Страница 99 из 145
— А не у Беровой? — спросил следователь.
— Это мужчина. Некрасивый, старый. Он на заводе плановик. Играют в карты!.. Я удивляюсь, как...
Она бесшумно подкатила кресло к электрической плитке, где кипел кофе. Климент встал, задыхаясь от запаха крупных, пышных цветов в бесконечных горшках.
— Это будет у меня уже четвертый кофе... Пожалуйста, не надо... А как был одет ваш Стилиян, если вы помните, при последнем визите?
— Помню. Выпейте тогда этот сироп, он из ягод бузины, очень полезный... Стилиян был в новом пальто, светло-бежевом. Сказал, что купил его у приятеля — почти задаром.
— Имя приятеля знаете?
— Я не спросила. Только посоветовала носить светлые пальто, они делают его крупнее.
— Еще?
— Пожаловался, что какая-то девушка навязывается, такое слово употребил... не знает, как от нее отделаться.
— Кто этот Беров? И адрес — может, вы знаете?
— Работает на стройке, хоть уже на пенсии. Живет в ведомственной квартире.
Около девяти вечера Владислав Беров открыл дверь (он был уже в домашней теплой пижаме). Пригласив в неприбранную гостиную, усадил гостя в кресло, обтянутое растрескавшейся, старой кожей. И сразу же задал вопрос:
— Нашли его?
— И вы уже знаете?
Мужчину это задело.
— Стилиян — сын моего лучшего друга.
Он достал бутылку (на дне оставалось немножко виски) и две рюмки.
— Светлая ему память.
Голос у него был глухой, серо-зеленые глаза укоризненно глядели на следователя.
— Рано еще поминать его бессмертную душу, — сухо сказал Климент.
— Мне любо-дорого было бы выпить на его свадьбе. Или за его открытия. Даже просто так — за жизнь, пока еще она бурлит в нас...
Он достал платок, сложенный вчетверо, высморкался. Налил рюмки и быстро осушил свою.
— Я сожалею, — помолчав, сказал Климент, — но повод действительно нерадостный... Когда вы видели инженера в последний раз?
Хозяин постоял с рюмкой в руках, поднял глаза к пыльной люстре.
— Подождите. Минуточку... У меня была ревизия — я сейчас работаю по закупке мелкого товара, который нужен заводу как хлеб. Третьего ревизия благополучно закончилась. Я боялся из-за спорной тысячи левов. И с кем же отпраздновать этот мой праздник? С сыном моего лучшего друга, пропавшего без вести во время войны. И вот — сын, оказывается, тоже пропал без вести.
— Как вы со Стилияном Христовым проводили время?
— Ну, как это делают два настоящих мужчины в праздник, который не отмечен в календаре? Пьют да в карты дуются, поднимая ставки. В сущности, мы играем больше для удовольствия, деньги — так только, повод для шуток.
— Покер или бридж?
— Да нет, сами придумали... Нечто вроде лодки с веслами. Едешь вперед, потом приостановишься полюбоваться каким-нибудь закатом или рекой, давно исчезнувшей вместе с тенями наших предков...
— Я вас не понимаю.
— А вы знали покойного?
— Оставьте это слово — «покойный»... Нет, я его не знал.
Беров уверенной походкой подошел к буфету и выдвинул ящик. Достал канцелярскую папку, обтер ее белой тряпочкой. Вытащил большую фотографию, вырезанную из журнала. На ней следователь узнал Христова в юности: цветущий, красивый, стройный, точно сошедший с рекламного плаката. Около него — девушка, тоже красивая, с прямыми русыми волосами, в блузке и юбке до колен.
— Вы, вероятно, не знаете чешского? — спросил Беров и бойко перевел: — «Красавица, студентка института мисс Маришка Хроматка и рыцарь науки, болгарин Стили Христов, студент-отличник». Стили был львом среди обычных котов и прекрасно это понимал. Его приглашали на приемы, в ресторане для него всегда был заказан столик и стояла его пивная кружка. Его обожали. Вот он на студенческом балу в костюме Пьеро...
Тонкие черты Пьеро были старательно прорисованы черными тенями.
— Красавец! — печально проговорил Беров. — А что скажете об этом? — И жестом игрока, вытаскивающего последнюю, самую крупную карту, достал маленькую, но отчетливую фотографию. — Зампредседателя Совета Министров жмет ему руку на выпускных торжествах. Его дочь была влюблена в Стили. С ума по нему сходила.
— Свадьбы не было?
— До этого не дошло. Молодость, сами понимаете...
Следователь внимательно изучил каждую фотографию — лицо инженера светилось внутренней страстью, интеллигентностью и, может быть, восхищением — главным образом самим собой.
— Понимаете, полковник, — начал Беров, на что следователь устало возразил, что он майор. — Понимаете, майор, драму моего молодого друга? Общество, блестящие салоны, компании красавиц — и вдруг провинциальная стройка! Грязь по колено, грубые мужики, керосиновые лампы. Вот она, жизнь! И Стилиян — инженер средней руки, а вокруг потрепанные женщины, мужчины, имеющие слабость к рюмке...
Климент Петров нахмурился.
— Христов сам пожелал работать на этой стройке... Именно там он мечтал работать.
— Да уж... большие были проекты, большие мечты. Занялся этой темой, потому что трудна и нова: «Автоматизированная система использования энергии отработанного тепла». Честолюбие свое тешил молодой человек.
— Я не вижу в этом ничего ненормального.
— А я вижу. Этот прыжок с высоты — да в самый низ, к мужичью... Что-то происходит у тебя в голове, каким бы ты ни был разумным и крепким... Это ведь то же самое, когда прыгнешь снизу вверх. Результат один — сотрясение мозга.
— Вы утверждаете, что его прошлая жизнь повлияла на его душевное состояние?
— Очень. Он хотел быть первым среди первых. А все эти женщины только мешали ему осуществить свои планы.
— Считаете, его исчезновение как-то связано с ними? Вы в этом уверены?
Тот пожал плечами. Глядя на его вязаный короткий жилет, не скрывающий торчащее брюшко, на помятое лицо с крашеными усами, на всю его огромную рыхлую фигуру, следователь строил догадки одну нелепее другой: что связывало, вернее, что было общего у молодого, блистающего «в свете» Христова и этого человека?
Словно услыхав его мысли, Беров сказал:
— Я был должен его отцу. Деньги я посылал сыну, да и сам частенько ездил в Прагу. Стили был таким парнем... Я хотел бы иметь такого сына — красивого, веселого, умного. Я человек одинокий, потому что уважаю абсолютную свободу...
— А что по этому поводу думал Христов?
— Я сумел ему внушить, что личная свобода — это наивысшее счастье... Но было и кое-что другое: вы не заметили, товарищ майор, некоторые люди закрепляются на самом лучшем моменте своей жизни и остаются там, как на одинокой вершине? Я знал одну красавицу, из-за которой мужчины друг друга убить были готовы... Но эта красавица никого из них не выбрала — осталась на своей вершине. Она моя сверстница, можно сказать — бабка, но по-прежнему не двигается с места, то есть со своей вершины. Закрепилась, так сказать.
— То есть Стилиян...
— Именно! — воскликнул Беров. — Мой Стили остался вот здесь, — он постучал по фотографии молодого человека. — Невозможно каждый день с утра до вечера загонять прошлые запросы в строительную грязь и даже в копание в этом безнадежном проекте...
— Безнадежном? Я не знаю другого проекта с бо́льшим будущим.
— Он такого не говорил. Гордый был человек. Но вспыхивал, как сухой порох, если я об этом речь заводил.
Следователь согласно кивнул: мало кто радуется трудностям...
Его собеседник долго и печально молчал.
— Ему другая жизнь была нужна, — вздохнул он.
— Но он ведь не бедно жил.
— Я не о том... Я оставил бы ему дом, кое-какие сбережения... А он все головой стенку пробить пытался. Хотел подняться выше других.
— И прежде всего — выше себя... Вы допускаете самоубийство? Без видимых причин?
— Да разве надо трубить о том, что были причины? Здесь все просто: столкновение мечты и реальности...
— Но реальность давала ему и настоящее, и перспективы. Большие перспективы.
— Мы, взрослые люди, привыкли к самому трудному — не иметь иллюзий... Я адвокат на пенсии, у меня богатый опыт. У вас, очевидно, тоже нормальное отношение к жизни, без розовых очков. Мы — два мрачных черных ворона, нам в самый раз выпить сейчас пару рюмок домашнего винца...