Призрачная любовь

Джинни не может сражаться с Соней, но Бена она способна разорвать в клочья.

— Позволь мне помочь ему, — прошу я, и призрачная сила унимается столь же быстро, сколь и возникла.

Я перепрыгиваю через прилавок, подхватываю с ковра топор и встаю между ними.

На миг в глазах Джинни вспыхивает надежда. В отличие от Бена, она знает, что я ее сородич. Она уже призналась, что я ей нравлюсь. Она дважды назвала меня своим героем. Я медленно качаю головой, не оставляя никаких сомнений относительно собственных намерений.

— Ты не сможешь, — выдыхает Джинни, осознав ситуацию.

Мы с Беном и Соней совместными усилиями одолели ее. В ее голосе звучит смирение. Последнее, что она сказала: «А у папы были такие большие планы».

Я отрубаю ей голову и, дрожа, роняю топор.

После недолгого ошеломленного молчания Бен поднимается и кладет руку мне на плечо.

— Ты в порядке, мужик?

— Уже лучше, — отвечаю я. — А ты?

— Она пришла за мной ночью после школьной вечеринки, — объясняет он. — С тех пор я пытался прогнать ее из нашего города.

Наш город. Бен принадлежит Спириту. Я принадлежу Спириту. Бог свидетель, Соня принадлежит Спириту.

А Джинни снова явилась сюда как приезжая, на этот раз под новым именем.

— Я пытался ее предупреждать, — добавляет Бен. — Пытался отпугнуть. Я обратился за помощью к моей семье, но никто мне не поверил. Она не была похожа на вампира, понимаешь?

— Да, я понимаю.

Произошедшее здесь останется с Беном надолго. Он не из тех людей, кто способен уничтожить кого-то другого, пусть даже не совсем живого, и потом не испытывать никаких мук. Я понимаю, что он чувствует, и даже более того.

Прошло две недели с той ночи, как я в последний раз ощущал присутствие Сони. Мне уже ее недостает. Я сожалею, что усомнился в ее доброте, и рад, что убившее ее чудовище больше никогда и никому не причинит вреда.

Мы с Беном сожгли тело Джинни и останки ее родителей за моим амбаром. Топор, который он забрал из кабинета мэра, закопали неподалеку от могилы моего дяди.

— По весне ты мог бы посыпать могилы семенами полевых цветов, — предложил он. — Я имею в виду, они же когда-то были людьми.

Я пообещал, что так и сделаю, и мысленно взял на заметку посыпать семенами заодно и могилу дядюшки Дина.

На следующий день Бен наплел своей тетушке Бетти, будто бы Огастины собрали вещи и уехали среди ночи ради какой-то работы с шестизначной зарплатой, которую мэр наконец-то получил на севере. По словам Бена, Джинни сообщила ему, мол, ее отцу слишком стыдно признаваться в том, что он бросил город, сперва наобещав с три короба. И именно об этом они и спорили тогда в очереди за билетами.

Назавтра Бетти повторила его рассказ в салоне красоты, и с тех пор это сделалось общеизвестным фактом. Помощник шерифа собирает подписи, намереваясь баллотироваться на пост мэра. Я поддержал.

Как выяснилось, Бен вовсе не плохой парень. Его дед, шериф Дерек Мюллер, был охотником на вампиров, уже однажды изгнавшим Огастинов из города. Он передал свой опыт внуку, чтобы тот не растерялся, если смертоносную нежить вновь занесет сюда.

Бен решил поработать в «Старой любви» и подкопить денег на колледж. Несомненно, хороший спортсмен по меркам Спирита вовсе не обязательно равняется потенциальному стипендиату. Победа над нежитью изрядно помогла ему повзрослеть.

Он не знает, что я такое, пока еще нет, но он спокойно воспринял мои объяснения насчет Сони. Надеюсь, когда придет час и он осознает, что я не просто еще один паренек из его родного городка, он вспомнит обо всем происшедшем и не станет судить меня чересчур строго.

Этим вечером, когда охотники за привидениями опять спасают Нью-Йорк, я благодарю Бена за отличную работу, запираю за ним входную дверь и снова слышу, как Соня поет «Знать его — значит любить его».

Оглянувшись на голос, я впервые вижу саму Соню. Она взяла на себя одну из моих обязанностей и протирает прилавок, как будто так и надо.

Это полупрозрачная фигура в униформе, почти такой же, как и та, что носила Джинни, только дополненной красным жилетом с золотой нашивкой «Кинотеатр любви».

Я и не думал, что она все еще здесь. И не понимаю — теперь, когда Джинни исчезла навсегда, зачем ей тут оставаться?

— Соня?

Она поднимает голову, и я вижу ямочки и смеющиеся глаза.

— Коди!

— Соня, — объясняю я на случай, если она не поняла, что произошло, — твоего убийцы больше нет. Все закончилось. Ты можешь двигаться своим путем. Ты можешь, э… уйти в свет.

Соня склоняет голову набок.

— Дело было не только в возмездии. — В ее голосе слышатся глухие, замогильные нотки. — Скажи мне, Коди: ты веришь в любовь с первого взгляда?

Глядя на нее — Господи, помоги мне! — я определенно мог бы поверить. Я читал в Сети, что чем больше ты веришь в призрака, чем более сильные чувства к нему испытываешь, тем более вещественным он становится.

С каждой секундой Соня выглядит все плотнее, все живее. И, вынужден признать, в каком-то смысле мы превосходно подходим друг другу. Мы оба привязаны к этому старому кинотеатру, мы навсегда останемся подростками, и мы оба мертвы. Еще того лучше — мне не придется беспокоиться, что я могу ей повредить. Никакой плоти. Никакой крови. Никаких проблем.

Это может стать большим, чем надежда на любовь. Это может стать чем-то настоящим. Но сперва ей кое-что следует узнать. Вряд ли ей известно о событиях на дядюшкином ранчо, но я думаю, она догадалась о моей сущности по бутылке крови в конторском холодильнике. А может, Соня не поняла, что это за жидкость, или призраки смутно различают некоторые подробности…

— Соня, — начинаю я снова, когда она подплывает ко мне. — Тебе следует кое о чем знать. Я чудовище, точно такое же…

Ее прохладные пальцы прижимаются к моим губам, и в ее взгляде я читаю полное понимание. Она все знает и готова это принять.

— Нет, — возражает Соня. — Не такое же.