Надеюсь и люблю

– Только не лги, мама.

– Конечно, дорогая. Но я не хочу причинить тебе боль. Я лгала только поэтому.

– Расскажи мне все.

– Я очень любила Джулиана. Когда я вышла за него замуж и уехала в Калифорнию, то стала совсем другим человеком – настоящей американкой Кайлой Троу, у которой нет прошлого. Именно об этом я всегда мечтала. Твоя бабушка говорила, что он недостаточно хорош для меня, но я ее не слушала… Я слишком сильно любила его… В Голливуде я полностью потеряла себя, – продолжала Микаэла. – Не только ту бедную латиноамериканскую девочку, какой была, но гораздо больше. Саму себя. Я стала делать вещи, которых потом стыдилась. – Она попыталась улыбнуться, но безуспешно. – Вскоре я забеременела. Ты вернула мне мою сущность. Я знала, какой судьбы хочу для тебя, хотя и успела забыть, чего хотела для себя. А Джулиан… он был еще не готов к тому, чтобы стать отцом.

– Он не хотел меня, – со слезами на глазах проговорила Джейси.

Микаэла тяжело вздохнула, но отступать было некуда.

– Не хотел. – Она крепко сжала руки дочери. – Но я хотела тебя больше жизни. И хотела дать тебе то, чего была лишена сама. Поэтому я ушла от Джулиана.

– Но ведь ты любила его. – Да.

Слеза покатилась по щеке Джейси, и Микаэла с трудом удержалась, чтобы не смахнуть ее. Бывают такие слезы, которые должны пролиться, и нельзя им мешать. Это одна из многочисленных истин, которые открылись ей в жизни далеко не сразу.

– А знаешь, что помню я? – дрожащим голосом вымолвила Джейси. – Когда я была маленькой, я часто спрашивала тебя о папе. И каждый раз ты начинала плакать. Потом я перестала задавать вопросы. Выходит, из-за меня ты разрушила свою жизнь?

– Нет! Никогда не говори так. – Микаэла с силой сжала ее руку. – Я сама ее разрушила и жила в руинах до тех пор, пока не встретила Лайема. Только тогда я снова обрела себя. Я знаю, что не была честна с тобой и Лайемом, и теперь мне придется загладить свою вину. Мы все – одна семья, и это главное, что нужно помнить. Так мы сможем пережить трудное время.

– Ты вернешься домой?

Домой. Это слово осветило ее память так ярко, что Микаэла едва не зажмурилась. Перед глазами возникла отчетливая картинка, похожая на фотографию в рамке под стеклом.

Лайем сидит за роялем в шортах и смешной майке, которую привез с последнего конгресса медиков. На груди у него надпись: «Виагра помогает всегда быть в форме». На черной полированной крышке рояля стоят два бокала с вином. Лайем играет ее любимую песню – «Время для нас».

Она подходит к нему сзади и обнимает за плечи. «Эй, тапер, неси свою жену в постель, а не то упустишь шанс».

Он оборачивается и улыбается. В его глазах любовь, признательность, потребность в ее нежности. И все это она до сих пор воспринимала как должное.

Микаэла рассмеялась, хотя и понимала, что это неприемлемый ответ на вопрос Джейси. Однако удержаться от смеха не могла. Ее душа пела от радости, и это чувство было так неожиданно, что Микаэла не удивилась бы, если бы вдруг обнаружила, что парит в воздухе.

– Иди ко мне, – сказала она, распахивая объятия ей навстречу.

Джейси бросилась к ней так стремительно, что они едва не упали, столкнувшись. Спинка кровати помогла им удержать равновесие. Микаэла наслаждалась ощущением близости дочери.

– Мама… я так соскучилась без тебя. Я боялась, что…

– Я знаю. – Она погладила Джейси по голове. Запах девичьих волос дочери растрогал Микаэлу, и теперь она смеялась сквозь слезы.

– Боже! Я вспомнила, как ты пошла в школу в первый раз. На тебе был черный вельветовый свитер, а в руках ты держала коробку с ленчем. Ты не взобралась бы в автобус самостоятельно, поэтому я пошла тебя провожать. Помню, я была там единственной мамашей.

– Я люблю тебя, мама. – Джейси подняла голову и улыбнулась ей.

– Я тоже тебя люблю, Джейс. Прости меня за… Дверь распахнулась настежь. В проеме возникли две фигуры – Брет и Роза.

– Он сказал, что Джейси уже достаточно долго пробыла с тобой, – кивнула Роза на малыша.

Микаэла поцеловала влажную от слез щеку дочери и отстранила ее.

Брет замер, уперев в бока маленькие кулачки. Его губы дрожали, а в глазах отразились страх и неуверенность. В последнее время он чаще всего испытывал именно эти чувства. Ее сын всегда был смел и решителен… он вовсе не был похож на этого испуганного и растерянного мальчика.

Микаэла улыбнулась, пытаясь его подбодрить, но тем самым, казалось, испугала еще сильнее. Улыбка получилась немного фальшивой, и он не узнал ее.

Она вдруг расплакалась; слезы текли по ее щекам, а она не находила в себе сил, чтобы унять их. Тогда она опустилась на колени перед сыном и протянула к нему руки.

– Как поживает мой самый любимый мальчик?

С оглушительным криком «Мамочка!» он бросился к ней. Микаэла не удержала равновесия, и они оба опрокинулись на пол. Она лежала на холодном линолеуме и с такой силой сжимала Брета в объятиях, что он едва мог дышать.

– Я люблю тебя, Бретти, – прошептала она в его маленькое розовое ушко.

Он уткнулся носом ей в шею, поэтому она скорее почувствовала, чем услышала его слова:

– Я тоже люблю тебя, мамочка.

Наконец они оторвались друг от друга и неуклюже встали на колени. Правая нога Микаэлы дрожала: у нее не было сил подняться. Так она и стояла на коленях перед Бретом, опираясь на его плечо. Через его голову она взглянула на Розу, которая молча плакала в дверях.

– Жаль, что мы не можем продать всю эту соленую воду калифорнийцам, – хмыкнула Микаэла.

Брет захихикал. Именно так всегда говорил Лайем, когда Микаэла начинала плакать, посмотрев какую-нибудь глупую мелодраму по телевизору.

– Ну, малыш, что у тебя новенького?

– Салли Мэй Рэндл по уши в меня втрескалась. От нее противно пахнет, но она довольно хорошенькая.

Микаэла рассмеялась, зачарованная будничной простотой этой сцены, которая вселила в ее душу надежду, что со временем им всем удастся найти выход из темной чащи на некогда потерянную дорогу.

– Где папа? – спросила она Брета.

Мальчик прикусил губу и промолчал. Вместо него отозвалась Роза:

– Он не пришел.

– Он дома, – подтвердил Брет. – Он очень грустный, потому что ты его не вспомнила.

Микаэла схватилась за край кровати и с усилием поднялась.

– Отвези детей домой, мама. Я сейчас все здесь улажу и приеду следом за вами.

– Доктора говорят… – нахмурившись, начала Роза.

– Меня это не интересует, – упрямо тряхнула головой Микаэла. – Пожалуйста, выполни мою просьбу. Я скоро приеду.

– Что ты собираешься делать, Микита?

– Пожалуйста, мама.

– Ладно. – Роза тяжело вздохнула. – Но держись подальше от главного входа, а не то попадешь в лапы журналистов.

– Я не хочу оставлять тебя, – шагнула к матери Джейси.

– Больше нечего бояться, дорогая. Я скоро буду дома.

– Обещаешь?

– Обещаю, – улыбнулась Микаэла.

После ухода родственников Микаэла решила не утруждать себя выпиской из больницы. Она просто собрала фотографии со столика и подоконников, аккуратно сложила ночную рубашку и засунула ее в сумку – пусть останется напоминанием об этом тяжелом времени. Ей не хотелось поскорее забыть его, напротив. Именно кома спасла ей жизнь, семью, детей. Она только надеялась, что не проснулась слишком поздно. Одно она поняла наверняка: шанс дается человеку лишь однажды, и если упустить его, то можно до конца дней ждать в одиночестве того, что уже миновало.

Она была без сознания почти месяц. А на самом деле, оказывается, проспала последние шестнадцать лет жизни.

В дверь постучали.

Микаэла похолодела, кровь застучала у нее в висках. Взгляд остановился на пустом столике и сумке, стоявшей на кровати. Пожалуйста, пусть это будет не медсестра…

Джулиан непринужденно вошел в палату, словно к себе домой.

– Сегодня я все утро чихал. Наверное, у меня вырабатывается аллергия на этот затхлый городишко. – Он усмехнулся. – Видела бы ты процессию на Главной улице! Взрослые люди разгуливают в маскарадных костюмах!