-нибудь Хиллсборо или Спрингвилле вы зайдете на почту, вам покажут разноцветные солдатские конверты, пришедшие сюда, в эти маленькие города, из Южного Вьетнама, Камбоджи, Лаоса, Южной Кореи, Японии, Испании, Западной Германии, Панамы и из многих других государств Европы, Азии и Латинской Америки, где есть американские военные базы. За минувшие десятилетия Соединенные Штаты превратились в самую агрессивную, самую воинственную страну капиталистического мира. И в этом, наверное, главное отличие сегодняшней Америки от той, которую видели Илья Ильф и Евгений Петров.
Сама же Америка, защищенная океанами, не испытала ужасов вражеского вторжения. В то время, как под бомбами умирали города Европы, в Соединенных Штатах не было ни одной воздушной тревоги.
За все годы войны на американской земле взорвалась лишь одна неприятельская бомба. Японские военные моряки прикрепили ее к воздушному шару и, дождавшись попутного ветра, пустили по направлению к Америке. Пролетев около сотни миль, шар начал снижение над штатом Орегон. Его заметили тамошние фермеры и на автомобилях, мотоциклах, велосипедах помчались за ним, как любопытные дети за невесть откуда появившимся воздушным шариком.
Едва шар коснулся земли, вокруг уже собралась ликующая толпа. Бомба взорвалась, убив шесть человек. Это были первые и последние жертвы среди мирного населения США за всю вторую мировую войну. Когда американские атомные бомбы в августе сорок пятого года убили в Хиросиме и Нагасаки свыше трехсот тысяч мирных жителей, в штате Орегон злорадно говорили:
— Это им за тот воздушный шар!
А сколько вражеских снарядов взорвалось на американской земле за все время второй мировой войны? Четыре. Всего четыре. Как-то дождливой ночью два японских миноносца подкрались к западному побережью США, дали залп и поспешно скрылись в темных просторах океана. Снаряды разорвались на пустынном берегу, подняв к небу фонтаны мокрого морского песка. После этого еще долгие годы отцы и деды рассказывали своим потомкам о чудовищных взрывах на берегу неподалеку от Сан-Франциско.
Американцы умирали вдали от своих берегов. Похоронные приходили из Европы, с островов Тихого океана. 291 557 американских солдат и офицеров погибли в боях с немецкими фашистами и японскими милитаристами.
Однажды на заправочной станции к нам в машину попросился молодой парень. Он кончил работу на бензоколонке, где помогал механику, и ехал домой в соседний городок.
— Вы немцы? — спросил он нас по дороге.
— Нет.
— Тогда шведы.
— Тоже нет.
— Французы? Бельгийцы? Итальянцы?
Парень перебрал все известные ему страны, все, кроме Советского Союза. Мысль о том, что посреди бескрайних прерий штата Иллинойс могут очутиться двое русских, как-то совсем не приходила ему в голову. Убедившись, что мы не турки, не шотландцы, не греки и не малайцы, парень в изнеможении замолчал. Нам пришлось назвать себя, иначе он подумал бы, что мы с другой планеты.
— А вы знаете, — сказал парень, — у нас дома есть русская военная медаль.
Оказывается, во время войны его отец был моряком и три раза ходил в Мурманск. Сейчас отца уже нет. Мать хранит советскую медаль вместе с американскими орденами.
— Мама говорит, что отец называл русских героями. Рассказывал, что у вас были большие потери. Это правда?
— Правда.
— Но ведь вы же вступили в войну позже нас.
— Кто это тебе сказал?
— Кажется, так говорили в школе, — смутился парень. — Впрочем, возможно, я слышал это по радио… Уже не помню, где я это слышал. Может быть, читал в газете… Вот так штука! Значит, на вас Германия напала раньше, чем на нас Япония! А я все время думал, что вы присоединились к нам в конце войны. Какие же у вас были потери? Как у нас? Больше? Да ну! Больше трехсот тысяч? Больше полумиллиона? Перестаньте меня разыгрывать! Неужели больше миллиона?
Он просто обалдел, когда мы сказали ему, что за годы войны советский народ потерял двадцать миллионов человек.
— Какой ужас! — сказал он потрясенно. — Какой ужас!
Больше он ни о чем нас не расспрашивал…
Американцы помешаны на статистике. Прежде всего, их, конечно, интересуют они сами. Специальные институты с помощью электронно-вычислительной техники изучают американцев вдоль и поперек, их вкусы, привычки, симпатии и антипатии. Выводятся абсолютные и относительный цифровые показатели, рисуются диаграммы, чертятся зигзагообразные линии спроса и предложений. Швейные монополии почти точно знают, сколько брюк потребуется нынешней зимой в штате Калифорния и сколько бюстгальтеров следует послать в штат Невада. Страховые компании заранее осведомлены о количестве дорожных происшествий, ожидаемых в следующем году. Табачным фирмам загодя известно, сколько будет выкурено сигарет «Кент» и сколько «Кэмел».