Смешенье

– Это от вашей очаровательной герцогини, – сказал Барнс.

– Я так и догадался.

Барнс некоторое время скользил глазами по листку, потом заморгал и вздохнул.

– Мне можно узнать, о чём там, сэр?

– Это о вашей девушке.

– Абигайль?

– Она меньше чем в тридцати милях отсюда… в доме, который давно не охраняется, поскольку его владелец сидит в лондонском Тауэре. Как удачно, сержант!

– Что удачно, сэр?

– Не прикидывайтесь дурачком. Как раз когда вам пришла пора строить планы на штатскую жизнь, ваша постоянная обуза – Джимми и Дэнни – улетучилась, а вам представился случай заполучить жену.

– Именно что заполучить, сэр, поскольку она – законная собственность графа Ширнесского.

– А нам-то что? Если Джимми и Дэнни могли отправиться за одичалой свиньёй, почему бы нам не украсть для вас жену?

– Что значит «нам», сэр?

– Я принял твёрдое решение! – объявил капитан Барнс, поджигая угол письма. – Обеспечить вам счастливую семейную жизнь на постоянном месте – вот лучший способ не растерять Блекторрентский полк! К тому же это будут превосходные учения!

Дорога в Прецш

Апрель 1696

Но Бог выбрал самый совершенный мир, то есть такой, который в одно и то же время проще всех по замыслу и богаче всех явлениями[39].

– Менее всего я воображал, что два старых бездетных холостяка займутся доставкой детей из города в город, – сказал Даниель.

Покуда карета моталась и подпрыгивала по хорошей большой дороге из Лейпцига в Виттенберг, а затем по очень, очень плохой в Прецш, Доктор. Уотерхауз оседал, словно груда песка, заталкивал подушки под самые костистые части тела и всё сильнее упирался ногами в основание скамьи, на которой сидел его спутник – Готфрид Вильгельм Лейбниц.

Если Даниель превратился в груду песка, то Лейбниц, куда более привычный к долгим поездкам, являл собой обелиск. Он сидел совершенно прямо, как будто изготовился окунуть перо в чернильницу и начать трактат. Сейчас он поднял бровь и с любопытством взглянул на Даниеля, который уже практически полулежал, едва не упираясь коленом ему в пах.

Когда герцогиня Аркашонская и Йглмская попросила отвезти Иоганна в Лейпциг, Даниель сперва подумал, будто ослышался, однако просьбу выполнил и к собственному изумлению встретил в пункте назначения Лейбница, к которому собирался ехать в Ганновер. Ушей Софии и Софии-Шарлотты достигла весть, что вдовствующая курфюрстина Элеонора тяжело заболела и лежит при смерти. В случае её кончины кто-то должен был сопровождать безутешную принцессу Каролину в Берлин. И кому это поручили? Лейбницу.

Лейбниц на мгновение задумался, потом сказал:

– Кстати. Как здоровье младшего сына герцога Пармского? Прошла ли его сыпь?

– Вы ставите меня в тупик, сударь. Я не знаю даже, как зовут герцога Пармского, а уж тем более как поживает его сын.

– Ответ очевиден, – сказал Лейбниц, – поскольку у него нет сыновей. Только дочери.

– Я начинаю чувствовать себя тупым собеседником в сократическом диалоге. К чему вы клоните?

– Если бы вы спросили герцога Пармского о Лейбнице, тот, возможно, смутно припомнил бы фамилию. Однако он ничего не знает о натурфилософии и, разумеется, никогда бы не поручил вам или мне сопровождать в дороге его дочь. Почти все именитые люди – такие же, как герцог Пармский. Они о нас не знают и знать не хотят, как и мы – о них.

– Вы хотите сказать, что у меня систематическая ошибка наблюдений?

– Да. Именитый человек на выстрел не подпустит к себе таких, как вы или я. Исключение – несколько крайне эксцентричных особ (дай им Бог здоровья!), питающих интерес к натурфилософии. Раньше их было больше, сейчас я могу пересчитать всех по пальцам одной руки: Элиза, София, София-Шарлотта. Только с ними нам и случается беседовать. Они хотят приобщить своих детей к натурфилософии. Выбирая между таким, как вы и я, или свободным (чтобы не сказать – праздным) дядюшкою, слугою, придворным или священником, склонным по дороге оставить дитя без присмотра, растлить, охмурить или подчинить своему влиянию, любая из трёх предпочтёт натурфилософа – мы в худшем случае нагоним на ребёнка скуку.

– Боюсь, так и получилось у меня с маленьким Иоганном, – сказал Даниель. – Думаю, ему больше по душе был бы учебный курс, посвященный исключительно оружию. В отсутствие оружия он предпочитает рукопашный бой. Кажется, я узнал от него больше захватов и подножек, нежели он от меня – научных фактов.

– Они пригодятся вам в Массачусетсе, – серьёзно проговорил Лейбниц. – Говорят, индейцы сильны в рукопашном бою.

– После фехтовальных уроков, которые давал ему Жан Бар на палубе флагмана, весьма горькая участь – пробыть несколько дней в карете с таким, как я.

– Бросьте! Медленная и мучительная смерть от столбняка – вот горькая участь тех, кто слишком много играет с острым оружием, – сказал Лейбниц. – Элиза это знает. Вы сослужили ей добрую службу, даже если Иоганн по малости лет этого не оценил. Скажите, неужто он и впрямь не проявил ни малейшего любопытства?

– Глупый мальчишка бесконечными разговорами о пушках и мортирах навёл меня на одну мысль, – признал Даниель. – Мы стали говорить о параболах. Я остановил карету на поле между Мюнстером и Оснабрюком, где мы распугали местных крестьян опытами сперва с луком, а затем с огнестрельным оружием.

– Видите? Он этого не забудет. Всякий раз, когда Иоганн посмотрит на метательное орудие – что в нашем скорбном мире случается каждые пять минут, – он будет знать, что оно бесполезно без математики.

– Далеко ли ещё до Прецша?

– Вас ввели в заблуждение скромные размеры дворца, – отвечал Лейбниц. – Смотрите, мы уже в Прецше. – Он открыл окно и, придерживая парик, чтобы тот не свалился под колёса, высунул голову из кареты. – Вдовий дом прямо перед нами.

– О чём вы будете беседовать с сироткой, – спросил Даниель, – если она не разделяет Иоганновой страсти к оружию?

– О чём ей захочется, – отвечал Лейбниц. – Она как-никак принцесса и почти наверняка когда-нибудь станет королевой.

Он скептически оглядел Даниеля.

– Хорошо, – отвечал тот, вползая обратно на скамью. – Я сяду прямее.

Процессия состояла из трёх экипажей, фургона и нескольких драгунов. Драгуны – пруссаки и бранденбуржцы из Берлина – прибыли через час после того, как Даниель, доставив Иоганна в Дом Золотого Меркурия и разменяв вексель, отыскал Лейбница. Капитан драгун, бранденбуржец, не допускающим возражений тоном объявил, что они должны засветло перебраться через Эльбу в Бранденбург, дабы не искушать саксонцев. Даниеля опасения позабавили, однако Лейбниц счёл их оправданными. Нищая сирота Каролина, живущая в глухой дыре, оставалась принцессой, а принцесса на руках – это власть. И хотя Август Сильный, курфюрст Саксонии, выгодно отличался от своего покойного брата, интригам его не было конца. Ему вполне могло взбрести на ум украсть Каролину и насильно выдать за какого-нибудь русского царевича. Посему девочку и её единственный саквояж забрали из вдовьего дома с поспешностью, более обычной при похищениях и побегах. Это не облегчило осиротевшей принцессе прощание с родным домом; впрочем, растянись оно надолго, ей бы легче не стало. Она сама выбрала кофейного цвета экипаж, расписанный цветами – тот, в котором ехали Лейбниц и Даниель. Слёзы и улыбки чередовались на её лице, как дождь и солнце ветреным мартовским днём. Ей было тринадцать.

Они переправились через Эльбу на ближайшем пароме и через несколько часов доехали до Бранденбурга, где и остановились в гостинице на дороге из Мейссна в Берлин. На следующее утро встали поздно. Примерно пятьдесят миль отделяло их от Шарлоттенбурга и гостеприимства той, чьё имя носил замок, – курфюрстины Софии-Шарлотты.

– Располагайте мной, ваше высочество, – сказал Лейбниц. – Дорога длинная, и я сочту за честь, если хоть в малой мере помогу её скоротать. Можем продолжить уроки математики, оставленные на время болезни вашей покойной матушки. Можем побеседовать о богословии, ибо на него вам следует обратить внимание: при Бранденбург-Прусском дворе вы встретите не только лютеран, но и кальвинистов, иезуитов, янсенистов, даже православных; опасайтесь, как бы какой-нибудь ретивый златоуст не сбил вас с толку. Ещё я захватил блок-флейту и могу дать вам урок. Или…

39.

Перевод В.П.Преображенского