Гений Умирает Дважды

Ни водитель, ни сопровождающий не знали, о каком приборе идет речь. Да их это и не интересовало. В определенной степени они сейчас лишь поддерживали беседу.

— Фрэнк обидится, — заметил, переводя разговор в другое русло, водитель.

— Обидится, — не стал спорить «Джон». — Он уже доложил «наверх», что завербовал сотрудника русского МИДа… Ну да ладно, с ним мы вопрос как-нибудь утрясем… Что ни говори, прибор для нас куда важнее, чем рядовой источник со Смоленской площади, — у нас сейчас в России информаторов хватает… В общем, сегодня же кончайте с этим дураком…

Машина остановилась перед светофором. Водитель молчал, навалившись на руль, барабанил по нему пальцами.

— Понял, шеф, — за двоих отозвался его напарник.

Джон кивнул.

— Он от тебя не уйдет?.. — поинтересовался шеф. — Что-то мне сдается, что наш друг попытается сегодня же отсюда смыться.

— Обижаешь, шеф! Я ему на машину «маячок» на «прилипалке» подсадил, так что не уйдет, — заверил подручный.

— Ну тогда ладно. В общем, так. Вы вдвоем занимайтесь им, а я передам в Москву подтверждение по поводу списочка. Пусть там наши ребятишки активизируются, займутся делом вплотную… А ведь большое мы сделаем дело, если все удастся, ребята…

Джон говорил это как бы сам себе, словно в задумчивости. В самом деле, зачем рядовым боевикам знать, участниками какой сложной комбинации им предстоит стать. Однако шеф «проговорился» вполне сознательно: пусть проникнутся важностью происходящего, чтобы, не дай Бог, не произошло осечки.

Машина остановилась возле дома, где снимал квартиру Джон.

— Счастливо!

— Пока, шеф!

Автомобиль с боевиками сорвался с места.

Джон еще немного постоял, потом стал подниматься по широкой лестнице. Он был задумчив. Резидент размышлял, каким образом сделать так, чтобы были соблюдены несколько условий: чтобы собрать максимум информации о приборе; чтобы страна стала единоличным владельцем изобретения; чтобы лично его не оттеснили от этого изобретения люди, которые непосредственно будут заниматься им в Москве; чтобы заполучить в свое распоряжение хотя бы некоторое количество акций будущего предприятия; чтобы устранить Лосницкого; чтобы не слишком обиделся Фрэнк…

Тут нужно проявить немалую изворотливость, чтобы провернуть все это. И если удастся… О, только бы удалось!

…Между тем Александр, покрутившись по улицам города, выехал на трассу. «Хвоста» видно не было. Он начал немного успокаиваться. Хотя… При современных способах разведки… Перестраховаться не мешает.

Лосницкий аккуратно съехал с трассы, осторожно остановился у крохотного кафе. Захватив кейс, небрежно осмотрел салон, заглянул в «бардачок» — не забыть бы чего важного… После этого вошел в кафе и неторопливо направился к стойке бара.

— Здравствуйте, — по-немецки поздоровался он с юной девой, кокетливо улыбавшейся ему из-за стойки. — У меня что-то с машиной… Вы не могли бы вызвать такси?

— Конечно, мой господин.

Тут, кажется, абсолютно во всех гостиницах, кафе и ресторанах говорят на нескольких языках: немецком, французском, английском — причем в его обоих вариантах, классическом британском и вульгарном американском… В последнее время стали даже русский понемногу осваивать — все же страну в последнее время посещает 150 тысяч земляков Лосницкого в год.

— Сейчас такси подъедет, — сообщила девушка. — Может, пока выпьете что-нибудь?

В самом деле, не мешало бы немного успокоиться.

Александр всегда старался поддерживать имидж дипломата, который если уж и пьет, то только мартини со льдом или виски с содовой. Ну а тут…

— Сто граммов водки, — неожиданно даже для себя заказал он. — Нет, сто пятьдесят… И настоящей водки, не шнапса.

Дева взглянула на него немного удивленно, однако не сказала ничего. В конце концов если клиенту утром хочется выпить водки, это его дело.

— Что-нибудь еще?

Что еще? Да все, пожалуй…

— Кто заказывал такси?

— Я-я, иду, — отозвался Лосницкий.

Это ж надо, только заказал — и машина тут как тут. И недорого, кстати, не то что в Первопрестольной.

Он торопливо проглотил мягко скользнувшую в горло жидкость, не считая, бросил на стойку несколько монет и, не дожидаясь сдачи, поспешил к автомобилю.

…- Господи, какой идиот, — с некоторой досадой проговорил один из двух мужчин, сидевших в припаркованном неподалеку автомобиле. — Неужто он всерьез надеется нас обмануть?

— Скорее бы уж ехал, чтобы засветло в город вернуться, — озабоченно откликнулся водитель. — А то сегодня футбол… — И тут же предложил: — Давай пари: куда он поедет дальше?

— Покрутится по городу, потом возьмет напрокат другую машину и попытается уехать из города, — охотно включился в игру первый. — Причем, скорее всего, на юг, чтобы нам с тобой мозги заморочить.

— Да ну тебя! — едва ли не с обидой разочарованно протянул собеседник. — Я хотел предложить тот же вариант.

— Так он же идиот, — засмеялся первый.

Через мгновение к нему присоединился и второй.

МОСКВА. КАРДИОЛОГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ КЛИНИЧЕСКОЙ БОЛЬНИЦЫ N…

Врач-кардиолог, кандидат медицинских наук Семен Яковлевич Леваневич откровенно не желал поднимать глаза на сидевшего перед ним человека. Тот, впрочем, прекрасно понимал причину такого поведения собеседника. Вернее, он наивно полагал, что понимает. Потому старался говорить спокойно, убедительно, с не слишком бросающимся в глаза легким нажимом.

— Но согласитесь, доктор, что я должен поговорить с больным… Даже не должен — обязан!

Семен Яковлевич неопределенно передернул плечами.

— Может быть, может быть, все очень даже может быть… — он безостановочно вертел в руках карандаш, легко постукивая по столешнице поочередно то острым, но тупым, с ластиком, концами, и внимательно глядя на свои длинные тонкие пальцы. — Очень даже может быть.

И опять умолк. Несмотря на профессиональную выдержку, собеседник начал слегка раздражаться.

— Не "может быть", а должен, — произнес он подчеркнуто сдержанно.

Леваневич на мгновение поднял глаза, уколол просителя быстрым взглядом.

— Простите, запамятовал, как вас звать-величать?.. — спросил он, вновь отведя взгляд.

— Вадим Сергеевич, — отозвался собеседник.

По сравнению с врачом следователь был еще очень молод, чтобы не сказать юн, а потому свое отчество он произнес тоже с легким нажимом, подчеркивая, что его должность и миссия, с которой он тут пребывает, в значительной степени нивелирует заметную разницу в возрасте.

— Так вот, Вадим Сергеевич, сегодня я буду вынужден признать ваше право на нарушение действующих правил, а завтра вы же вызывите меня к себе в кабинет, — скривил губы врач, упорно глядя перед собой.

— Это почему же? — спросил тот, но в следующее мгновение и сам понял, что имеет в виду эскулап.

— Почему? — врач чуть пожал плечами. — Да потому, что у больного, простите за мрачный каламбур, больное сердце. Оно может не выдержать допроса.

В дверь торопливо постучалась и заглянула молоденькая медсестра, однако Леваневич откровенно поморщился и махнул ей рукой — не до тебя, мол. Она выскользнула в коридор и аккуратно прикрыла за собой створку.

— Ну почему же сразу обязательно допроса? — дождавшись, пока она вышла, поморщился проситель. — Мне нужно с человеком просто поговорить… Задать всего лишь несколько вопросов… Должен ведь я узнать причину, по которой… — он запнулся. — По которой происходят некие события…

Леваневич слегка усмехнулся.

— Да об этих, как вы говорите, неких событиях уже все знают, — он кивнул в сторону лежавших на краю стола газет.

— А больной? — встрепенулся следователь.

— Что вы, ему это, конечно, не показывали, — покачал головой врач. — Да и не до газет ему сейчас… В общем, так, молодой человек, — решившись, вдруг твердо проговорил Семен Яковлевич. — Даю вам на беседу ровно полчаса, тридцать минут

— и ни секунды больше. За больного я не ручаюсь и полностью полагаюсь на ваше благоразумие. Если с ним что случится, Вадим Сергеевич… В общем, я надеюсь, что ничего с нашим пациентом не случится, и соглашаюсь на этот разговор исключительно, так сказать, осознавая гражданский долг и желая оказать, если можно так выразиться, содействие… Но если уж что-нибудь случится, я, как Понтий Пилат, умываю руки, — и он даже потер кисти, продемонстрировав, как будет их умывать.