Страница 5 из 11
Расстроилась. Дура.
– Нет, мне нравится... но... черновато как-то.
– Что бы вы хотели видеть на мне?
А ведь скажи он: хочу видеть на тебе трусы и бюстгальтер, она придет на работу именно так, с нее станется. Осторожней надо быть.
– Я вообще-то... м... просто так... Кофе принеси. Без сахара.
Без сахара – это сигнал, что у шефа очередной закидон насчет здорового образа жизни. Лина кивнула, мол, сделаю хоть кофе, хоть отвар из трав, удовлетворю все капризы, но взгляните на меня чуточку нежнее. А Брасов не ходок, потому что ленивый, ко всему прочему абы какая баба ему не нужна. Поэтому ухаживать, тайком встречаться, лгать жене и любовнице – лучше лишний часок поспать, телик посмотреть, поесть... Нет! Слово «поесть» вычеркивается из лексикона.
Единственное, чему он отдает себя, – работе. Это и отдых, и увлечение, и развлечение, и отдушина. Приумножать деньги не каждый умеет, для этого талант необходим, а поставить дело – ум. Вот и предался Брасов любимому занятию, да не заметил, как время пролетело, очнулся, когда на сотовый позвонила... Наташка! Она никогда не звонила, даже денег ни разу не занимала, гордячка. С голой задницей, но гордая. Его заинтриговало: чего это она удумала?
– Да, Наташа, – сказал он в трубку.
– Юра... – произнесла она и замолчала, всхлипывая.
– Я слушаю, говори.
– Юра, Лешка... Лешка...
Брасов механически поднял руку – на часах два, Лешка должен был прийти в одиннадцать.
– Что – Лешка? – теряя терпение, рявкнул он в трубку. – Да говори, черт тебя возьми!
– Лешка уме-ер, – завыла Наташка.
– Не понял... э... кто умер?
– Лешка умер. Семеренко...
– В честь чего это умер? – Нет, до него не доходила реальность внезапной смерти. – Наталья, ты не того... Как умер?
– Прыгнул с балкона.
– Что ты несешь, с какого балкона?
– Со своего. На тринадцатом этаже-е-е...
– Погоди, мне нужна ясность. Ты где сейчас?
– В морге. Возле морга. У двери-и-и...
Брасову стало жарко, как в сауне, он сдвинул узел галстука вниз, рука зашарила по столу, не нашла то, что искала, автоматически выдвинула ящик стола, нащупала пачку сигарет.
– В морге, – повторил он, вслушиваясь в слово. – Никуда не уходи, я сейчас приеду. – Брасов тут же позвонил Игорю. – Подай машину, поедем в морг.
Сигарета сама собой очутилась во рту, за ней и рюмка коньяка в руке, с их помощью Брасов пытался постичь невозможное.
Трехдневные попойки основательно подрывают здоровье. В пятницу Роберт отмечал день рождения с друзьями и нужными людьми, в субботу накрыл поляну для своих сотрудников, а родственникам, которые не любят толчеи и шума, отвел воскресенье. На даче отца отметили праздник в спокойной обстановке с шашлыками и без помпезности. Зная, что в понедельник будет отходняк, Роберт предупредил замов: если и явится на работу, то к концу рабочего дня. Проспал он почти до двенадцати, выпил водички, поплелся бродить по дому в поисках кого-нибудь, кто подаст завтрак. В гостиной застал Тори, да-да, именно застал, потому что она куда-то собиралась и наводила последние штрихи на лицо.
– Уходишь? – озадачился Роберт.
– Угу, – дала она краткий ответ, не вдаваясь в подробности.
– А кто мне завтрак подаст? Где Анька?
Анька – домработница, девушка молодая и расторопная, но непривлекательная. Тори ее выбрала с прицелом, чтоб хотя бы дома не залезли в ее постель.
– У Анны выходной. Ты не в состоянии сделать себе бутерброд и сварить кофе? Кстати, разберись, пожалуйста, с подарками. Те, что не нужны, отложи отдельно, отдадим нуждающимся.
– Всегда ты этим занималась. Сегодня у меня...
– Знаю, рыбалка. – Подкрасив губы, Тори захлопнула пудреницу.
– Какая рыбалка? – поднял он плечи, не понимая, на что намекает жена, а она намекнула.
– На которой рыбку удят.
У жены замечательная черта: никогда она не устраивает сцен, не скандалит, не оскорбляет и не грозит, хотя умна и просчитывает мужа, как ЭВМ. Неизвестно, что лучше: скандал с битьем посуды или такие вот намеки, сказанные невинным, доброжелательным тоном, как сейчас.
– Особенно хорошо она ловится на вечерней зорьке, правда, рыбы я ни разу не видела, но не всем же везет поймать. Может, у тебя сегодня футбол, после вы будете отмечать удачу или поражение.
– К чему футбол приплела? – возмутился он, наконец сообразив, что подразумевает Тори под рыбалкой и футболом. – Я не то хотел сказать. Сегодня у меня энергетический баланс на нуле! Я не в состоянии сортировать подарки, варить кофе... у меня голова трещит.
– Треск пройдет, лишь бы голова осталась на месте.
Тори поднялась с дивана, повесила на плечо сумочку.
– Куда ты несешься вся при параде?
– На рыбалку, – улыбнулась Тори. – Или на футбол. Женский. Точно пока не решила. Приеду... не знаю когда. Ты уж тут сам хозяйничай. До свидания, дорогой.
Чмокнув обалдевшего мужа в щеку, она, играя бедрами, легкой поступью направилась в прихожую.
Конечно, Тори, намекнув Роберту, что и она не прочь сходить налево, торопилась не к любовнику, которого у нее нет. В почтовом ящике обнаружила вторичное извещение на получение то ли заказного письма, то ли бандероли – точно не поняла. Она села в машину и отправилась на почту. Ну а потом проведет время с подругами, чтоб досадить Робу, чтоб он знал: она востребована у мужчин. Иногда полезно встряхнуть идиота, не умеющего ценить добродетельную жену.
Это оказалась бандероль – маленькая, прямоугольная, на вес легонькая. Идя к выходу, Тори нетерпеливо вскрыла почтовую упаковку, кинула в урну. Еще один слой из тонкой бумаги. Полностью распаковала бандероль она уже в машине. То, что ей прислали, вызвало недоумение: в руках Тори держала старую потертую картонную коробочку с надписью «Серебристый ландыш» и грубым рисунком. Были когда-то такие духи, не духи, а кошмар – маслянистые, вонючие, стоившие дорого – шесть рублей. Открыв коробочку, Тори изумленно подняла брови: в картонном углублении лежал цилиндрический пузырек, наполовину заполненный желтоватой жидкостью.
Это что, подарок?! Ей?! Кому взбрело в голову прислать такое дерьмо? Эх, рано выбросила почтовую упаковку, не станет же она теперь рыться в урне, доставать бумагу, чтобы посмотреть, от кого бандероль.
Тори чуть наклонила голову и брезгливо принюхалась. Да, это духи, те самые – «Серебристый ландыш», давным-давно снятые с производства. Ну, может, их и выпускают, Тори не ходит по дешевым магазинам, не знает, что там продается. Кстати, коробка старая, пузырек неполный... Значит, духи кто-то хранил с давних времен? Для чего? Чтобы прислать ей в подарок? Она эти духи не выносила. Нелепость.
Стоп, а может, в коробке лежит записка, объясняющая все это? Тори распотрошила ее, тщательно осмотрела, ничего не нашла. А если нечаянно выронила? Но и на полу авто пусто, значит, отправитель не удосужился написать пару слов. Небрежно завернув в бумагу дурацкий подарок, она кинула сверток на заднее сиденье. Не настолько Тори глупа, чтоб не понять: бандероль имеет какое-то значение, но какое?
Уткнув лицо в большую грудь Брасова, Наташа дала волю слезам. Он терпеливо выжидал, когда она наплачется, растерянно похлопывая ее по спине. Как только рыдания уменьшились, а между всхлипываниями растянулись паузы, Брасов спросил:
– Когда это случилось?
– После дня рождения Роба. Ночью. – Наташа подняла лицо, глаза ее были безумными. – Я узнала только в воскресенье, поехала к нему... соседи... Не стала вам сообщать, думала, ошибка, а сегодня... Я его видела, Юра!
– Успокойся, теперь-то ничего не изменишь...
– Не верю, что Лешка сам... Он не должен был, понимаешь?
– Понимаю. Ты постой здесь, я пойду посмотрю на него.
– Не веришь мне? Это он, наш Лешка.
– Все равно пойду, возможно, что-нибудь выясню.
Брасов позвонил, дверь открыл санитар:
– Вы за трупом?
– Пока только хочу посмотреть на Алексея Семеренко. Я его друг. Можно?