Соблазнитель

– И что же помешало вам вернуть меня отцу? – спросила она.

– Война, – помрачнев, сказал Дэниел. – Я отдал вас на время одним пожилым супругам, но потом, так и не дождавшись весточки от вашего отца, принял другое решение...

Сообразив, что она круглая сирота, Диана оцепенела.

В одно мгновение рухнули все ее заветные надежды. Коль скоро в Англии ей некого разыскивать, то незачем и возвращаться туда. Сердце Дианы сковала тоска, смертельно побледнев, она спросила:

– А как звали моего отца?

– Джонатан.

– А чем он занимался?

– Он был судовладельцем.

– А где мы с ним жили?

– У вас был свой дом, но потом его продали с торгов за долги, в которые ваш отец залез незадолго перед своим исчезновением.

На глазах Дианы навернулись крупные слезы, в горле застрял горячий ком, а грудь сдавил железный обруч. Уж лучше бы она осталась в своей каморке, а не раскатывала по Парижу в роскошном кабриолете с Дэниелом Сент-Джоном.

Тоска становилась невыносимой, будущее представлялось ей бездонной пропастью. Диана заскрежетала зубами от отчаяния и глухо разрыдалась. Дэниел обнял ее за плечи и привлек к себе. Она уткнулась лицом в его шерстяной сюртук и дала волю слезам.

Ему не следовало говорить ей горькую правду. Нужно было выдумать изощренную небылицу и оставить ей надежду когда-нибудь найти своих родных и близких. Пусть бы разыскивала их в самых невероятных местах бесконечно долго и, разумеется, безуспешно, зато продолжала бы утешаться мечтой о встрече с ними.

Прочитав мольбу в ее серьезном и честном взгляде, Дэниел не посмел ей солгать и рассказал почти правдивую историю, исказив только одну ее часть. О многом же он вообще счел нужным умолчать, чтобы не разбить хрупкое девичье сердце.

Она продолжала рыдать, орошая слезами грубую ткань его одежды, и в душе Дэниела воскресла боль от пережитой когда-то им самим семейной трагедии. В детстве он тоже познал одиночество и вынес немало страданий, борясь за место под солнцем в этом суровом и безжалостном мире. С годами воспоминания о пережитых невзгодах стерлись, однако порой старые сердечные раны давали о себе знать. Своим исцелением он в значительной мере был обязан Жанетте. Вспомнив о сестре, Дэниел снова пожалел, что не ввел Диану в заблуждение и лишил ее остатков иллюзий относительно будущего. Пусть бы лучше она пребывала еще какое-то время в неведении об их злосчастной судьбе.

Рыдания девушки постепенно стихли, она выпрямилась. Застывшая на ее бархатистой коже слезинка вызвала у него прилив сочувствия и нежности. Ему вспомнился вчерашний эпизод в примерочной, и воображение услужливо развило сцену у зеркала и нарисовало ее продолжение, в котором фиолетовое платье медленно сползло по обнаженному телу Дианы и она, переступив через него, выпятила грудь и раскрыла рот в ожидании его поцелуя.

Сам того не осознавая, Дэниел склонил голову и, слизнув кончиком языка слезу, чмокнул ее в розовую щечку.

В глазах Дианы он прочитал испуг и любопытство, поцелуй смутил и насторожил ее, словно она почувствовала в нем нечто большее, чем желание утешить и успокоить ее.

Еще мгновение, и он поцеловал бы ее в дрожащие пухлые губы. Но внезапно лошадь испуганно заржала и встала словно вкопанная, едва не сбив зазевавшегося пешехода. Дэниел очнулся от наваждения, мысленно чертыхнулся, проклиная несвоевременное вожделение, и сказал, протягивая Диане носовой платок:

– Вытрите слезы! Пожалуй, прогулку нам лучше продолжить пешком, так вы быстрее успокоитесь.

Этот жест внимания и трогательной заботы смягчил ее испуг и легкое нервное потрясение. Диана, облегченно улыбнувшись, прильнула головой к его плечу. Он помог ей выбраться из кабриолета, она взяла его под руку и преисполнилась светлой радостью, граничащей с безудержным восторгом. Чутье подсказывало ей, что в их отношениях происходит кардинальная перемена, которая вот-вот изменит ее дальнейшую судьбу.

Впервые она почувствовала это у модистки, наблюдая в зеркале необычное выражение лица Дэниела. Дрожь, пробежавшая тогда по ее спине, была не случайной, – словно рябь на зеркальной поверхности реки, она предвещала надвигающуюся бурю. Умелый художник отобразил бы такую деталь на листе одним лишь мазком акварели, но общий тон картины тотчас же переменился бы и заставил внимательного созерцателя насторожиться.

Сумеет ли Дэниел Сент-Джон развеять все ее сомнения и сделать ее жизнь спокойной и безоблачной?

В этот ясный день в парке было много посетителей, одни из них степенно прогуливались по аллеям, другие отдыхали в беседках и на скамейках. Судя по блаженным улыбкам на лицах парижан, их всех радовало стремительное наступление весны.

– Признайтесь, Дэниел, ведь никакой мигрени у Жанетты нет? – немного осмелев, спросила Диана. – И в саду возле вашего дома вы набрели на меня вовсе не случайно. Вы все это подстроили, чтобы спровоцировать меня на откровенный разговор.

– Рано или поздно он все равно бы состоялся. Любой человек на вашем месте захотел бы узнать ответы на мучающие его вопросы. Мне следовало рассказать вам обо всем раньше, но я не решался, не желая вас огорчать: ведь вы так долго мечтали отправиться в Англию и найти там свои родовые корни.

– Я все равно поеду туда, ведь я англичанка! – сказала она и надолго замолчала, погрузившись в нахлынувшие воспоминания.

– Взгляните-ка на ту лужайку, Диана! – воскликнул ее спутник. – Сегодня в парк пожаловал сам король со своей свитой. А с ним и герцог Веллингтон в сопровождении прекрасных дам. Я представлю вас им как свою кузину. Улыбайтесь!

Диана вымучила жалкое подобие улыбки, чувствуя себя нищенкой в окружении надменных аристократов. Едва скользнув по ней высокомерным взглядом, знатные вельможи возобновляли прерванный разговор. Элегантные молодые красавицы в роскошных платьях улыбались Дэниелу и заводили с ним непринужденную светскую беседу. Диане почему-то вспомнились вдруг эротические картинки из красной книжицы, и воображение нарисовало ей Дэниела, совершающего с этими дамами греховные деяния. А потом на один мимолетный миг она представила за этим занятием себя в его объятиях.

Внутренний жар охватил все ее тело, лицо запылало от стыдливого румянца, ей отчетливо вспомнились прикосновения к ее нежной коже его пальцев, потом – поцелуй в щечку, и все закружилось у нее перед глазами...

– Диана! – окликнула ее молодая красивая дама в розовом шерстяном платье, которую сопровождал солидный светловолосый джентльмен. – Диана! Ты не узнала меня? Ведь это же я, Марго!

Диана пригляделась к ней получше и наконец-то узнала свою школьную подругу. Марго обняла ее и спросила:

– Неужели тебя забрал к себе из интерната Дьявол во плоти?

Диана пожала плечами:

– Да, пока я живу в его парижском доме. Но в скором времени мы уедем в Англию, где я буду работать гувернанткой.

– Пресвятая Матерь Божья! На что ты себя обрекаешь? Это же сущий ад! – испуганно воскликнула Марго.

Диана окинула подругу оценивающим взглядом и поняла, что та процветает. Разодетая в пух и прах, Марго выглядела многоопытной светской львицей и прекрасно вписывалась в свое новое окружение. Было несколько странно слышать от нее такие слова: ведь она тоже устроилась после интерната гувернанткой.

– Глядя на тебя, – заметила Диана, – не скажешь, что ты попала в ад.

Марго кокетливо поправила на голове шляпку и проворковала:

– Мне повезло, месье Джонсон оказался добропорядочным и щедрым джентльменом. Он купил мне уютный домик в Париже, где я останавливаюсь, когда мы приезжаем во Францию.

– Выходит, не исключено, что мы снова встретимся когда-нибудь в Англии? – спросила Диана ради поддержания беседы.

– Конечно! Только зачем же так долго ждать, приезжай ко мне сегодня же после обеда. Поболтаем, вспомним своих школьных подруг, – сказала Марго, поправляя жемчужное ожерелье.

– Наверное, в Париже у тебя много друзей? – спросила Диана, лелея надежду, что ей удастся встретить среди ее знакомых кого-то, кто что-то знает о погибшем в войну судовладельце Джонатане Албрете. Те скудные сведения о нем, которые она почерпнула из рассказа Дэниела, не могли ее удовлетворить.