Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 229 из 244

Храбр был вражеский офицер и мужествен, стоек, но страдал от идиосинкразии. Будь ты любым врагом, но и тебя идиосинкразия не обойдёт! Встречались враги с таким заболеванием, но сколько в процентах их было на весь Вермахт — данных в "Истории войны" нет.

При множестве маленьких плюсов у вас, мужчин, есть один большой "минус", подаренный Природой: идиосинкразия.

— Что такое — "идиосинкразия"?

— "Непереносимость женских слёз". От идиосинкразии, если не врал профессор психиатрии из Берлина, страдают только мужчины. Особенно — когда они сопровождаются воем. Простой вой, без эмоции и чувств, коим часто пользуются женщины против вас, в среде мужчин называется "голосянкой". Пользы воющей не приносит, но вызывает одно раздражение. Слёзы-то бывают разные. Слёзы "без голоса" по "убойности" наполовину слабее слёз с причитаниями. Женщины об этом хорошо знают и часто используют мужскую болезнь с великой пользой для себя.

— О какой "идиосинкразии" у немецкого офицера вести речь, если все пришельцы, по нашей "классификации", поголовно были "фашистами"!?

Был ли офицер страдающим от идиосинкразии фашистом? Это был не такой "фашист", каких потом в избытке показывал с экрана советский кинематограф. Иностранный пожарный стоял к воющим бабам как-то в пол-оборота, а не полным фронтом, он как бы чего-то стеснялся. При этом смотрел на огонь, а не на баб. Что было на его лице? В семь лет физиономист из меня был никакой, да и сейчас в этой науке ничего не смыслю. Сегодня о тогдашнем вражеском офицере, написал бы так:

— "Его лицо выражало нетерпение…" — да простит читатель избитую, тысячами повествований, фразу!

— Где ты сегодня, господин офицер? Жив? Помнишь пожар в бывшем женском монастыре? Нет тебя в живых, простая арифметика не позволяет тебе жить: если тогда за твоими плечами стояли тридцать прожитых лет, да плюс шестьдесят послевоенных… Кто из вас до такого возраста дожил? Можешь сегодня через беса рассказать о том, о чём докладывал своим командирам после возвращения из непотушенного русского монастыря?

Ты призван на небо и тебя поминаю добрым словом. Почему бы и "нет"? Бес как-то высказался: "желание сделать доброе дело выше самого дела" — и тебя следует помянуть добрым словом за желание спасти русский, ими и опоганенный, женский монастырь.

Знал тогда что-то из психиатрии? Разумеется, "нет"! И сейчас ничего не знаю в самой тёмной из наук. Господин офицер, возможно, знал о силе воздействия женских слёз на большую часть мужчин мира, поэтому ничем не возразил вою Матрёны. Мужская идиосинкразия всегда была, и впредь будет "пятой колонной" при общении мужчины с женщиной.

— Да, да, женщина только один раз бывает побеждена мужчиной, но за "победу" во все последующие дни жизни мужчины выплачивают женщинам "контрибуции" — пропел бес в левое ухо

— Что за намёки? Ты о чём?

— Непонятно? Вой женщин "велик, могуч, суров и непобедим", и вашими, мужскими "арсеналами", остановить его невозможно, какими бы сильными и мужественными вы не были! Вот и тогда две воющие русские бабы оказались сильнее немецкого офицера вместе с командой пожарных!

Конечно, все немцы были "фашистами", но европейцами. Уважающими и почитающими женщин европейцами. И частную собственность уважали. Не всегда такое в войну было, но всё же случалось. Возможно, что в иных оккупированных городах и весях союза, были другие, по воспитанию, захватчики, и, согласно записям в отечественной литературе, в других местах всё происходило иначе: если и поджигали, то не пытались гасить.

Где-то враги поголовно, без исключения, были "хамы, грабители, убийцы и насильники", сволочи, наконец — для захватчиков такое поведение естественно, зачем захватчикам быть иными, но в начинавший гореть монастырь на тупорылых грузовиках прикатили какие-то нестандартные, ненормальные немцы, рисковавшие жизнями не понятно во имя чего! Да и офицер у них был не совсем настоящий фашистский офицер, а так, какое-то недоразумение! Для чего они прикатили?

Не могу представить, что думал иностранный борец с огнём о двух монастырских бабах, грудями вставших на защиту домовладений от разрушения:

— Беся, случаем, не слышал, не произнёс вражеский офицер традиционное "Dummkopf!" в сторону воющих баб? Воздержался?

— Воздержался, воздержался, всё же европеец! Он только подумал об этом.

Повторяю: негодное дело старые события определять новыми мерками. Что немецкий офицер не по собственной инициативе в разгар приличной бомбёжки прикатил с подчинёнными тушить чужой монастырь — об этом и говорить не надо, его послало высшее начальство. Первый вопрос. Второй: была нужда тушить чужой монастырь с риском потерять своих солдат от советских бомб? Что для него чужой монастырь? Чем был на то время монастырь? Бревенчатые избы возрастом за сто лет? Труха, а не жилища! Чего их было спасать? Какое напутствие получили солдаты от своего фюрера перед "драг нах остен"? "чем больше будет уничтожено этих русских — тем лучше", а эти, коих кто-то послал тушить пожар в чужом монастыре, явно не выполняли "предначертаний вождя"? Так надо вас понимать, господа?





Ах, как хотелось бы сегодня войти в общение с душой далёкого немецкого борца с огнём! Как это сделать? Могу ли сегодня фантазировать и сказать то, что он и не произносил?

— Валяй!

— Горите к чёртовой бабушке, а мне не резон подставлять под чужие бомбы своих солдат! — могли у него зародиться такие мысли?

— Немецкий специалист по тушению русских монастырей от советских бомб был в душе лингвистом и филологом "в одной упаковке". На тот момент он не только знал с дюжину ваших поговорок и пословиц, но и придерживался их — ещё раз влез помощник в правое ухо.

— Какие "русские пословицы и поговорки" не позволили выполнить приказ командиров?

— Первая и основная: "своя рубашка — ближе к телу". Вторая, не уступавшая первой в точности и по силе воздействия на здоровый рассудок: "на погосте жить — всех не оплачешь". Третью помянуть?

— Какую?

— "В чужом пиру — похмелье". Пожалуй, что последняя поговорка и добила немецкого специалиста по борьбе с русскими пожарами. После неё он отдал команду подчинённым покинуть горящий монастырь. То, что в тупорылых машинах было приличное количество взрывчатки — о таком пустяке говорить не хочется! Добавь о пожарах: "пожар" — это когда горит человеческое жилище, а когда огонь поедает что-то иное — это "возгорание".

— Хочешь сказать, что тогда была опасность взрыва?

— Это и хотел сказать. Если бы такое случилось, то "сдуло" бы не три кельи, как предлагал вражеский офицер, а более… И тебя бы не стало в этом мире… — сделал бес уточнение в моём прошлом — О том, сколько бы обитателей монастыря погибло — говорить не стоит.

Помню лицо немецкого борца с огнём в русских монастырях. Да и форма на нём была не кинематографическая, не такая, какую потом показывал гражданам "страны советов" родной кинематограф. У вражеского офицера не было ни стека под мышкой левой руки, ни монокля в глазу. Немецких офицеров без монокля в глазу и стека под мышкой в советских фильмах не было, а тогдашний борец с огнём почему-то обходился без указанных вещей. Короче: офицер был ненормальный, не классический офицер Вермахта!

Сколько было у того борца с огнём на счету побеждённых пожаров? Сколько взорвал объектов "гражданского и военного назначения", и сколько в практике было случаев, когда горящие слёзно умоляли дать им возможность сгореть без помех со стороны? Ни единого!

— О, великая и неразрешимая загадка русской души! — пропел бес теперь уже в левое ухо — пожалуй, что офицер не стал тушить кельи от удивления.

— Как понимать?

— Просто. Все и всегда просят унять пожар, а тогда его просили не трогать очаг пожара. Вот у него заморочка и случилась. Редкий случай!

Из всей бомбовой благодати, что пролилась в ту яркую ночь с неба от советской авиации, городу досталось совсем мало.

…и когда ночь превратилась в "белый день" с лёгкой окраской в желтизну, то вторая, или третья волна отечественной авиации, принялась обрабатывать земли и за стенами обители. Земля за стеной монастыря называлась "сельской", и в мирное время монастырские юноши с большим, невыправляемым креном в уголовщину, ходили меряться силой к "деревенским" сверстникам. Любимым "оружием" монастырцев в завоевательных походах были приличные куски красного кирпича, выломанные из стены. "Походы" всегда были почему-то пьяными.