Тайные страницы истории

Разумеется активность французского и турецкого дворов не осталась совершенной тайной для русского. Вопрос о войне встал в повестку дня. Нужно было готовиться. И братья Орловы предложили свой план — нанести туркам удар с тыла глубокой диверсией флота. Кто именно сообщил о нем императрице — Григорий или Алексей, — не вполне ясно. Однажды, вспоминая об этих событиях, Екатерина сказала: «Графу Орлову одолжена я частию блеска моего царствования, ибо он присоветовал послать флот в Архипелаг». Биограф А. Г. Орлова Шереметев решил, что речь идет об Алехане (как родные и друзья обычно звали Алексея), так как Гриц (такое же «домашнее» имя Григория Орлова) с 1772 года носил княжеский титул. Однако в рескрипте на имя Алексея Орлова от 29 января 1769 года императрица писала: «Мы сами уже, по представлению брата вашего генерал-фельдцейхмейстера, помышляли о учинении неприятелю чувствительной диверсии со стороны Греции как на твердой ее земле, так и на островах Архипелага, а теперь получа от вас ближайшие известия… и паче еще утверждаемся в сем мнении». Впрочем, это также всего лишь официальное уведомление, по-видимому, о заседании тайного совета, созданного для наблюдения за турецкими делами.

Но, в сущности, определение авторства идеи в данном случае было бы достаточно условным. Братья, несомненно, как и всегда, действовали вместе, хотя детальная разработка проекта скорее всего находилась в руках Алехана, ум которого отличался большей изобретательностью и гибкостью. Для уточнения на месте и реализации этого заманчивого и необычайно дерзкого военно-политического плана и отправился «лечиться» «за море» подполковник Островский со товарищи. Итак, он ехал на разведку. Он один должен был принять окончательное решение — нужно или нет посылать русский флот в далекое и опасное плавание, можно или нет поднять на борьбу против Оттоманской империи греческое и славянское население Балкан и островов Архипелага. Затея была сверхотважная, можно сказать, с клеймом «орловская», аж дух от нее захватывало. И в случае удачи дивиденды сулила сказочные. Туркам наносился совершенно неожиданный для них и потому ошеломляющий удар в самое незащищенное и чувствительное место, в непосредственной близости от Стамбула, оказывалась неоценимая помощь сухопутным армиям, действовавшим на северном театре, православные народы юга Европы обретали свободу под патронатом России. Русское военное присутствие в Средиземном море облегчало проникновение в Черное, покровительствовало отечественной торговле, подрывало здесь монополию Франции и вообще заметно усиливало позиции России в европейских делах. А ведь совсем рядом, на дохват руки, был и сам древний Константинополь, первоисточник православия. Пленяла мысль о возможности, при благоприятном стечении обстоятельств, восстановления руками России некогда славного Греческого царства, Византии… Но удастся ли поднять организованное восстание греков и славян? Достаточно ли будет сил у подошедшего русского флота, чтобы одолеть турецкий? Велик ли десант он сможет взять на свои борта? Хватит ли этого сухопутного отряда, чтобы оказать серьезную помощь восставшим, организовать их, наконец, захватить необходимые для флота базы? Все это должен прикинуть и взвесить он, Алексей Орлов. И вся ответственность за принятое решение и последующие действия ляжет на него. Ибо никто больше не отважится взвалить на себя такую ношу. Да он и сам бы этого не хотел. Это его ноша, его крест, его подвиг. Судьба подарила ему шанс быть полезным не только государыне, но и отечеству. Европа изумится, Россия прославится, а он, Алехан, обессмертит свое имя, заставит умолкнуть тех, кто сейчас шипит за его спиной в России, а может быть, и тех, кто рассказывает о нем всякие небылицы за границей. Главное же, он немножко успокоит свою совесть, рискуя жизнью за отечество[1]. Только бы не сорвалось, только бы обстоятельства позволили… Так примерно мог размышлять Алехан, покидая гостеприимный Карлсбад и продолжая путь на юг по живописным дорогам Центральной Европы. От немцев он увозил не только приятные воспоминания. Еще проезжая через Данциг (Гданьск) и остановившись в лучшем в городе русском отеле, он был возмущен двумя висевшими в столовой картинами. Картины были написаны в батальном жанре и изображали какие-то сражения Семилетней войны, в которых пруссаки считали себя победителями. Художник с большим чувством изобразил убитых и раненых русских солдат, а также сдающихся в плен и на коленях умоляющих победителей о пощаде. Хозяин не постеснялся украсить этими творениями, достойными апартаментов Петра III, стены русской гостиницы!..

Не к похвале героя этой повести, он повозмущался-повозмущался, да с тем и уехал. Вступиться за русскую доблесть и достоинство пришлось госпоже Михалковой (княгине Екатерине Романовне Дашковой), проследовавшей тем же путем полтора года спустя. Найдя «обидным» «этот позор… соотечественников, выставленный перед путешественниками всех наций, посещавшими эту отель», Екатерина Романовна сделала серьезный выговор русскому «уполномоченному» Ребиндеру «за дозволение выставлять публично подобные картины».

— Мадам, — отвечал Ребиндер, — преследовать подобные злоупотребления совершенно не в моей воле. Вы не одна обижаетесь этими картинами: Алексей Орлов, проезжая Данцигом, жил в той же отели и не менее вас был оскорблен ими.

— Но почему же он не купил их и не бросил в огонь? Если б я была так же богата, как он, я немедленно поступила бы так. Но за неимением этого я должна приступить к другому средству, может быть столь же успешному.

И княгиня принялась за дело. «Когда резидент (Ребиндер. — Авт.) ушел от нас, — рассказывала она, — я попросила двух молодых людей, Волчкова и Штелина, служивших при русском посольстве в Берлине и провожавших нас сюда, купить мне масляных красок: голубой, зеленой, красной и белой; после ужина, затворив двери, эти молодые люди, знакомые с искусством живописи, помогли мне подкрасить на этих картинах голубые и белые мундиры прусских победителей в зеленые и красные—русских солдат. Эта работа стоила нам целой ночи и возбудила немало любопытство между домашними слугами, которые, конечно, заметили, что наша комната была освещена до утра и обратилась в приют какой-то таинственной забавы. Что касается до меня, я дрожала и радовалась с детским увлечением. На другой день я в той же комнате приготовила свои уложенные чемоданы и под этим предлогом никого в нее не впускала, кроме своих спутников и участников моего дурачества. Мы однако ж отправились из Данцига не прежде, как я уведомила Ребиндера об искуплении патриотической чести с помощию кисти; я долго смеялась, думая, как изумится хозяин отеля, увидя чудесную перемену в судьбе двух сражений на его картинах». Действительно, можно смело сказать, что в результате блистательного маневра княгиня Дашкова нанесла немцам сокрушительное поражение.

Что же касается Алехана, то ему предстояло искупать патриотическую честь совсем иными средствами. Читатели, наверное, удивятся, несмотря на представленные объяснения, как мог этот человек, слышавший свист пуль только на учебных полигонах, в глаза не видевший противника ни в чистом поле, ни тем паче на военном корабле, да и морем-то любовавшийся только с берега Финского залива, решиться на такое неслыханное в русской военной истории дело. Дело, требовавшее точного стратегического расчета политика и полководца, тактической сметки опытного военачальника и дерзости кондотьера и авантюриста, или, если воспользоваться русскими аналогиями, ушкуйника. Да потому и решился, что ощущал в себе задатки и политика, и полководца, и военачальника, и авантюриста. Время фаворитизма и «случай» брата Григория сыграли с ним злую шутку. Попав сразу в «князи», он не прошел шаг за шагом всех ступеней служебной лестницы, как, например, Суворов, не потянув как следует лямки, начал командовать и повелевать. Потому из него и не вышел Суворов — великий труженик при великом таланте. Но обещал он (как, впрочем, и его братья), может быть, не меньше и, хотя бы и в малой степени, смог все же реализовать свои недюжинные способности и оставить свой яркий след в русской жизни того времени и в русской истории (а не отбросить на них лишь мрачную тень, как склонны считать многие). В этом ему помогала снедавшая его неуемная жажда деятельности и крепко засевшая с юности потребность в риске, в единоборстве, в испытании себя. И потом… он ведь был патриотом. «Патриотом до энтузиазма», как оценила Екатерина каждого из трех братьев, помогавших ей взойти на престол. (Молодым читателям будет небесполезно узнать отсюда, что в те странные времена слово «патриот» не считалось ругательным. Напротив, его полагали похвалой.) Так Алексей Орлов стал подполковником Островским и оказался в пути.

1

* Речь идет об участии Алексея Орлова в содержании под стражей и подозрении в убийстве свергнутого императора Петра III.