Страница 96 из 121
Схватив за локоть, он потащил меня в сторону порта. Мы пересекли ярко иллюминированную площадь, переходя от одного пешеходного островка к другому, лавируя между идущими сплошным потоком машинами. Филипп крепко держал меня за руку. Мы долго шли по набережной, которая называется Рив-Нев. Ни разу не повернув ко мне головы, он глухим голосом рассказал, что угнал "тендерберд", чтобы продать его, что до Кассиса ехал без остановок, а в Кассисе, осматривая его, перед тем как передать одному владельцу гаража, открыл багажник и увидел в нем труп. Он испугался, он стал следить за маленьким Титу, он не знал, что предпринять. Он решил, что этого человека убила я и теперь воспользуюсь ситуацией, чтобы свалить вину на него, Филиппа. Он был уверен, что никогда больше не встретит меня. Мой приезд окончательно сбил его с толку.
Мы сидели с ним в конце набережной в темноте, на куче изъеденных морской водой досок. Филипп спросил меня, как я напала на его след, после того как он бросил меня у Беррского пруда.
— Я позвонила в ресторан, где мы обедали.
— Молодец, не потеряла голову.
— В Кассисе ты следил за мной? Почему сразу не подошел ко мне?
— Я не знал, что у тебя на уме. Чья это машина?
— Моего шефа.
— Он тебе ее одолжил?
— Нет, не одолжил. Он даже не знает, что я ее взяла.
— Хорошенькое дельце! Я видела по его глазам, что ему еще о многом хочется меня расспросить. Наверное, и в моем взгляде он прочел то же желание. Он по-прежнему держал меня за руку, но нас обоих парализовало недоверие. Первым нарушил молчание он.
— Ты правда не знаешь этого человека?
— Правда.
— И не знала, что он в багажнике?
— Ты сам видел, как я открывала багажник в Кассисе. Похоже было, что я знала об этом?
— Ты могла ломать комедию.
— Ты тоже можешь ломать комедию. В этом ты, кажется, большой мастак, не правда ли? Со вчерашнего вечера только этим и занимаешься.
— Но ведь кто-то же засунул его туда, и это не я. Подумай немножко.
Дани. Когда я тебя встретил, он уже был мертв.
— Откуда ты знаешь?
— У меня есть глаза! Он умер по крайней мере двое суток назад.
— Ты мог засунуть его в багажник и спустя двое суток после того, как убил.
— Когда, например?
— В Шалоне, вчера вечером.
— Ну, представь себе на минутку, как бы я мог целый день шататься с трупом по городу? Даже по такому, как Шалон? Хватит фантастики, вернись на землю. Кстати, извини, мне неприятно тебе угрожать, но у меня полно свидетелей, которые могут показать, что я делал вчера и позавчера. Не спорю, я таскался с чемоданом, но попробуй убедить кого-нибудь, что в нем можно спрятать труп. Не думаю, чтобы тебе это удалось.
Он встал и зашагал прочь. Я торопливо проговорила:
— Филипп, умоляю, не бросай меня.
— Я и не бросаю.
Повернувшись ко мне спиной, он стоял около разбитой лодки и смотрел на неподвижную черную воду, изрезанную полосами света. Шум от города казался очень далеким. Наконец он заговорил.
— Что из себя представляет твой шеф? Убийца с большой дороги? Я пожала плечами и ничего не ответила. Он обернулся, но по его напряженному лицу я видела, что он раздражен и нервничает.
— Черт побери, я же ничего не знаю! — воскликнул он. — Я только хочу сказать, что, когда ты угнала машину, труп мог быть уже там.
— Нет. Когда я угнала ее, багажник был пустой, я точно знаю, я заглядывала в него.
— Вот как! А по дороге ты его открывала?
— Кажется, да.
— Где в последний раз? Я подумала. Восстановила в памяти весь свой путь. Мысленно проехала по автострадам № 6 и № 7 до Фонтенбло. Вспомнила, что там открывала багажник, намереваясь положить в него купленный чемодан, но потом передумала и положила его на заднее сиденье.
— В Фонтенбло он был пустым.
— Это было давно. А после того где ты останавливалась?
— В Жуаньи, заходила в бистро. Там я и встретила шофера грузовика, который стянул у меня букетик фиалок. Но это было днем, машина стояла у дверей, и тогда в нее не могли засунуть труп.
— А ты уверена, что до Кассиса не открывала багажник?
— Я бы помнила об этом.
— А где ты останавливалась после Жуаньи?
— На станции техобслуживания, неподалеку от Аваллона. Там я оставила машину надолго, ее даже перегнали на другое место, пока я была у доктора.
Он посмотрел на мою забинтованную руку. По его глазам я видела, что он вспоминает мой рассказ о том, как мне покалечили руку, как незнакомые люди утверждали, будто видели меня накануне на шоссе и будто бы я ехала в Париж, тогда как я уверяла, что в это время находилась в Париже. Но он только сказал:
— Да-а, эта твоя история — крепкий орешек.
Я не знала, что еще добавить в свое оправдание. Да мне и не хотелось оправдываться. Филипп заметил, что я дрожу в своем белом платье, и, сняв пиджак, накинул его мне на плечи. Дыша мне прямо в лицо, он спросил шепотом:
— Ты говоришь правду, Дани?
— Клянусь.
— Даже если это ты застрелила его из ружья, я тебе помогу, понимаешь?
— А разве его застрелили из ружья? Сама того не желая, я почти прокричала это визгливым, срывающимся голосом. Это прозвучало смешно. Не знаю почему, но у меня на глазах выступили слезы.
— Да, я так полагаю, поскольку оно лежит в багажнике рядом с трупом.
— Что — оно"?
— Да ружье же, черт побери! Блестящее, новенькое! В твоем багажнике!
Ружье! Скажи, меня-то ты узнаешь, по крайней мере?
Сжав руками мою голову, он принялся раскачивать ее из стороны в сторону, словно пытаясь разбудить меня.
— Подожди! Я не видела ружья!
— Интересно, что ты вообще видишь! Коврик ты видела? Мертвеца видела?
Ну, так с ним еще и ружье!
Филипп отпустил меня, резко повернулся на каблуках и зашагал, сунув руки в карманы и подняв плечи. Я видела белое пятно его рубашки. Я встала и нагнала его. Он повел меня через шоссе, сказав, что у него кончились сигареты, нет ни гроша и он голоден как волк.
В переполненном бистро, стены которого были увешаны неводами и ракушками, я купила пачку "Житан" и спички. Филипп за стойкой выпил кружку пива и съел сандвич. Он молчал и даже не смотрел на меня.
Я спросила:
— Как ты добрался до Марселя?
— Не твоя забота.
— А где твой чемодан?
— Тоже не волнуйся.
Когда мы вышли, он обнял меня за плечи и притянул к себе. У меня не было желания его отстранить. Мы пошли, прижавшись друг к другу, по тротуару, на котором валялись пустые ящики — от них исходил запах водорослей. У Старого порта мы пересекли площадь. Когда мы проходили мимо какого-то ресторана, в зеркальной витрине на мгновение промелькнули наши лица, мое белое платье, его пиджак на моих плечах — короче, мы оба, обнявшиеся, освещенные неоновыми рекламами, в тысяче километров от моей жизни. Да, правда, в тысяче километров, и это показалось мне тогда гораздо более нереальным, чем все остальное, вся история с трупом.
Когда мы вышли на улицу Канебьер, на нас стали оглядываться прохожие. Я спросила Филиппа, куда мы идем.
— К машине. Нужно узнать, кто этот тип. Нужно еще раз взглянуть на него.
— Не надо, прошу тебя, у меня не хватит духу.
— У меня хватит.
Мы подошли к "тендерберду", который я оставила на стоянке среди сотен других машин, и несколько минут неподвижно стояли рядом. Я вынула из сумочки ключи и протянула Филиппу, но он не взял их. Мимо нас, жестикулируя и галдя, прошла ватага подростков, потом, шевеля губами и озабоченно понурив голову, одиноко пробрела какая-то женщина в измятом платье. Филипп велел мне сесть за руль: нужно найти более укромное место и там открыть багажник.
Мы поехали по набережной Рив-Нев, повторяя тот путь, что перед этим проделали пешком. Когда я повернула на улицу, которая, пересекая город, забирала вверх, он вдруг сказал:
— Знаешь, Дани, у нас, кажется, есть шанс выпутаться. Если тебе подсунули этого типа по дороге, то о нем никто не знает, кроме той сволочи, которая это сделала. Между ним и тобой нет никакой связи. В таком случае и мы поступим точно так же. Выбросим где-нибудь этот подарочек и забудем о нем. И нас это не касается.