Бледный серпик луны над горами

Соловьев Сергей Владимирович

Бледный серпик луны над горами

1

Большую часть ночи не могли заснуть, но под утро утомились и затихли. Поутих и ночной звериный концерт в лесу, окружавшем хижину. Несмотря на теплое дыхание, и на тепло, излучаемое во тьму множеством мальчишеских тел, стало почти прохладно. Один, худой, как кузнечик (где теперь его детское имя?), около глиняной печи, занимавшей самый центр строения, подтянул колени к животу, обнял их руками, а когда этого оказалось недостаточно, чтобы согреться, не просыпаясь, заполз внутрь и сжался, как мог, плотнее (локти, колени) на сером и мягком, как начинающийся рассвет, пепле.

В этот момент вошли охотники. В страшных масках, ритуальной раскраске, жилистые, озабоченные. Пинками, тычками поднимали детей, выгоняли наружу, гнали по хорошо им известной тропе (им - но не детям) - спотыкающихся, еще сонных, вверх, вниз, вправо, влево, огибая красноватый скалистый гребень. В небе таял бледный серп. Чувствовалось, несмотря на прохладу, что день будет еще более жарким, чем обычно, а до дождей далеко.

Привели и оставили в неширокой долине, по дну которой в дождливый сезон бежал, ворочая камни, поток. Сейчас одни только камни там и были - синеватые, розоватые, серые. Сами охотники растворились мгновенно в лесу по сторонам - среди обвитых лианами деревьев, все просветы между которыми, казалось, намертво заросли колючим кустарником. Настолько, что и тропинку, по которой пришли, насилу отыщешь.

Все ждали. Дети, с тревогой и нетерпением (скорей бы) вглядываясь в начинающий уже дрожать и струиться воздух над пересохшим руслом, взрослые (отцы), из-за деревьев глядя на детей, приготовившихся к испытанию, внешне бесстрастные, внутренне исполненные той смеси восторга и ужаса, которую дает незамутненная рассуждениями вера в чудо (которое нельзя заставить произойти - сколько бы раз оно ни происходило - которое может повернуться не так - или оказаться недобрым).

Не у всех мальчиков были живы родители - сироты стояли на дне сухого потока наравне с остальными. Отсутствие одного из них заметили, но было уже слишком поздно.

Рыбы пришли, как приходили всегда с незапамятных времен в день Испытания. Как обычно, никто (даже колдун) не видел, ни в какой момент, ни откуда в точности они появились. Секунду назад их не было - и вот уже в воздушном мареве посередине русла сверкают серебряные спины. Рыбы стремились вниз, а дети, как могли, пытались их ловить - хватать обеими руками, сбивать ударами на землю. Все кончилось очень быстро. Воздух опустел, а на камнях остался улов. У этого две, у того три, у кого-то дюжина...

Из лесу вновь вышли взрослые. Теперь они были без масок, лица их улыбались. Улов был неплох - лучше, чем во время прошлого Испытания. Счастье, удача, защита от зла - для себя и для племени. Колдун подходил к каждому ребенку, внимательно смотрел на него, на рыб - запоминая их число, форму, и кто знает, что еще. Когда с осмотром было покончено, прикасался кончиками пальцев к голубоватой чешуе - и рыбы исчезали. Но считалось, что теперь они незримо сопровождают каждого...Улов счастья...

2

На рассвете у ворот католической миссии нашли подкидыша. Необычным был возраст ребенка - лет восемь-девять, и то, что он казался погруженным в глубокий наркотический сон. А впрочем, почему казался - был. Брат Ксавье, веснушчатый, начинающий лысеть глава миссии, иезуит с пятнадцатилетним стажем и врач - с двадцатилетним, в данном случае не видел причин не доверять собственному опыту. На всякий случай он оттянул веко мальчишки, - так и есть. Покачал головой, окинул взглядом истощенное тело со вздутым животом. Длинные конечности, вытянутый череп, кожа довольно светлая. Из горцев. Ну ничего, выживет.

Брат Ксавье велел перенести ребенка в лазарет. Он уже решил, что ребенка можно будет оставить при миссии. На воспитание сирот орденом выделялись кое-какие деньги. Пытаться пристроить подкидыша в деревню бессмысленно. В долине горцев не любят, считают дикарями, да и вообще он слишком большой. Но для школы при миссии еще годится...

Брат Ксавье вытер платком лысину и пошел к себе в кабинет заполнять бумаги.

С каждым годом бумажной работы становилось все больше. Надлежало сообщить о подкидыше по линии ордена, также местным властям (к счастью, с нынешним правительством у ордена складывались хорошие отношения, так что с этой стороны неприятностей не ожидалось). Все это - в письменном виде, на нескольких почти идентичных, но все же немного различающихся бланках (что требовало внимания). Ребенка надо будет крестить, подобрать ему имя, заполнить формы, относящиеся к крещению. В некоторых документах, что уже совсем абсурдно, понадобится указать дату рождения, которая не известна никому в подлунном мире, даже в племени, откуда происходит ребенок, потому что у горцев нет календаря...

Простейшее решение - проставить то же число, что и сегодня. Минус девять, нет, лучше восемь лет. Месяца июня двенадцатого числа.

3

Марсель разглядывал свои руки. Кожа на ладонях была совсем светлой, почти как у европейца. Какой абсурд эти даты. Даты, за которыми ничего нет. То, что день его рождения не 12 июня, он понимал, еще когда воспитывался при миссии. Попал туда, когда ему было не то восемь, не то девять лет (даже в этом нельзя верить бумагам) и хорошо помнил, что было до - в особенности свое пробуждение утром в день Испытания, ужас при осознании того, что он остался один. Возвращение взрослых, мутное питье (наверное, наркотическое), которое заставили выпить, - потом была миссия, школа, брат Ксавье. Тот всегда говорил, что не следует придавать значения дню рождения, что это языческий обычай. Истинное рождение - это крещение, и здесь в дате сомневаться не приходилось. Однако с возрастом мысли о том, что было до этого (пусть так) второго рождения, терзали его все больше. А с недавних пор он больше не мог ограничиваться одними размышлениями на эту тему. Места, где прошло детство, тянули, как магнит. Он видел их во сне - красноватую землю, пыльные деревья, женщин с отвислыми, как уши спаниеля, грудями. Но вернуться туда наяву было не так-то просто.

В миссии он окончил начальную школу, после чего иезуиты отправили его продолжать образование во Франции. Это время... нельзя сказать, чтобы он не помнил деталей. Но сейчас, из будущего, они казались лишенными глубокого значения. Это время напоминало полузабытый сон, от которого остались только слова, которыми о нем рассказывают - слова запомнились, а память высохла, рассыпалась пылью, разлетелась по ветру. Банальность, конечно, но почему надо бояться банальностей, если в них - правда? Вероятно, ему как-то помогал орден - он не помнил, чтобы во Франции власти создавали ему проблемы. Едва ли у иезуитов имелись на его счет какие-то особые планы - просто он был их питомец, и значит на его долю причитались и защита и помощь. В интернате, где он учился, представлены были многие расы. По предметам он шел одним из первых, был сильнее, ловчее многих.

Гражданство он получил легко - настолько, что в то время ему и в голову не приходило, что для кого-то это может быть трудно. Что-то ему советовали наставники, он заполнял какие-то бумаги. К наукам у него настоящей склонности все же не было, и после окончания лицея он поступил в летное училище. Учился... играючи, не то слово, к учебе он относился серьезно, но как-то по-прежнему не замечая трудностей. Вышел лейтенантом.

Служба также проходила нормально. В первых боевых вылетах участвовал во время косовского кризиса. Потом были другие боевые миссии, один раз даже его машину сбили. Дело было в Африке, но далеко от родных мест, около атлантического берега. Во время банального патрулирования над зоной прекращения огня. Судя по арсеналу повстанцев, заполнявших сектор, над которым он находился, ракета могла быть русского производства. В катапульте, которой был оснащена его машина, по слухам тоже использовалась русская технология. В минуту смертельной опасности он молился - вот где сказалось религиозное воспитание. Это не мешало действовать - например, пытаться выйти из конуса прицеливания ракеты. Но когда неизбежное стало очевидным - он выждал с точностью до доли секунды (чтобы ракета не успела отреагировать на выстреленное кресло) повернул самолет брюхом к ракете и нажал на кнопку катапульты.