Состояние хаоса

Гарниш откинулся в кресле, часы в его руке раскачивались, как маятник По.

— Я столкнулся с некоторыми проблемами. Оказалось, что передача сообщения возможна только в определенные дни. Я создал новую отрасль математики и рассчитал дату ближайшего дня. Догадываешься, что это была за дата, Макаби?

Макаби знал, но от страха потерял дар речи. Гарниш положил часы на ручку кресла, где сидел гость. Тот отодвинулся от них как можно дальше, скорчившись и едва дыша. Гарниш встал и принялся ходить по комнате, видимо, не замечая ничего вокруг себя.

— Сегодня, Макаби, именно сегодня. И раз уж ты стал причиной моего падения, я выбрал именно тебя, чтобы ты мог разделить со мной результат моего труда. Я следил за твоей работой и за работой твоих современников. Как я и ожидал, четыре года спустя было опубликовано исследование, опровергнувшее выводы твоих ранних работ. Просто наука движется вперед — и мы идем по головам своих предшественников. Но что если бы те исследования опубликовали одновременно с твоей работой? Ты выглядел бы просто дураком, некомпетентным тупицей. А ученый, пришедший к верным выводам? Его звезда взошла бы в научном мире. И этим ученым был я, Макаби! Я уничтожил тебя, присвоил себе твое место в университете и твою репутацию. И многое другое, что принадлежало тебе.

Он остановился, глядя на портрет Кэролин.

— Что вы имеете в виду? — прошептал Макаби. — Я никогда не состоял в штате университета…

Гарниш сел в кресло и закурил еще одну сигару.

— Определив день передачи, я пригласил вас на обед. В самом начале вечера я покинул комнату и вошел в свою машину — в закрытую систему, — чтобы отправить сообщение назад на пять лет. Я предполагал, что Гарниш, отправивший сообщение, исчезнет в момент передачи, ведь я в прошлом, получив это сообщение, буду поступать так, что я в настоящем уже не появлюсь. И в новой жизни я буду помнить, как получил сообщение, а как отправлял его — нет. Моя тогдашняя память перестанет существовать. Ведь я уже не проживу ту жизнь. Я думал так, когда нажимал кнопку передатчика.

Макаби смотрел то на злорадное выражение лица Гарниша, то на часы, лежавшие так близко. Их тиканье подчеркивало каждое слово, произнесенное Гарнишем.

— Что же произошло? Ничего. Я не почувствовал никаких изменений. С тяжелым сердцем я вышел из машины. И оказался в новом мире! Я стоял в комнате богатого дома в пригороде. Я почувствовал слабость и увидел, что мои руки и ноги — все мое тело — казались прозрачными, нереальными; они как будто таяли. В это время странные мысли, чувства, видения заполнили мой ум: новая память, если так можно сказать. На мгновение я почувствовал головокружение; а потом обнаружил, что сижу напротив вас за столом. Я помнил всю свою новую жизнь — после того, как молодой Гарниш получил сообщение. Но я сохранил и память о моей больше не существующей жизни. Я объясняю это тем, что закрытая система защитила мою память. Когда я вышел из машины, мое старое и новое «я» слились.

Гарниш взял часы в руки.

— Я не ожидал, что мне удастся сделать свою жизнь идеальной с первой попытки. Последние пять лет новой жизни заполнили мои мысли — они стали источником для второго сообщения, исправившего дальнейшую судьбу. Мою и вашу, потому что я «помнил», что решил еще раз устроить обед — в «годовщину» того дня, когда началась моя новая жизнь и когда у меня снова появится возможность передать сообщение. В тот день мы доели первое блюдо, а когда принесли второе, я снова вышел из комнаты, чтобы отправить послание. И я стал тем, кем являюсь сейчас, — Гарниш обвел рукой комнату. — Опять слился со своим новым я, полностью сохранив память о своих прежних жизнях. И теперь мы в третьем акте этого необычного обеда. Макаби вновь подавил в себе страх.

— Это просто смешно. С вашей стороны жестоко, доктор, так злорадствовать по поводу моих неудач.

Гарниш опять улыбнулся:

— То, что вы мне не верите — единственный промах в моем плане. Я не могу насладиться своей местью сполна, если вы ничего не знаете о произошедшем и если мне не удастся вас убедить. Поэтому я создал одну теорию, и сейчас мы ее проверим. — Он дотронулся до часов. — Во время нашего первого обеда я взял эти ваши часы с собой в закрытую систему. Они оставались там во время передачи, а сегодня я их принес сюда.

Макаби почувствовал комок в горле, от ужаса перехватило дыхание. Гарниш продолжал:

— Я предположил, что если в моей системе будет предмет, принадлежавший вам в нормальном времени, то этот предмет сохранит связь с вашим прошлым, стертым мной. — Гарниш наклонился к Макаби и помахал часами перед его лицом, на котором выступили капли пота. — В конце концов, это все, что осталось от жизни, которая когда-то была вашей. Все остальное я уничтожил, когда передал первое сообщение. Вы верите в психометрию, Макаби? Говорят, что, взяв в руки предмет, можно узнать многое о жизни его прежних владельцев. О чем могли бы рассказать вам эти часы?

Гарниш положил часы на подлокотник кресла Макаби и наклонился к нему.

— Возьми их! — эти слова звучали как приказ, но Макаби не пошевелился. Он не взбунтовался против приказного тона Гарниша, а просто оцепенел от ужаса. Внезапно Гарниш издал странный шипящий звук. Схватив Макаби за руку, он вложил в нее часы. Макаби попытался разжать пальцы и отбросить предмет. Но не мог и пошевелиться. Из его груди вырвался страшный крик; на него хлынул поток звуков, запахов, разговоров. Он почувствовал боль, радость, ликование. Он смеялся, плакал, любил. Его оцепеневшая душа впускала все новые и новые чувства. Перед его глазами стоял один образ. Он чувствовал ее губы, кожу, вдыхал запах ее духов. «Кэролин!» — воскликнул Макаби, и она исчезла. Все исчезло — видения, воспоминания, его жизнь.

Гарниш опять что-то говорил. Макаби посмотрел на него снизу вверх и понял, что лежит на полу.

— Прекрасно! — Гарниш потер руки. — Вот и последнее звено: моя жертва знает обо всем. — Он встал на колени возле Макаби и прошептал: — Кэролин была твоей женой. У вас был сын — Дэвид. В своей области ты был просто гением. Благодаря родителям ты был богат. И все это я у тебя отняд, Забрал себе.

Макаби почувствовал сильный приступ тошноты и с трудом поднялся на четвереньки; его вырвало на ковер. Затем он вытер рот рукавом своего потертого пиджака и встал. Дрожа от ярости и ужаса, ощущая отвратительный вкус во рту, он смотрел в лицо своему врагу. Но взгляд Гарниша был направлен мимо Макаби, его лицо уже опять ничего не выражало. Макаби обернулся. В дверях стояла Кэролин. Ее глаза были широко открыты.

— Родерик, я услышала свое имя… — начала она. Макаби не понял, спрашивала она или обвиняла.

Гарниш выпрямился.

— Кэролин, боюсь, гостю стало плохо после нашего обеда, — он повернулся к Макаби: — Или это от моей сигары?

— Может быть, — прошептал тот, чувствуя стыд, боль и охватывающую его черную бездну отчаяния. Он посмотрел на Кэролин, на долю секунды встретился с ней взглядом и отвернулся.

— Джеймс, с вами все в порядке? — спросила она.

«Я ей все расскажу, — подумал он. — Расскажу… что?» Он посмотрел на нее. Кэролин все еще стояла в дверях — воплощение, всего, о чем он когда-либо мечтал, всего, что он любил. Кэролин, Дэвид, его жизнь, его жизни. Он попытался уловить аромат ее духов, но почувствовал только запах рвоты и понял, что Гарниш победил. Он сглотнул.

— Я в порядке, миссис Гарниш. Думаю, мне лучше пойти домой. Напряженное выражение исчезло с лица Гарниша. Он пожал Макаби руку. «Это ради Кэролин», — подумал тот.

— Жаль. Но я рад, что вы смогли прийти, — произнес Гарниш. — Уилсон проводит вас.

Едва взглянув на Кэролин, он вышел из комнаты. Макаби направился к двери, но Кэролин остановила его, взяв за руку.

— Джеймс! — выдохнула она.

Он обернулся. Глаза женщины были широко раскрыты. Макаби понял, что часы все еще у него, и вырвал руку.

— Простите меня! — воскликнул он и, спотыкаясь, прошел через обеденный зал, бросив часы на стол.