Страница 94 из 95
Тяжко и осторожно, все так же удерживая баранку краями ладоней, он проехал по Двенадцатой авеню и, свернув на Сорок шестую улицу, припарковался вопреки правилам перед своим зданием. Медленно передвигая ноги и не разгибая поясницы, вошел, сожалея, что тревожит своим видом спешащих мимо прохожих, и понимая их положение. Не далее чем в половине квартала отсюда три человека были застрелены за то, что они попытались помешать организованному убийству.
Наверху он нашел Памелу, болтавшую с Фреей. Разговор шел о мебели. Обе женщины подскочили при его появлении.
– Да что же это такое? – ужаснулась Фрея. Стрикланд прислонился к стене и проговорил:
– Думаю, что мне нужна ванна.
– Тебе нужен врач, – тихим от испуга голосом произнесла Фрея. – Что случилось с тобой?
– О Боже! – взвыла Памела.
– Мне нужна ванна, – повторил он. – Это все.
Но, оказавшись в ванной, где уже были открыты краны, он понял, что у него нет сил. Он вернулся в гостиную и, опустившись в скрипучее кресло, посмотрел за окно, где на землю опускался тихий весенний вечер. Спина у него по-прежнему не разгибалась.
– Я не могу бросить его, – обратился он к женщинам. Они все еще стояли и смотрели на него расширенными глазами. – Но я не знаю, смогу ли теперь закончить его. Но мне надо попытаться, понимаете?
– В госпиталь Рузвельта, – проговорила Фрея. – Это в Сент-Льюке. Мы отвезем его на такси.
– Я приехал на своей машине, – сообщил им Стрикланд.
– Приходили из лаборатории и забрали пленку, – сказала Памела. – Я впустила их.
– Кто приходил? Какую пленку?
– Ту, что с яхты Оуэна. Парни из Ю-пи-си. Они унесли ее в лабораторию.
– Я не обращался ни в какую лабораторию. Это была обычная видеопленка. Я собирался сделать с нее копию.
– Но те парни забрали ее. Она была на больших бобинах с пометкой «Браун». Они просто отобрали их и унесли. Все, что было с этой пометкой, они забрали.
Он встал, превозмогая боль, и, добравшись до монтажной, мгновенно обнаружил, что все пленки Брауна исчезли. Но было кое-что и похуже. Большую часть своего оригинального звукового материала к фильму он держал в отдельном ящике, собираясь озвучить фильм по-своему. На ящике было написано: «Звук Браунов». Теперь он стоял раскрытый и пустой.
– Мой звук. Они забрали мой звук.
– Звони в полицию, – посоветовала Фрея.
– Они забрали мой звук, – повторил он. – Они забрали у меня журналы. Они забрали пленку.
– Свяжись с адвокатом.
– Придется. – Вся пленка, на которой он снимал Браунов на берегу, была надежно спрятана в подвале его лаборатории. Большая часть отснятых на ней эпизодов была теперь немой, и отсутствовала пленка с яхты. И не было бортовых журналов. – Но я не думаю, что это поможет.
Создать фильм из этих жалких остатков почти наверняка будет ему не по силам. Для этого потребовались бы фантастическая изобретательность и неизмеримо огромный труд. В то же время он вовсе не был уверен, что удержится от того, чтобы попытаться сделать это. Ему придется сидеть в потемках и смотреть на немую и жалкую пародию утраченного фильма. И на утраченную женщину. На это может уйти его оставшаяся жизнь.
«Мне не удастся», – думал Стрикланд. Рука его уже никогда не будет такой бесстрастной и беспечной, как прежде.
– Пойдем, – звала Фрея. – Мы отвезем тебя.
– О Боже! – причитала Памела.
– Тебе надо позвонить в полицию сейчас, – говорила Фрея, когда они ковыляли к двери.
– Правильно, – согласился Стрикланд. – Страховка.
– Что дальше? – спросила она.
– Я не знаю, смогу ли я сделать его теперь. Но я должен попытаться.
– Ох, бедный, – воскликнула Памела. Во взгляде у нее промелькнуло что-то похожее на гордость.
– Я должен выбраться отсюда. Устроиться где-нибудь. Может быть, мне все же удастся сделать что-то.
Пронзенный болью, он остановился. Женщины держали его под руки.
– Господи, – прошептал он, – мои руки… – Одна из них сильно распухла. Он с трудом проглотил слюну. – Или, может быть… может быть, мне надо просто поискать что-то другое. Может быть, этот фильм у меня просто не задался. Злой рок.
– И правда, – согласилась Памела.
– Все равно я не могу оставаться здесь.
– А почему? – спросила Фрея.
Он стал хрипеть. Им показалось, что он смеется.
– Мне кажется, я лишился своего места парковки.
68
Когда рабочие вынесли последний ковер, Энн разложила пляжное кресло и села с сигаретой посреди голой гостиной. Неизвестно откуда взявшееся, но неодолимое желание вновь начать курить пришло к ней в самом начале лета. Ей было слышно, как наверху в своей ободранной спальне плакала Мэгги. Энн явственно представляла себе, как девочка сидит на полу, прислонившись к стене, и прижимает к себе медвежонка. Энн закрыла глаза и откинула прядь со лба. Волосы у нее наконец начали обретать свою прежнюю длину.
Она сняла дом для них возле Саут-Дартмута в Массачусетсе. Это был старый дом с видом на Баззардскую бухту, из тех, что она предпочитала: выстроенный в колониальном стиле. Там Мэгги сможет посещать дневную школу и жить дома. А сама Энн будет готовиться к гонке. Она планировала принять в ней участие, когда Мэгги будет учиться на первом курсе колледжа. Тем более что сейчас уже все оставили надежду отговорить Энн от этого.
Если не считать курения, образ жизни у нее был здоровый. Какое-то время она каждый вечер посещала общество анонимных алкоголиков при местной церкви. В нем состояли исключительно мужчины – умеренно пьющие провинциалы и несколько рабочих.
Мужчин, казалось, тяготило ее присутствие. Возможно, оттого, что слишком явными были ее раны, а может, просто потому, что они считали ее запойной. И это было не так уж далеко от истины. Чувство юмора приобретало у нее какой-то хулиганский и не совсем приличный оттенок. Горький и немного жестокий. Хорошие манеры, усвоенные в школе, понемногу забывались. И, что хуже всего, терпение ее почти иссякло.
Письмо, которое она забыла отдать Оуэну, обнаружилось в старом заброшенном портфеле, куда она сунула его по ошибке во время сборов. В нем она приводила строчки из «Ромео и Джульетты»:
Она не могла представить себя переписывающей такие сантименты.
Слухи о том, что случилось с Оуэном, начинали просачиваться, несмотря на принятые ею предупредительные меры. Капитан Риггз-Бауэн, без конца лепетавший об осторожности, оказался болтливым выскочкой, которому не терпелось добиться дешевой популярности, рассказывая о том, что он предвидел все заранее. Это было смешно. Стрикланд в конечном итоге оказался прав, теперь она не сомневалась, что он все понимал. Кто бы мог подумать такое?
Фильм у него, конечно, получился бы великолепный. В одном из журналов проскользнуло сообщение, что он все же пытается что-то слепить из оставшихся кусков. Людское любопытство служило хорошим стимулом к продолжению работы. И, если все это выплеснется на телевидении, она ничего не сможет сделать. Ей нелегко будет пройти через это. Когда ее всюду будут узнавать и жалеть, судачить о ней и даже через годы не упускать ее из виду. Нет. Ей и без того приходится несладко. У нее есть заботы посерьезнее, чем карьера одного умника и последнее слово в кинематографе.
Отец однажды туманно намекнул, что они как следует наехали на Стрикланда. Она не желала тому зла, но и задумываться на этот счет тоже не стала. Если так случилось, значит, произошла еще одна вещь, достойная сожаления и раскаяния.
В жажде исповедания она все рассказала как-то Баззу Уорду. О Стрикланде и всем остальном.
– Черт бы меня побрал, – сказал тогда он.
– Это не похоже на отпущение грехов, – усмехнулась она.
– Это и не отпущение. Какое там, к дьяволу, отпущение. – Он махнул рукой.