Прекрасная незнакомка

– И теперь ты сидишь и ждешь конца. Она закрыла глаза:

– Не говори так. Я не жду этого. Я не жду его смерти. Я просто делаю то, что делала последние пятнадцать лет – остаюсь его женой.

– А тебе не кажется, что некоторые обстоятельства слегка меняют ситуацию, Рафаэлла?

Она покачала головой.

– Ладно, не буду на тебя давить. – Он представил, под каким давлением она оказалась дома в Испании. Трудно поверить, но родной отец установил за ней слежку, угрожая разоблачением.

Алекс с трудом справился с яростью, которую разбудил в нем отец Рафаэллы, и заглянул ей в глаза:

– Давай оставим вопрос открытым. Я люблю тебя. И я хочу тебя. Я буду ждать сколько нужно. До завтра или десять лет. Моя дверь всегда открыта для тебя. Ты понимаешь, Рафаэлла? Ты понимаешь, о чем я говорю?

– Да, но это просто сумасшествие. Ты должен жить своей жизнью.

– А ты?

– Я – другое дело, Алекс. Ты свободен, а я замужем.

Они посидели молча, радуясь близости друг друга. Рафаэлле очень хотелось, чтобы это мгновение длилось вечно, но уже смеркалось и начинал опускаться туман.

– Он продолжает за тобой следить?

– Не думаю. Для этого нет причин.

Она улыбнулась, и ей очень захотелось прикоснуться к его щеке. Но она не могла себе этого позволить. Никогда-никогда. А он совсем сошел с ума. Глупо сидеть и ждать ее всю оставшуюся жизнь.

– Пойдем. – Он поднялся и протянул ей руку. – Я провожу тебя до машины. Или этого лучше не делать?

– Лучше не надо, – с улыбкой ответила она, – но ты можешь проводить меня до полдороги.

Уже темнело, и ей не очень-то хотелось возвращаться одной в темноте. Она вопросительно взглянула на него, приподняв брови, ее глаза еще больше выделялись на осунувшемся лице.

– Как Аманда?

– Скучает по тебе… почти так же сильно, как я. – Он мягко улыбнулся.

– Как она провела лето? – Рафаэлла не улыбнулась в ответ.

– Она прожила у Кэ почти пять дней. Моя драгоценная сестрица планировала, что целый месяц будет демонстрировать ее избирателям. Мэнди посмотрела на всю эту кухню и решила убраться подобру-поздорову.

– Она вернулась домой?

– Нет, мама взяла ее с собой в Европу. Кажется, они неплохо провели время.

– Разве она тебе ничего не рассказывала?

Он посмотрел на Рафаэллу долгим взглядом:

– До сегодняшнего дня я вообще плохо слышал, что мне говорили.

Она кивнула, и они пошли дальше. Наконец она остановилась.

– Дальше я пойду одна.

– Рафаэлла… – Он помедлил и решился все же попросить ее: – Можно, мы будем иногда встречаться? Вместе пообедаем… выпьем что-нибудь…

– Я не могу на это согласиться.

– Но почему?

– Потому, что нам обоим хотелось бы большего, и ты это знаешь. Пусть все останется как есть, Алекс.

– Почему? Чтобы я тосковал по тебе, а ты доводила себя до изнеможения? И это ты находишь справедливым? Поэтому отец пригрозил тебе смертью Джона Генри? Чтобы заставить нас жить такой невыносимой жизнью? Неужели ты не ждешь от жизни ничего большего, Рафаэлла? – Не в силах совладать с собой, он приблизился и нежно обнял ее.

– Неужели ты обо всем забыла?

Она чуть не заплакала, уткнувшись ему в плечо.

– Я все, все помню… но это все позади.

– Нет. Я ведь люблю тебя. И буду любить всегда.

– Но ты не должен. – Она все-таки подняла голову. – Забудь обо всем. Ты должен это сделать.

Алекс покачал головой и спросил:

– Что ты делаешь на Рождество?

Рафаэлла удивленно взглянула на него, не понимая, что у него на уме.

– Ничего. А что?

– Аманда уезжает к маме, на Гавайи. Они улетают в пять вечера накануне Рождества. Почему бы тебе не прийти ко мне на чашку кофе? Я обещаю, что не буду докучать тебе и требовать невозможного. Я просто хочу тебя видеть. Это так важно для меня. Рафаэлла, пожалуйста…

Его голос задрожал, и тогда она, из последних сил стараясь быть твердой, оттолкнула его и покачала головой.

– Нет, – прошептала она чуть слышно. – Нет.

– Я не хочу тебя заставлять. Но я буду дома. Один. Всю рождественскую ночь. Подумай об этом. Я буду ждать.

– Нет, Алекс… ради Бога…

– Не волнуйся. Если ты не придешь, я все пойму.

– Но я не хочу, чтобы ты ждал меня. И я не хочу приходить.

Он промолчал, но в глубине души у него затеплилась надежда.

– Я буду ждать.

Он улыбался.

– А теперь прощай.

Он поцеловал ее в лоб и потрепал по плечу своей большой рукой.

– Береги себя.

Она ничего не ответила и медленно пошла прочь. Один раз она оглянулась. Он стоял на месте, и ветер теребил его темные волосы.

– Я не приду, Алекс.

– Ничего страшного. Я все-таки буду ждать. Вдруг ты надумаешь.

Она уже дошла до лестницы, ведущей наверх, к машине, когда он крикнул ей вслед:

– До Рождества!

Он смотрел, как она поднималась, и думал о преданности Рафаэллы Джону Генри, о ее любви к нему самому, о ее обязанностях. Она была вольна в своих поступках.

И он не мог перестать ее любить.

Глава 28

Маленькая рождественская елочка мерцала на карточном столе, словно освещая Рафаэллу и Джона Генри. Они разделывались с индейкой, держа на коленях слишком надоевшие всем в этом доме подносы. Он был сегодня совсем тихим, и Рафаэлле подумалось, что праздник скорее угнетал его, напоминая о былых катаниях на лыжах в дни его юности, об их рождественских каникулах вместе с Рафаэллой или о тех годах, когда его сын был маленьким и фойе на первом этаже украшала огромная елка.

– Джон Генри… дорогой, ты хорошо себя чувствуешь? – Она наклонилась к нему, и он молча кивнул. Он думал об Алексе и их разговоре. Что-то было явно не так, но в последние месяцы ему так нездоровилось, что он почти не обращал внимания на состояние Рафаэллы. Ей всегда удавалось его одурачить: в своем стремлении поддержать его настроение она искусно прятала свои переживания. Он со вздохом откинулся на подушки.

– Я так от всего этого устал, Рафаэлла!

– От чего, от Рождества? – удивилась она. Комнату освещали только елочные гирлянды, но, возможно, его раздражало бы яркое освещение.

– Нет, от этого всего… от жизни… от обедов… от новостей, в которых нет ничего нового. Я устал дышать… разговаривать… спать… – Он быстро взглянул на Рафаэллу, глаза его были грустны.

– А от меня ты еще не устал? – Она улыбнулась и наклонилась к нему, чтобы поцеловать, но он отвернулся.

– Не надо… – глухо произнес он, уткнувшись в подушку.

– Джон Генри, что случилось?

Рафаэлла была удивлена и обижена, и он медленно повернулся к ней.

– И ты еще спрашиваешь? Как ты можешь… так жить?.. Как ты можешь это выносить? Иногда… я думаю о стариках… которые умирали в Индии… а их молодые жены… должны были всходить на погребальный костер… Я ничем не лучше, чем они…

– Замолчи. Не говори глупостей… Я люблю тебя…

– Значит, ты ненормальная, – не на шутку рассердился он. – Но если ты и чокнутая, то я – нет. Почему ты никуда не уезжаешь? Отдохни… сделай что-нибудь, Бога ради… Но только не прожигай свою жизнь, сидя возле меня… Моя жизнь кончилась… – Его голос стал совсем тихим. – Моя жизнь кончилась. И она была бесконечно долгой.

– Неправда.

Она пыталась его утешить, но слезы застилали ей глаза. Один его вид раздирал ее сердце на части.

– Правда-правда… и ты должна… смириться с этим… Я умер… уже много лет назад… Но хуже всего то… что я убиваю тебя… Почему бы тебе не съездить развеяться в Париж?

Ему очень хотелось знать, что произошло между ней и Алексом, но он ни о чем не спрашивал. Он не хотел показывать, что обо всем осведомлен.

– Почему именно в Париж? – удивилась она.

Поехать к отцу после всего того, что произошло между ними летом? Даже мысль об этом ей невыносима.

– Я хочу… чтобы ты уехала… на некоторое время… – настаивал Джон Генри.

Она решительно покачала головой:

– Я не поеду.