Лорд-грешник

Брайд, нахмурившись, кивнула:

– Слишком удобное.

– Слишком? Я так не думаю.

– Тем не менее, я не хочу, чтобы меня принуждали к таким удобствам.

Эван перевернул Брайд на спину и прижал к кровати.

– А я хочу, чтобы вы всегда были там, где я могу заниматься с вами любовью. В моем распоряжении всего месяц, я должен использовать его в полной мере.

Брайд засмеялась и покачала головой:

– Я не собираюсь находиться здесь в качестве вашей любовницы, сэр. Разве вы когда-нибудь позволяли своей любовнице жить с вами под одной крышей?

Нет, разумеется, но ведь это совсем другое. Хотя Эван не мог сказать, в чем разница, но она была и не имела никакого отношения ни к приличиям, ни к скандалу.

– Оставшись здесь, я буду опозорена и стану предметом сплетен.

Сплетни? Но после женитьбы сплетни тут же прекратятся.

– Значит, вы намерены переехать. Мне придется устраивать тайные свидания, просыпаться, желая вас, и ждать, ждать…

– Боюсь, что так. Впрочем, полагаю, вы имеете богатый опыт устройства подобных дел.

– Видите ли, меня никогда не волновала осторожность. Тем не менее, ради вас я готов соблюдать тайну, как священник – тайну исповеди.

Брайд улыбнулась так очаровательно, что Эван поцеловал ее и тут же захотел большего.

– Даже после нашего переезда я буду помогать вам с исследованием «I Modi», – невнятно пробормотала Брайд, пока он терзал ее ухо.

Она и в самом деле хотела бы это сделать.

– Уж пожалуйста, я вряд ли справлюсь без вас.

Эван хотел многое сказать ей об этих гравюрах, только не сейчас, а когда сам убедится. В любом случае это произойдет до конца месяца. Возможно, отчасти Брайд отказала ему из-за этого, он должен рассеять ее беспокойство. Это одно из тех опасений, которые нельзя утопить в удовольствии.

Перевернув Брайд на живот и отбросив в сторону ее волосы, Эван начал целовать ей спину, а его ладонь тем временем ласкала ее бедра и ягодицы. Он чувствовал ее дрожь, которая свидетельствовала о том, что она возбуждена.

Брайд хотела повернуться, но Эван тут же начал целовать ее плечи.

– Нет.

– Меня ожидает какое-то новшество?

– Я бы не сказал. Хотя если вы спрашиваете, значит, это внове для вас. – Брайд повернула голову, и он понял, что она в замешательстве. – Впрочем, мне безразлично, что вы знаете, а чего не знаете. Я хотел вас, когда думал, что вы девственница, и продолжаю хотеть. Меня не волнует, узнали вы все новшества с другим мужчиной или нет. Вы дарите страсть более открыто, чем любая из тех женщин, которых я знал, а это единственное, что для меня важно.

Эван не мог отрицать, что недостаток опыта казался ему очень привлекательным в Брайд. Он будет первым во многом, что она сочтет… новшеством.

Поцеловав ей спину, Эван принялся более решительно ласкать ее упругие ягодицы.

– Раздвиньте ноги, дорогая.

Брайд на миг замерла, затем подчинилась, после чего он ввел два пальца в расселину и медленно двинулся от основания позвоночника к влажной теплоте в конце тропы.

Вцепившись руками в подушку, она пыталась сдержать сладкий стон. Когда Эван понял, что Брайд больше не может сопротивляться, он лег на нее и держал так, чтобы она знала, что он собирается делать. Ее удивление и страх были столь же интуитивными и древними, как и его чувство победителя, когда он сломил ее сопротивление поцелуями.

– Ты ведь не боишься меня, Брайд. Ты знаешь, я для тебя не опасен. Я никогда бы не смог причинить тебе боль.

Затем он встал на колени, приподнял ее бедра, подложил под них подушку и ласкал Брайд до полного исступления. Когда она уткнулась лицом в подушку, чтобы заглушить крики, ее ягодицы поднялись еще выше, и тогда он дал ей наконец облегчение, которого они оба так страстно желали.

Эван взял ее без всяких новшеств, способом таким же древним, как сам род человеческий.

Сквозь открытую дверь Брайд, прижав к себе одежду, вышла в маленький проход, который соединял их гардеробные, и тут, схватив за руку, Эван повернул ее к себе для прощального поцелуя. Ее тело сразу откликнулось, как уже происходило много раз этой ночью.

Тем не менее, им пора было расставаться; Брайд не хотела, чтобы Майкл застал их вдвоем обнаженными, да и сестры не привыкли слишком долго залеживаться в постели.

Дойдя до комнаты, Брайд закрыла глаза, однако настоящего смущения она не испытывала. Ничего безнравственного или греховного – она познала только радость и невероятное удовольствие.

Пока она одевалась, ее разум еще окутывал туман, и тут…

– Вижу, ты уже проснулась, – вернул ее на землю голос появившейся на пороге спальни Джилли.

Брайд лихорадочно соображала, известно ли тете, где она провела всю ночь, или та просто зашла поболтать. Тем временем Джилли ходила по комнате, устраняя беспорядок, оставшийся после вчерашнего торопливого переодевания, и что-то ворчала себе под нос.

– Когда ты не вернулась, мы все гадали, что с тобой стряслось, – ведь ты ушла в таком состоянии…

Брайд попыталась найти объяснение столь долгому отсутствию, но она справедливо подозревала, что любое из них покажется не заслуживающим доверия.

– Майкл нашел-таки Мэри, – наконец сказала Джилли. – Она пыталась спрятаться в гостиной, но он привел ее наверх.

– Слава Богу. Я знала, что ей не удастся проникнуть на вечеринку, однако…

– Однако это удалось тебе: вот и объяснение, почему ты не вернулась, не так ли?

– Нет ничего преступного в том, чтобы немного развлечься. – Брайд молилась, чтобы Джилли поменьше смогла узнать об этих вечеринках, иначе…

– По-моему, немного – это мягко сказано, и вечеринка тут ни при чем. – Джилли направилась к выходу. – Если хочешь спать, я не пущу сюда остальных. Кстати, не забудь принять ванну. Ты пахнешь им, Брайд.

Безапелляционное утверждение Джилли не требовало ответа. Прежде чем выйти из гардеробной, она бросила на племянницу долгий взгляд.

– Надеюсь, его светлость того стоил и был так же хорош, как выглядит?

– Думаю, да, – пробормотала Брайд.

– Ладно. Ты ничего больше от меня не услышишь. Я не бранила тебя прежде, не стану и на этот раз – ты ведь не дура и лучше меня знаешь, чего мужчины добиваются своей ложью и чем все кончается.

Глава 20

– Просто набросайте что-нибудь, – попросил Линдейл.

Глядя на плоский камень, Брайд размышляла, что бы ей нарисовать, но едва она закрыла глаза, и перед ней сразу возникла знакомая картина: вид ее шотландского дома с южного холма и долина под летним небом.

Жирным карандашом она быстро запечатлела этот вид на поверхности камня. Это было все равно, что рисовать углем на бумаге, мгновенно и легко, в отличие от трудоемкого вырезания тонких линий и мелких точек на медной пластине.

Когда она закончила, мистер Вуэ, хозяин литографской мастерской, тут же позвал своих рабочих.

– Идемте, посмотрим на волшебство, – сказал Линдейл и повел Брайд к ванне, куда понесли ее камень. – Сейчас его обработают. Места, где нет вашего рисунка, восприимчивы к воде. Затем на камень накатают краску, которая прилипнет только к вашим линиям. Таким образом, ваш рисунок будет готов для бумаги и пресса.

Брайд кое-что знала о литографии, которая приобретала все большую известность: мистер Вуэ уже показывал ей свои пластины, где одну бумагу печатали несколько раз, отдельно для каждого цвета. В результате получалось очень яркое и очень изысканное изображение, похожее на живопись.

– Подобная техника не для репродукций, а для оригинальных произведений искусства и для иллюстраций, – заметила она.

– Граверов все равно заменить невозможно, если вы это имеете в виду, – уверенно ответил Линдейл. – Они же не ткачи. Хотя, как я предполагаю, со временем может быть изобретена и машина для воспроизведения изображений. Правда, это случится не скоро.

Они стояли рядом, наблюдая за обработкой камня, а спустя час Брайд уже держала в руках литографический отпечаток равнины.