Аристократка

– Я понял, любимая, – ответил он также шепотом с такой глубокой нежностью, что Элиза окончательно потеряла голову.

Склонившись к ее раскрасневшемуся лицу, Гордон осыпал ее щеки и губы трепетными поцелуями. А потом возобновил свои движения, но уже не быстро, а медленно, пронзая женскую плоть глубокими сладостными толчками. Желание Элизы нарастало, словно накатывающий на берег бурный морской прилив, и когда стало нестерпимым, мужские ласки, неистовые и безумные, быстро довели девушку до вершины любовного экстаза.

– Ну что, между нами снова мир? – наклонившись к ее лицу и счастливо улыбаясь, поинтересовался герцог.

– Да, – выдохнула Элиза, даря ему в ответ признательную улыбку.

Гордон помог ей раздеться и уложил в постель, заботливо укутав одеялом. Потом пристроился рядом, обняв Элизу со спины, и тут же заснул. Наваждение ушло, и прежние тревожные мысли нахлынули на девушку, мешая последовать примеру возлюбленного. Перевернувшись раз двадцать с боку на бок и промучившись без надежды уснуть до самого рассвета, Элиза вдруг с поразительной ясностью осознала, что все ее размышления сводились к одному. Та жизнь, которой она была вполне довольна два последних года, вдруг ни с того ни с сего начала ее тяготить.

Ее положение независимой, обеспеченной женщины можно было с полным правом назвать завидным. Герцог сдержал свое слово и помог ей получить развод с Мартином Шепардом. При этом Элиза сохранила за собой графский титул и получила от бывшего мужа пятьдесят тысяч фунтов, которые в неприкосновенности покоились в лондонском банке, потому что все ее текущие расходы оплачивал Сазерленд. Ее репутация порядочной женщины практически не пострадала из-за развода. Мартин вел себя в суде очень корректно, не предъявил жене никаких обвинений, а в качестве основания для развода назвал разногласия в вопросах религии. Так как Элиза была католичкой, а Шепард – протестантом, эту причину посчитали достаточной.

После развода Элиза с головой окунулась в бурную светскую жизнь. Балы, рауты и всевозможные развлечения следовали нескончаемой чередой. Каждую неделю герцог заказывал для любовницы новые наряды, и Элиза не успевала отдыхать от бесчисленных примерок. У нее почти не оставалось времени, чтобы спокойно полежать на диване с книжкой или навестить приятельниц, живших поблизости от шумного Лондона. Постепенно выезды в свет из удовольствия превратились в утомительную обязанность. Невозможность побыть одной стала не на шутку раздражать. Многочисленные воздыхатели со своей навязчивой любезностью все чаще вызывали желание послать их ко всем чертям.

И ее отношения с Гордоном… В них тоже что-то изменилось, хотя Элиза и не могла до конца понять, что именно. И дело было вовсе не в других женщинах, периодически мелькавших в его жизни. Скорее уж в том, что она с каждым разом все меньше ревновала Сазерленда к новым любовницам. И это казалось очень подозрительным. Уж не разлюбила ли она его? Она по-прежнему испытывала к Гордону сильное физическое влечение и чувство благодарности. Но что-то бесследно исчезло. Что-то такое, без чего она не могла чувствовать себя счастливой.

– Так не может больше продолжаться, нужно немедленно что-то менять! – прошептала Элиза, всматриваясь в розовеющее весеннее небо, словно оно могло подсказать ей ответ.

После завтрака герцог уехал. Не успела Элиза закрыть за ним дверь, как в квартиру буквально ворвалась мадемуазель де Моленкур. Вид у Каролины был самый удручающий. Растрепанные волосы выбивались из-под небрежно завязанного капора, глаза опухли от слез, на раскрасневшемся личике застыло выражение отчаяния и безнадежности.

– Боже мой, Каро, что стряслось?! – испуганно воскликнула Элиза, помогая подруге снять шляпку и плащ. – Ты выглядишь так, будто за тобой кто-то гнался.

– Я только что поссорилась с опекуном, – устало опустившись на стул, выдохнула Каролина. – О, дорогая, ты даже не представляешь, как он кричал на меня! Это было ужасно. Просто не знаю, как смогу теперь вернуться домой.

– Ну и не возвращайся, – полушутливо предложила Элиза, – оставайся у меня насовсем. Вместе нам будет гораздо веселее.

Но мадемуазель де Моленкур лишь бросила на нее растерянный взгляд, и на ее ресницах заблестели слезы.

– Маркиз де Марсе принуждает меня выходить замуж за графа де Ланже, – убитым голосом поведала она.

Глаза Элизы изумленно расширились.

– Как? За этого противного старика? Он что, сошел с ума? Разве для тебя не нашлось более подходящей партии, чем дряхлый француз-эмигрант, занимающий ничтожное положение в лондонском обществе? Насколько я знаю, у тебя никогда не переводились поклонники.

– Увы, маркиз отказал всем женихам, делавшим мне предложения и в этом, и в прошлом сезоне. Видишь ли, он считает, что его воспитанница должна выйти замуж только за человека своего круга. К тому же он многим обязан графу де Ланже.

– И полагает, что платить по счетам должна именно ты! Помилуйте, да с какой стати? Конечно, он заботился о тебе все эти годы, тратил деньги на твое обучение в пансионе и наряды, но это вовсе не означает, что теперь ты должна принести себя в жертву. Это слишком жестоко. Да проще сказать – бесчеловечно.

Возмущенно сдвинув брови, Элиза описала круг по комнате и остановилась напротив подруги.

– Что ты собираешься делать, Каро? – спросила она.

Мадемуазель де Моленкур прерывисто вздохнула.

– Я не знаю, что мне делать, Элиза. Я не могу выйти замуж за человека, который мне противен. Но если я не подчинюсь опекуну, он не даст мне жить спокойно. Я и так устала выслушивать упреки в неблагодарности. Еще немного – и я просто сломаюсь.

– Может, тебе следует обвенчаться тайно с кем-нибудь из молодых людей, просивших у маркиза твоей руки? – предположила Элиза. – Кто из них готов жениться на тебе прямо сейчас?

– Не думаю, что такой найдется, – грустно заметила Каролина. – Да и, признаюсь откровенно, никто из женихов не был мне особенно по душе. Если бы я кого-то полюбила, то не остановилась бы ни перед какими преградами. А так…

– Понятно. Тогда попробуем другой вариант. Каро, ведь у тебя есть какая-то родственница в Италии?

– Да, – подтвердила Каролина, – двоюродная сестра матери. Во время революции она уехала в Сицилию и сейчас живет в Палермо, куда перебрался неаполитанский король. Мы переписывались до самого последнего времени, пока сообщение с югом не стало затруднено.

– А могла бы эта дама принять тебя?

– Думаю, что да. – Каролина озадаченно взглянула на подругу. – Но к чему ты клонишь? Разве я могу вот так взять и поехать в далекую Италию? Бог мой, да моих сбережений даже не хватит, чтобы заплатить за место на корабле!

– Зато у меня достаточно денег, чтобы заплатить за нас двоих, – твердо возразила Элиза. И, лукаво взглянув в округлившиеся глаза подруги, приподнятым тоном объявила: – Возвращайся домой, Каро, и спешно собирай вещи. Мы отправляемся в путешествие. Сразу, как только я найду подходящее судно, следующее в Италию!

От изумления Каролина вскочила и уставилась на подругу таким ошарашенным взглядом, будто та только что сошла с ума.

– Но ведь еще полчаса назад ты не собиралась никуда ехать! – растерянно пробормотала она.

– Верно, – с улыбкой подтвердила Элиза, – но теперь вот надумала и не собираюсь менять своего решения. А что тут такого необычного, Каро? Среди английских аристократов уже давно стало традицией совершать далекие путешествия. Почему бы и нам не последовать их примеру?

– А как же Сазерленд? Разве он отпустит тебя?

Элиза возмущенно фыркнула.

– А с чего вдруг я стану спрашивать его разрешения? Он мне не муж! Но, конечно, чтобы избежать лишних неприятностей, мы уедем из Англии тайно. Я прямо сейчас поеду в банк и сниму со счета половину наличных денег. И прощайте, английские туманы! Мы едем в далекую Сицилию, где нас ждет прекрасная погода, теплое море и множество неизведанных впечатлений!

Встряхнув онемевшую подругу за плечи, чтобы привести ее в чувство, Элиза закружилась по комнате, весело напевая модную песенку. На душе у нее вдруг стало так легко, как не было уже давно. Идея пуститься в путешествие, неожиданно пришедшая ей в голову, наполнила сердце таким восторгом, что хотелось петь во все горло и совершать разные безумства. Совершенно неосознанно Каролина подсказала ей решение всех накопившихся проблем.