Страница 1 из 33
Стерлинг, Донна
Жажда приключений
ПРОЛОГ
Притаившись под диваном в гостиной, Клер ждала, когда Нэнни встанет со своего кресла-качалки, выключит свет и проковыляет на кухню, чтобы выпить на ночь стакан горячего молока.
Наконец Нэнни выключила лампу, и уютная комната погрузилась во мрак. Кресло заскрипело, затем послышались шаги. Нэнни ушла.
Клер оставалась в своем укрытии, пока Нэнни наливала молоко и грела его в микроволновке. Затем послышались шаги, и дверь закрылась. Клер выползла из-под дивана и посветила фонариком на стопку газет возле кресла-качалки. Тихонько перелистав их, десятилетняя девочка нашла то, что искала. Бульварные листки. Нэнни всегда клала их под ежедневные газеты, чтобы спрятать от горничных и, конечно, от Клер. Дядюшка Эдгар не одобрял чтения «скандальных газеток».
Спрятав газеты под пижамой, Клер на цыпочках прокралась мимо комнаты Нэнни. Оглядываясь, она прошла по длинному, устланному ковром коридору. На стенах висели портреты знаменитостей, среди которых было немало ее предков. Клер побаивалась ходить в одиночку по темным коридорам. Ей захотелось, чтобы комната ее кузена Джонни была поближе, но он с родителями жил в другом крыле дома. Джонни был на два года младше ее и, хотя частенько надоедал Клер, был ее другом.
Добравшись до своей комнаты, она перевела дух, заперла дверь и выключила верхний свет. Потом залезла на огромную кровать под балдахином, накрылась с головой одеялом и положила перед собой газеты.
Осветив фонариком первые страницы, Клер почувствовала укол совести. Она не любила нарушать распоряжения дядюшки Эдгара. Но если она не прочтет о себе в бульварных газетах, то откуда узнает, что происходит в ее жизни? Взрослые ничего не рассказывают, а Джонни знает еще меньше, чем она.
Один из заголовков гласил: «Жестокая битва за опеку над Валентиной».
Валентина — это ее первое имя, которым мама называла ее, когда они бывали «в обществе», то есть на вечеринках или во время фотосъемок. Дома же ее звали вторым именем — Клер. Все это было до того, как родители погибли в автокатастрофе. Потом приехал дядюшка Эдгар, и она стала для всех Валентиной, хотя и просила называть себя Клер. Никто не прислушался к ее просьбе, кроме Нэнни и Джонни.
Отогнав мрачные мысли, она прочла другой заголовок: «Бедная крошка Принцесса Ароматов». Этот заголовок поставил ее в тупик. С «Принцессой Ароматов» все понятно — парфюмерный бизнес принес богатство дедушке, а мама была кинозвездой и прославила духи дедушкиной фирмы.
Но почему в газетах ее называли бедной, ведь Нэнни говорила, что она богата? Наследница, сказала Нэнни. Это означало, что в двадцать пять лет Клер получит деньги, которые ей оставили родители. На прошлой неделе в одной из бульварных газеток она прочитала, что это будет больше миллиарда долларов. Так почему же ее назвали бедной?
Раньше она вместе с мамой занималась благотворительностью в пользу бедных детей. А вдруг ей придется стать одной из них? Из рассказов Нэнни Клер знала, что у бедных нет телохранителей, которые всегда следуют за ними по пятам, и им не надо убегать и прятаться от фотографов, как приходилось делать маме с Клер. Большинство бедных не беспокоятся о таких вещах, как похищение. Но лучше всего то, что они ютятся так близко друг от друга, что видятся каждый день и ходят друг к другу в гости. Возможно, быть бедным ребенком не так уж и плохо…
Ее разбирало любопытство. Она вытянулась и оперлась на локти, чтобы было удобнее читать. В обеих статьях говорилось о сражении в суде тетушки Ширли, маминой сестры, и дядюшки Эдгара, папиного брата. Каждый хотел получить «опеку». По словам Нэнни, это значило, что они любили Клер и хотели, чтобы она жила с ними. Но в газетах писали совсем не то, что говорила Нэнни. В одной из них прозрачно намекалось, что тетушка и дядюшка хотят опекать Клер только из-за денег.
Так что же происходит на самом деле? Ее охватила ужасная тоска. Даже живот заболел. Как могут тетушка и дядюшка любить меня? Они меня даже не знают. Когда были живы родители, тетю и дядю она видела только по праздникам.
Но было очень больно думать, что они хотели опекать ее лишь из-за денег. Она вспомнила, как мама говорила: «Не верь тому, что пишут в газетах и показывают по телевизору. Это далеко не всегда правда». Но иногда это было правдой — о смерти родителей она узнала из вечернего выпуска новостей.
Сдерживая слезы, Клер выбралась из-под одеяла и легла на подушку. Кого она могла спросить, чтобы получить правдивый ответ? Нэнни скажет ей, что все прекрасно. Она всегда так говорит, чтобы Клер чувствовала себя лучше. Клер знала, что не сможет спросить ни тетушку Ширли, ни дядюшку Эдгара, хотят ли они опекать ее только из-за денег. Мог разразиться скандал.
Тихо всхлипнув, она выскользнула из кровати, упала на колени и стала горячо молиться. Боженька, пожалуйста, помоги мне узнать, кому можно доверять. И, пожалуйста, сделай так, чтобы хоть кто-нибудь любил меня.
Клер молилась горячо и долго, сколько было сил. Затем опять вскарабкалась на кровать и увидела газеты. Легкая дрожь отвращения прошла по ее телу. Зря она их прочитала. Неудивительно, что мама их так не любила, а дядюшка Эдгар запрещает приносить домой. Клер решила больше никогда их не читать.
Она торжественно поклялась быть очень, очень хорошей и всегда поступать по правилам, как полагается… если только это поможет Богу сделать так, чтобы кто-нибудь любил ее.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Ей потребовалось пятнадцать лет, чтобы узнать правду. Доверять она не могла никому. Никому, кроме Джонни.
А то, что она старалась «быть очень хорошей», не принесло ей ничьей любви. Она следовала всем правилам и изо всех сил старалась поладить со всеми — с дядюшкой, учителями, попечителями, секретарями по связям с общественностью, телохранителями, несколькими друзьями и в последние два года — с женихом. К чему же привели все эти усилия?
К тому, что в день своей свадьбы она была предана и унижена.
Одетая в подвенечное платье, теперь казавшееся траурным, она смотрела в окно на пышную калифорнийскую зелень.
— Смотри, Джонни, вон они. Эти папарацци похожи на акул, крутящихся вокруг добычи.
— Они не войдут, Клер, — уверил ее кузен, глядя в другое окно. — Мы сняли отель целиком, и дядя Эдгар поставил охрану у каждой двери.
— Ты недооцениваешь папарацци, — предупредила она. — Они всегда найдут лазейку. — Они охотились за ней многие годы. Она помнила дни, когда пыталась поладить даже с ними. Эти попытки только разожгли их аппетиты.
Они были почти так же назойливы, как тот маньяк, что засыпал ее оскорбительными письмами и анонимными телефонными звонками с изложением подробностей ее личной жизни, невесть как и когда подсмотренных. Однажды он даже вломился в ее дом в Нью-Йорке и разгромил ванную комнату.
Конечно, после этого штат телохранителей увеличился — еще больше глаз стало следить за каждым ее движением, еще больше появилось людей, перед властью которых надо было склоняться — тяжелое испытание для Клер.
Она поняла, что именно в желании поладить со всеми заключается ее главная проблема. Одобрение окружающих стало необходимо ей, как доза наркоману. Настало время от этого отвыкать.
— Тебе нужно отдохнуть, Клер, — услышала она голос Джонни, идя по анфиладе комнат. Шлейф искусно отделанного жемчугом подвенечного платья волочился за ней, цепляясь за мебель. — Утром был настоящий ад, и обед не будет приятнее.
Мягко сказано. Обед будет еще хуже. К тому времени дядя соберет подкрепление, и они постараются заставить ее назначить другой день свадьбы.
— Неважно, что они будут говорить или делать,
Джонни, — сообщила она, приподняв подбородок. — Я не выйду замуж за Престона.