Пылкий романтик

– Нет, в камере я сижу без оков. Их надели лишь на время свидания, чтобы я не сбежал.

У Пен отлегло от сердца. Представить себе, что Джулиан скован день и ночь, было бы невыносимо.

– Джулиан, – проговорила она, – я знаю, не ты убил графа. Зачем же ты наговорил на себя?

– Я не оговаривал себя. На допросе не говорил ничего, что не соответствовало бы действительности.

– Но ты и не пытался защищаться!

– У меня нет надежного алиби, Пен. Следствие считает, что этого достаточно, чтобы признать меня виновным.

Да, этого достаточно. Кому из следователей охота докапываться, как все было на самом деле? Подозреваемый есть, алиби у него нет. Чего еще надо? Не так ли было и с самой Пен, пока они не переключились на Джулиана? Он сделал это, чтобы спасти ее.

– Но ведь кто-то же убил его, Джулиан? Почему этого человека нельзя найти?

–А ты представляешь, какую кучу подозреваемых для этого надо переворошить? Ты и я – не единственные, кто желал его смерти. Пожалуй, не один десяток человек желали этого по той или иной причине.

«Желали – да. Я сама, прости меня, Господи, мечтала о его смерти. Но желать – еще не значит быть способным на убийство...»

В груди Пен вдруг поднялась черная волна злости. Пока Джулиан терпит унижения в тюрьме, кто-то спокойно гуляет на свободе, спит, ест, зная, что судить будут не его, а другого.

Пен обняла Джулиана изо всех сил, зная, что в ближайшие несколько дней его не увидит. Она слушала биение его сердца, вдыхала его запах, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждую мелочь.

Пен вдруг почувствовала себя на удивление спокойной и решительной. Пора брать инициативу в свои руки, самой бороться за свое счастье. И Пен знала, что делать.

Глава 25

– Я прошу вас всех помочь мне, – заявила Пен.

Она сидела в своей гостиной. На ней было простое черное платье. Пен помнила, что должна изображать траур. После свидания с Джулианом Пен не вернулась к Леклеру, а переехала в собственный дом.

Сейчас вокруг нее сидели самые близкие ее подруги.

– Скажи нам, что делать, – поддержала ее София. – Для тебя мы готовы на все.

– Боюсь, – прищурилась Пен, – просьба моя окажется не из приятных. Так что, если откажетесь, я вас пойму.

– Для тебя мы готовы на все, – повторила на этот раз Флер.

– Вам предстоит выступить со свидетельствами, компрометирующими графа. В конце концов, он умер. Если его репутация и пострадает посмертно, ни ему, ни кому-либо другому это ничем не грозит. Я бы и не стала этого делать, если бы не надеялась таким образом помочь Джулиану.

– Прекрати оправдываться, – фыркнула Шарлотта, единственная из подруг уже посвященная в подробности плана Пен. – Граф был тот еще фрукт! Хорошо было бы, если б то, что ты сейчас собираешься обнародовать, стало достоянием гласности еще при его жизни!

Пен посвятила Шарлотту в свой план прошлым вечером. Реакция Шарли была в ее духе: громкой, эмоциональной, полной «непарламентских» выражений.

– Я уже советовалась с мистером Найтриджем, – продолжала Пен. – Он тоже считает, что если всем станет известно, почему я в свое время ушла от мужа, это может сыграть на руку Джулиану. Самые пикантные подробности мы, разумеется, совсем уж открыто разглашать не будем, но, думаю, все-таки стоит распространить их через интимные разговоры между дамами. В этом я рассчитываю в первую очередь на тебя, София. У тебя, как правило, чаще всего собираются самые большие любительницы сплетен.

– Я к твоим услугам, дорогая! – кокетливо улыбнулась та. – Скажи лишь, что именно я должна рассказывать.

Пен вздохнула. То, о чем ее просила София, было сложнее всего. Слава Богу, некоторый опыт у Пен уже был – вчерашний откровенный разговор с Шарлоттой. Но то был все-таки разговор с близкой подругой. Пен же хотела, чтобы отвратительные подробности интимной жизни покойного графа стали известны всему свету. Была здесь и еще одна причина: она молчала, боясь повторить судьбу Клео. Пен нелегко было говорить об этом. Если уж рассказывать обо всем, придется говорить и о собственной трусости.

Но в конце концов, все эти женщины, сидящие сейчас перед ней, – ее подруги. Пен знала: что бы ни случилось, они всегда поймут и поддержат ее. К тому же она идет на это ради Джулиана.

– Короче, в первый же год моего замужества, – начала она, собравшись с духом, – я узнала: от женщины, которая делит с ним постель, Глазбери склонен требовать много такого, что никак нельзя назвать нормальным или порядочным.

Пен рассказала им даже те подробности, о которых не стала упоминать тогда в разговоре с Джулианом. Рассказ занял минут пятнадцать. Все это время Пен, вынужденная снова вернуться к ужасным воспоминаниям, не могла побороть отвращения, хотя, казалось бы, прошло много лет и подобные эмоции больше не должны волновать ее душу.

Эту ужасную правду о графе дамы воспринимали по-разному: рот Флер открылся от удивления, да так и не закрывался до самого конца рассказа; София, судя по выражению ее лица, была в шоке; Диана с трудом удерживала слезы; лицо Бьянки казалось каменным.

Пен не стала говорить прямо, что подозревает графа в убийстве Клео, но намеками, как ей казалось, дала подругам прийти к тому же умозаключению. Во всяком случае, Бьянка заметила вслух, что смерть Клео странным образом совпадает с тем временем, когда граф потребовал, чтобы Пен вернулась к нему.

Шарлотта выразилась более откровенно:

– Я удивляюсь, Пен, что ты сама не убила его еще много лет назад!

Бьянка задумчиво постучала пальцами по спинке софы, обитой розовым дамасским шелком, на которой сидела.

– Я полагаю, если свет об этом узнает, симпатий и жалости к покойному в нем заметно поубавится. А значит, симпатия к твоему Джулиану возрастет. Мистер Найтридж, должно быть, имел в виду это, когда сказал, что твои откровения сыграют Джулиану на руку.

– Должно быть, – согласилась Пен.

– Так что, можно сказать, будет два судебных процесса, – вставила Флер. – Официальному суду будет предшествовать суд общественного мнения. Нетрудно догадаться, что последний во многом повлияет на решение первого.

– Это была идея мистера Найтриджа? – поинтересовалась Диана. – Оказывается, этот Найтридж человек весьма неглупый, хорошо знает свет.

– Идея целиком принадлежит нашей Пен, – сообщила Шарли. – Мне кажется, что слухи об уме Найтриджа сильно преувеличены. Это мое мнение, если желаете его знать.

– С каких это пор тебя интересует, желаем ли мы знать твое мнение? – фыркнула Бьянка. – Ты всегда высказывала его, желают тебя слушать или нет.

– Вы поможете мне? – спросила Пен. – Станете рассказывать свету о проделках моего благоверного? Царство ему небесное, прости, Господи! Я понимаю, что все это очень тяжело и неприятно.

– Конечно, мы поможем тебе! – воскликнула Бьянка. – Я думаю, все подробности описывать нет нужды. Достаточно намеков, а остальное люди додумают. Уверяю вас, кое-кто еще при жизни графа подозревал о его извращенных наклонностях. Вот они-то сейчас и вспомнят свой подозрения!

Пен потупилась.

– Но получается, я и сама не без греха, если какое-то время потворствовала его выходкам.

– Это не грех, – поспешила уверить ее Диана. – Ты же не поощряла его выходки, а просто, не хотела выносить сор из избы. Ты ведь считала, что ославить его было бы непорядочно. Но теперь, когда я узнала, что он вытворял с этой невинной девочкой Клео, я сама готова кричать о его преступлениях на всех углах! До чего он ее довел!

– Теперь уже, Пен, – заявила Шарли, – если даже ты сама передумаешь и станешь просить нас, чтобы мы молчали, молчать мы не будем! Я, во всяком случае. О преступлениях этого чудовища должны узнать все.

– Выше голову, Пен! – улыбнулся Леклер, помогая ей выйти из экипажа, когда они приехали в Гайд-парк.

Поправив помявшуюся юбку траурного платья и выпрямив затекшую от поездки спину, Пен вышла из кареты. Не успела она ступить на землю, как в ее сторону тотчас же повернулись головы достаточно большого количества зевак, даже чья-то проезжавшая мимо карета затормозила. Очевидно, сидящим в ней тоже очень хотелось поглазеть на успевшую стать почти легендарной графиню.