Страница 31 из 55
Май 1849 г
Саксония. За столом в тюремной камере сидит адвокат (Франц Otto). Бакунин, в кандалах, сидит напротив.
Отто. Чем вы занимались в Дрездене?
Бакунин. Когда приехал или когда уехал?
Отто. Вообще.
Бакунин. Когда я приехал, я использовал Дрезден в качестве базы для подготовки разрушения Австрийской империи; но недели через две тут разразилась революция против короля Саксонии, и я к ней присоединился.
Пауза.
Отто. Вы понимаете, с кем вы говорите?
Бакунин. Да.
Отто. Я ваш адвокат, назначенный саксонским правительством осуществлять вашу защиту.
Бакунин. Да.
Отто. Вы обвиняетесь в государственной измене, за которую по закону полагается смертная казнь. (Пауза.) Что привело вас в Дрезден? Я полагаю, вы хотели посетить картинную галерею с ее знаменитой «Сикстинской мадонной» Рафаэля. Скорее всего, вы даже не подозревали ни о каком мятеже, готовящемся против короля. Когда третьего мая на улицах появились баррикады, для вас это было полной неожиданностью.
Бакунин. Да.
Отто. А… Прекрасно. Вы никогда не планировали никакого восстания. Вы к нему были непричастны, никак с ним не связаны, и цели его вас совершенно не интересовали.
Бакунин. Совершенная правда! По-моему, король саксонский поступил совершенно правильно, распустив парламент! Я вообще презираю подобного рода собрания.
Отто. Ну вот видите. В душе вы монархист.
Бакунин. Четвертого мая на улице я встретил друга.
Отто. Совершенно случайно?
Бакунин. Совершенно случайно.
Отто. Его имя?
Бакунин. Вагнер. Он капельмейстер Дрезденской оперы, или, во всяком случае, был им, пока мы ее не сожгли…
Отто. Мм… Не забегайте вперед.
Бакунин. О, он был даже рад – он презирал вкусы дирекции. Как бы то ни было, Вагнер сказал, что идет в ратушу, чтобы посмотреть, что там происходит. Я пошел с ним. Как раз провозгласили временное правительство. Его члены были в полной растерянности. Бедняги не имели ни малейшего представления о том, как делаются революции, так что я взял все на себя.
Отто. Минуточку, постойте…
Бакунин. Королевские войска ждали подкрепления из Пруссии, так что нельзя было терять ни минуты. Я принял решение разобрать железную дорогу и указал, где расставить пушки…
Отто. Остановитесь, остановитесь.
Бакунин (смеется). Говорят, будто я предложил повесить на баррикаду «Сикстинскую мадонну», исходя из того, что пруссаки окажутся слишком образованными, чтобы палить в Рафаэля…
Отто вскакивает и опять садится.
Отто. Вы знаете, кто я такой?
Бакунин. Да.
Отто. Что вы делали в Дрездене? Перед тем как вы ответите, я должен вам сказать, что австрийский и российский императоры требуют вашей немедленной выдачи…
Бакунин (пауза). Когда я приехал, я использовал Дрезден в качестве базы, для подготовки разрушения Австрийской империи, которое я считаю необходимым условием для того, чтобы поджечь Европу и таким образом начать революцию в России. Но недели через две, к моему глубокому изумлению, разразилась революция против короля Саксонии…
Июнь 1849 г
Из эссе Александра Герцена «С того берега»:
Из окрестностей Парижа мне нравится больше других Монморанси. Там ничего не бросается в глаза, ни особенно береженые парки, как в Сен-Клу, ни будуары из деревьев, как в Трианоне. Природа в Монморанси чрезвычайно проста… Там есть большая роща, месторасположение довольно высокое, и тишина… Не знаю отчего, но эта роща напоминает мне всегда наш русский лес… идешь и думаешь… вот сейчас пахнет дымком от овинов, вот сейчас откроется село… с другой стороны, должно быть, господская усадьба, дорога туда пошире и идет просеком, и верите ли? мне становится грустно, что через несколько минут выходишь на открытое место и видишь вместо Звенигорода – Париж. Маленькое строение, окна в три, – дом Руссо.
«Завтрак на траве». Живая картина, предвещающая картину Мане, которая будет написана 14 лет спустя. Натали – обнаженная женщина, сидящая на траве в окружении двух совершенно одетых мужчин – Герцена и Георга. Эмма, наклонившаяся, чтобы сорвать цветок, – женская фигура на втором плане. Общая композиция включает еще и Тургенева, который, на первый взгляд, делает набросок Натали, а в действительности рисует Эмму. На самом деле в этой живой картине друг на друга наложились два разных места действия – в одном Натали и Георг, в другом Герцен, Эмма и Тургенев. Бросается в глаза, что Эмма беременна. Рядом с Натали – маленькая корзина.
Герцен. Я дал Сазонову уговорить себя принять участие в его демонстрации. Несколько часов под стражей отбили у меня желание сидеть в участке с сотней сокамерников и одним на всех ведром для испражнений.
Георг. Можно открывать?
Натали. Нет еще.
Герцен. Я достал валашский паспорт. По-моему, нам, всем вместе – нашим двум семьям, следует снять дом за границей.
Тургенев. Полиции нет до тебя никакого дела.
Герцен. Я не собираюсь здесь оставаться, чтобы это выяснить, как Бакунин в Саксонии.
Тургенев. Но здесь же республика.
Герцен. Малиновый какаду уже вылетел в Женеву.
Натали. Вы не подсматриваете?
Георг. Нет, ни капельки. Что вы там делаете?
Герцен. Можно взглянуть?
Тургенев. Если хочешь.
Натали. Ну хорошо, теперь можете открывать.
Герцен (смотрит через плечо Тургенева). А…
Георг. О Боже милостивый!
Эмма. Я должна пошевелиться – простите!
Георг. Натали…
Тургенев. Конечно! Подвигайтесь!
Натали. Тсс…
Георг. Моя дорогая…
Тургенев. Вы мне больше не нужны.
Эмма. Ужасные слова!
Георг. Но если кто-то…
Натали. Тсс…
Герцен. Он рисует облака. Иногда я думаю: как выглядит современное русское искусство?
Натали. Видите ли, я хотела быть обнаженной, для вас…
Георг. Да. Я вижу…
Эмма. Интересно, куда они пропали?
Натали. Только один раз.
Тургенев. Грибы собирают.
Hатали. Чтобы, когда я буду сидеть напротив вас в мире объективной реальности, слушая, как Александр по вечерам читает Шиллера, – или завтракая на траве в Монморанси! – вы бы помнили, что есть внутренний мир, мое истинное существование, где моя обнаженная душа едина с вашей!
Георг. Я глубоко… Всего лишь раз?
Герцен. На что оно похоже?
Натали. Помолчим. Закроем глаза и приобщимся к духу Руссо, среди этих деревьев, где он бродил!
Герцен. Руссо жил вон там, в том домике. Монморанси – единственный из парижских пригородов, который напоминает мне о России. А там, где ты гостишь у друзей, – там красиво?
Тургенев. Восхитительно.
Эмма. У ваших друзей есть земля?
Тургенев. По нашим меркам – совсем немного. С одного края поместья видно другой.
Герцен. Сколько у них душ?
Тургенев. У каждого по одной.
Натали. Ах, Георг! Мне ничего не нужно, только отдавать!
Георг. Прошу вас, оденьтесь пока…
Натали. Мне от вас ничего не нужно, только возьмите!
Георг. Хорошо, хорошо, только не здесь же.
Натали. Возьмите мои силы, мою радость.
Георг. Что? О да, да. Вы одна меня понимаете.
Герцен. И чем вы там занимаетесь?
Тургенев. Ходим на охоту.
Герцен. Мадам Виардо охотится?
Тургенев. Нет, она не американка, а оперная певица. Охотится ее муж.
Герцен. А… хорошо он стреляет?
Тургенев комкает свой рисунок.
Эмма. Значит, я зря терпела?
Георг. Эмма, наверное, не знает, что и думать…
Натали. Давайте расскажем ей!
Георг. Нет!
Натали. Отчего же?
Георг. Кроме того, она скажет Александру.
Натали. Александр никогда об этом не должен узнать.
Георг. Согласен.
Натали. Он не поймет.
Георг. Нет, не поймет.
Латали. Если бы он только знал, что в моей любви нет ни капли эгоизма.