Тринадцатый сын Сатаны

— Ты это знаешь или ты так думаешь?

Валентин пожал плечами:

— Знаю или думаю — какая разница? Главное, что так оно и есть…

Ольга вдруг поняла, что они говорят не о том, о чем надо говорить. Валентина нужно убедить вообще прекратить заниматься этим делом. А она выясняет, насколько велики шансы попасться.

— Погоди-погоди, Валик! — она наморщила свою юный гладенький, пока еще не привыкший к морщинкам, лобик, прижала кулачки к лицу. — Погоди! Скажи, только коротко и ясно: чего ты хочешь добиться? К чему стремишься? Чего добиваешься?

Улыбка словно приклеилась к его губам. Он по-прежнему сидел в своем любимом кресле у окна.

Он ей говорил неискренне, он ей врал — только чтобы Ольга не попыталась последовать за ним.

Ольга втайне мечтала, чтобы они поженились и чтобы такие вот тихие вечера были у них часто-часто. Только чтобы разговор у них шел о других, более спокойных и приятных вопросах. Он очень умный, ее Валентин. Куда ей до него! И он так интересно говорит, рассказывает… И он бы рассказывал ей всякие истории или книги, они смотрели бы вместе фильмы, куда-нибудь ходили… Это и было бы счастьем!

Все это было бы, если бы Валентин, по его словам, вдруг не воспылал этой жуткой идеей. Остановить! Его нужно обязательно остановить!

Но как?

— Я тебе уже рассказал, — тихо напомнил он.

— Ну так повтори еще раз, — попросила она. — Я не все поняла.

Он кивнул. Протянул руку, взял стакан с чаем, сделал глоточек. Аккуратно поставил его на место.

— Олюшка моя, скажи откровенно: ты в Бога веришь? — вдруг спросил у нее.

Девушка растерянно уставилась на него.

— С чего ты это вдруг?

— Вдруг — не вдруг… — мягко возразил он. — Ответить, пожалуйста.

— Не знаю, — она и в самом деле не знала, как ответить на этот, такой простой, казалось бы, вопрос. — Наверное, верю, — наконец сказала не слишком уверенно.

— Вот видишь, не знаешь… — чуть укоризненно обронил Валентин. — В том-то и дело, что не знаешь… А ведь крещена…

— Да, покрестилась года три назад… — она не понимала, почему он перевел разговор на эту тем. — Но причем сейчас это?

— Погоди, не торопись, сейчас поймешь… — снова перебил ее парень. — Значит, крещеная… Ну а в церковь ходишь? Посты соблюдаешь? Причащаешься? Исповедуешься?..

— Ну, не всегда… Редко… Забываю…

Валентин не стал заострять внимание на том, что она вообще никогда — уж кому же, как ему, не знать — не соблюдает ни один из православных праздников — разве что именины, его, Валентина, да свои, Ольги, не подозревая даже о том, что святая равноапостольная княгиня Ольга в крещении была Еленой… И на то, что сказала «покрестилась» вместо «окрестилась» или, что правильнее, «приняла крещение», заострять внимание не стал. А Ольга глядела на него трепетно, тщетно стараясь понять его мысли.

— Так вот, — продолжил разглагольствования Валентин. — Религия — заметь: не одно лишь христианство в любом своем проявлении, а любая из мировых религий — утверждает, что мир сотворен Богом. Тем самым подчеркивается, что Бог первичен, а значит и судить каждого из нас на том свете будет именно он. Так?

Ольга неопределенно передернула плечами.

— Ну… Не знаю… Наверное, так…

Однако Валентин тут же оборвал ее:

— Нет, это совершенно не так. Прежде всего потому, что это нелогично. Если бы это было именно так, в мире все было бы именно так, как Господь хотел, как он завещал, как он хотел раньше и хочет теперь. Однако на практике мы видим совершенно иное. Лев Николаевич Гумилев в своих книгах приводит старинный уйгурский текст, в котором еще сколько-то веков назад старинные уйгуры подметили в религии такие несуразности: если Бог, считали они, создал мир вне себя, значит он ограничил себя в пространстве и, соответственно, не может быть вездесущим; если Бог создал время, значит, и себя ограничил во времени, а значит он не может одновременно пребывать в прошлом и в будущим, а соответственно, он не может знать того, что еще не произошло… Ну и так далее. Продолжая эту мысль, скажу, что если Господь наделил человека способностью сомневаться и совершать нелогичные поступки, с его стороны было бы попросту нечестно осуждать и наказывать человека за реализацию заложенного в него права и способности… На деле же мы знаем, что за сомнение в вере церковь нас осуждает очень сильно. Почему? Вариантов ответа несколько. Господь создал нас, как утверждается, по образу и подобию своему… Но тогда получается, что либо Господь у нас подл, или он попросту не владеет ситуацией. Или, еще один вариант, ему все, происходящее на земле, попросту по фигу… Что ты можешь возразить?

Ольга не знала, что она может возразить.

— Но ведь мы же христиане, Валик, — попыталась подойти она с другой стороны. — Мы же православные христиане! А ты кем хочешь стать?

— Христиане, говоришь? — подчеркнуто пренебрежительно хмыкнул Валентин. — Знаешь, не так давно мне на глаза попалось стихотворение Надежды Дробышевской, где как раз речь идет об этом.

Кстати, поэтесса в конце последней строчки ставит точку. А я бы поставил вопросительный знак. Потому что я не больно-то верю в святость, проклюнувшуюся вдруг в душе у всех подряд мгновенно, едва этой святости разрешили проклюнуться. И где ты сейчас найдешь настоящих, подлинных, без показухи, православных христиан? Ты только посмотри на церковь и наших церковников повнимательнее! Священники грызутся между собой, у них там борьба за власть, свары за вполне материальные блага, склоки из-за приходов… Знаешь, Олюшка, в Эфиопии, например, как это ни странно, большая часть населения — православные христиане, а, значит, соответственно, там тоже служат наши, русские, священники. И в то же время православная христианская церковь, скажем, Германии по своей вертикальной иерархии также подчиняется Москве. И в Штатах, в том числе и на Аляске, в Канаде, в Иерусалиме, в Японии, в Австралии, в том же Париже на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа, где похоронено много наших белых эмигрантов — невозможно перечислить все страны и приходы, куда едут служить русские священники по окончании Духовной Академии. Так что же, ты думаешь, что они безропотно отправляются в любую из них с равным удовольствием? Думаешь, что они, подобно средневековым миссионерам, устремляются в самые дальние дебри самых диких уголков нашего голубенького шарика, дабы обращать тех аборигенов, что съели Кука, в свою веру?.. То-то же! Прошли те библейские времена — в цивилизованных местах, культурным и цивилизованным гражданам и слово Божье нести как-то сподручнее… Ну ладно церковники, в конце концов, я никогда не понимал, зачем для истинного верующего нужны дополнительные промежуточные люди для общения в Богом… Ну а сами-то верующие? На словах окрестились — только почему-то это таинство у нас перековеркали в «покрестились», наверное, потому, что для них и в самом деле этот обряд имеет разовое значение — а в душе-то, в душе всем эта вера и Бог, как говорится, по барабану. И Господь смотрит на все это — и терпит… Нет, Олюшка, что ни говори, сатанисты искреннее! Сатане поклоняются только истинно верящие в него! И в этом они честнее.

Ольга смотрела на него со слезами.

— Но Валик, они же детей, младенцев убивают!

Он остановился, печально покивал головой:

— Да, ты права. Именно поэтому я к ним больше не хожу. Убивать нужно взрослых. Только взрослых, да и то только тех, кто этого заслуживает. Потому что убить ребенка грешно в любом случае. Убивать нужно только тех людей, которые по-настоящему грешны перед Богом!