Страница 5 из 12
– Подожди, не реви, – Катя прислушалась к грохоту в ванной. – Сейчас разберемся, что они там имеют…
Анфиса рыдала, уткнувшись в вешалку среди пыли и разорения. А Катя… после совещания в министерстве, где столько умных коллег высказало столько умных, весьма умных, но, увы, мало осуществимых на практике идей, которые надо было затем подать в ведомственной прессе поприличнее… Короче говоря, она была усталой и злой как черт. И еще очень голодной. А такой настрой весьма кстати в разборках с коммунальщиками.
– Вы что тут за безобразие творите? – Катя кавалерийским наскоком распахнула дверь ванной и…
Вместо зеркала, вместо белоснежной итальянской раковины, которую Анфиса выбирала долго и тщательно, вместо новехонькой плитки, что она драила мочалкой с моющими средствами каждый день, зиял страшнейший пролом в стене, и оттуда трое дюжих мужиков выкорчевывали что-то ржавое.
– Не отвинтим никак, заржавело. Автоген тут нужен, деушка, – жизнерадостно сообщил один из коммунальщиков Кате, потерявшей дар речи, видимо принимая ее за хозяйку квартиры. – Щас автогенчиком чикнем и потом новый приварим.
– Да вы же тут все разбили, мама моя, – Катя, как и Анфиса прислонилась… не к вешалке, к двери ванной. – Тут же был новый ремонт, столько всего… А как же потом?! Кто это все будет в порядок приводить?!
Она даже растерялась – разрушения в ванной были слишком масштабными.
– А, ниче, плитку принесем, залепим – и ништяк! Только, конечно, такую не подберем, вон белую кафельную производства незалежной – это пожалуйста. А сейчас автогенчиком поработать придется.
– Ну что там? – шепотом спросила Анфиса, когда Катя вернулась.
– Анфис, ты только не волнуйся. Дело житейское…
– А чего у тебя такое лицо?
– Анфис, они все раскурочили, там вот такая дыра, – потрясенная Катя развела руками на всю длину.
– Ой, а что у тебя такое лицо? Ты только не волнуйся… Я сейчас валокордина тебе накапаю, – Анфиса кинулась на кухню, семеня своими короткими толстыми ножками, – Катюша, это у тебя от неожиданности шок. Я-то уж привыкла с этим чертовым ремонтом, притерпелась, а ты…
БУМ! БАХ! Загрохотало в ванной кувалдой по стенам. Прощай, евроремонт, прощай, итальянская плитка!
Потом подружки сидели в комнате, вздрагивая при каждом новом ударе. Катя выпила-таки валокордин. Прислушивалась к шипению автогена, которым резали стояк. А когда с грохотом и скрежетом по новенькому паркету к ванной покатили на ужасной тележке кислородные баллоны для сварки, она не выдержала:
– Да что же это такое происходит?! Какой это, к черту, капитальный ремонт?! Тут же жить невозможно стало. Вода у тебя есть?
Анфиса горестно покачала головой.
– И канализация не работает, – она снова всхлипнула, – с сегодняшнего дня. Сказали, включат вроде на днях. Я соседку с нижнего этажа встретила, а она меня спрашивает – интеллигентная такая дама, она в консерватории преподает: Анфисочка, простите великодушно, но… такая проблема у меня… как ходить в туалет? Может, вы что присоветуете?
– Многие на дачи уезжают, лето ж, – жизнерадостно посоветовал возникший на пороге комнаты коммунальщик. – Хозяюшка, у вас попить чего не найдется, а то от пыли в горле першит.
Анфиса… добрая Анфиса налила ему, конечно же, чаю… Пей, пролетарий, знаю ведь, не твоя это злая воля – весь этот коммунальный бардак.
– Вот что мы будем делать, – Катя, малость взбодренная валокордином и все еще голодная как волк (есть в этом кошмаре было просто невозможно), скомандовала: – ну-ка давай собирайся. Без разговоров. Сейчас они тут отпилят эту свою трубу, уйдут. Все равно ведь конец рабочего дня. А мы с тобой поедем ко мне. И ты будешь жить у меня. А сюда приезжать – контролировать.
– Но, Кать, как же я квартиру оставлю?
– А как ты будешь без воды и канализации эти дни? Давай собирайся, сейчас я вызову такси, и забудем весь этот капремонт на сегодня как страшный сон.
– Кать, я…
– У меня знаешь какие дома пирожные? – выдвинула Катя последний, самый веский аргумент, – пальчики оближешь. И чай я тебе заварю – этот твой любимый со сливками и карамелью.
Толстушка Анфиса собирала сумки. В ванной пилили стояк – пилите, Шура, или как там вас, пилите! Такси приехало через пять минут. Катя была довольна. Это вам не совещание в министерстве, где скука смертная и надо все равно сидеть, подставив диктофон, строчить в блокноте, записывая умные бесполезные мысли. Это вам – живой процесс, на который можно влиять своей собственной волей.
– А я не помешаю? – Анфиса уже не сопротивлялась, просто беспокоилась из деликатности. – Твой муж… Вадик, он все еще не…
– Он за границей вместе со своим работодателем. – Катя пока не хотела касаться этой весьма больной для себя темы – отношений с «Драгоценным В.А.», как именовался муж ее, Вадим Андреевич Кравченко, на домашнем жаргоне.
– А вы, значит, еще с ним не…
– Ты успеешь сделать свой ремонт, – заверила ее Катя.
Добрая Анфиса только вздохнула. Потом они сидели в прихожей. Ждали, когда отвалят садисты-коммунальщики. И те ушли как ни в чем не бывало, потому что день рабочий кончился, оставив после себя пролом в стене, тучи пыли, битую плитку, пустые краны и лишенный воды унитаз.
Анфиса закрыла дверь разоренной квартиры. Погладила дерматин – не скучай, милый…
Катя, торжествуя, что все проблемы так легко удалось решить по крайней мере на сегодня, погрузила подругу в такси и уже хотела садиться сама, как вдруг у нее зазвонил мобильный.
– Капитан Петровская?
– Да, я.
– Это дежурный по Главку. Вы еще на совещании?
– Нет, что-то случилось?
– Просили вас вызвать.
– Что произошло?
– В Москве серьезное происшествие. Неизвестный открыл стрельбу по прохожим на улице. При его задержании, как нам докладывают, пострадал Гущин Федор Матвеевич… Товарищ полковник наш пострадал…
– Еду! – Катя сунула Анфисе ключи от квартиры. – Адрес знаешь, устраивайся. Я скоро буду, а если задержусь, то…
Она махнула таксисту и, только когда он уже отъехал, сообразила, что они могли подвезти ее туда, куда ее так спешно вызывали, – на работу, на Никитский, 3.
Глава 5
«КАК РАСТАЯЛ…»
Смеркалось. Во внутреннем дворике особняка на газон, на маленькие клумбы ложились густые синие тени. Пока Августа занималась своим клиентом, старшая сестра Руфина и младшая сестра Ника сидели в шезлонгах во внутреннем дворе. Ника уплетала спелую малину, розовый сок тек по ее подбородку, но она словно и не замечала.
Но вот сеанс предсказаний, видимо, закончился. Горничная промелькнула в окнах первого этажа, включая кондиционеры на полную мощность.
– Увезли уродов, – Руфина вздохнула. – Наконец-то. Не поймешь, он один или их двое.
– У него внутри все чешется, – буркнула Ника с набитым ртом.
– Что?
– Чешется, горит. Я вижу… читаю… У него в мыслях только это одно сейчас.
– Этого еще не хватало.
– Трахаться хочет. Был маленький – стал большой. Он вырос, и его мать… Я знаю, что Августа им скажет и что его мать сделает, – младшая сестра-Парка Ника – тридцатилетнее дитя облизнула губы розовым язычком. – Я знаю, что предложит Августа, она всегда это им предлагает.
Руфина резко встала, отпихнула шезлонг ногой. И пошла в дом.
– Вера, откройте окна везде, – приказала она горничной – приходящей поденно, тихой как мышь, мелькающей по дому как призрак. – Здесь кондиционер бесполезен, впустите воздуха, свежего воздуха.
Потом она пошла к Августе и не нашла ее в спальне. Августа была внизу, стояла в зале возле портрета матери – великой Саломеи.
– Я знаю, чего ты хочешь, – резко, даже излишне резко сказала Руфина. – Но я больше этого не позволю. Где угодно, только не здесь. Сюда больше этот сросшийся ублюдок не приедет. И если ты хочешь его, то…
– Отчего ты так жестока? – спросила Августа. – Это же люди… несчастные, искалеченные судьбой. Надо быть милосердной, надо уметь сострадать.