Раб и Царь

 С пробуждением, Сашенька! Как головка? — встретил меня отец.

 Ох! — только и смог я выговорить.

 Пошли рассол пить. Сейчас лечиться будем.

Мы пошли с ним на кухню. Мама уже хлопотала у плиты. На столе стояла трёхлитровая банка с огурцами.

 Давай лечись, — мама указала на банку. — Ты, что пил-то вчера?

 Сначала вино, а потом водку.

 Ерша хватанул, — сказал отец. — Хорошо, что ещё с пивом не мешал. Запомни, Саня, вино с водкой никогда мешать нельзя.

 А мне сказали, что градус нельзя понижать.

 Это, кто же тебя так просветил?

 Мужик какой-то.

Мама с папой расхохотались.

 Честно говоря, я думал, что вы меня ругать будете. А вы смеётесь.

 Кончилось время тебя ругать. Взрослым ты стал. А то, что ты силы свои не рассчитал, так это даже и к лучшему.

 Да чего же хорошего? Голова, как помойное ведро.

 Вот в этом вся наука и есть, — сказала мама. — Ты сегодня себя целый день свиньёй чувствовать будешь. И норму свою на всю жизнь запомнишь. Не расстраивайся, через это все парни проходят. Было бы хуже, если бы ты сегодня встал, как огурчик.

 Хорошо, что сегодня в институт не надо, — пряча улыбку, сказал отец. — Представляешь, с какой физиономией ты бы сегодня показался там? Это вы, что всей группой так первое сентября отметили?

 Да нет. Знакомого в институте встретил. Вот и зашли в кафе поболтать. Да вы его знаете. Володя Рабов. В нашей школе с третьего по пятый класс учился.

 Раб что ли? — удивился отец.

 Ну да. Помните, он у нас ещё старостой был.

 Ещё бы не помнить! — оживилась мама. — Разве эту историю возможно забыть? Он и в институте у вас старостой станет, попомни моё слово.

 Да, полно тебе, мама! Когда это было? Мы же тогда детьми были. Всё давно изменилось.

 Я не буду с тобой спорить. Пройдёт время, и ты всё сам увидишь.

 Папа, а ты тоже так считаешь?

 Понимаешь, Саня, — задумчиво ответил отец, — человек формируется до шести лет. А дальше меняется только форма, а содержание остаётся, как правило, неизменным.

 По-твоему, после шести лет в сознании человека ничего существенного не происходит?

 По-моему так. До шести лет происходит формирование личности человека. Создаётся его нравственный костяк.

 А потом?

 А потом идёт его дальнейшее развитие, но уже на базе этого костяка.

 Значит, потом уже изменить в принципе ничего нельзя?

 Почему нельзя? Можно. Только это очень трудно сделать. Человек начинает воспринимать мир через призму тех убеждений, которые ему заложили в детстве, Попадает, так сказать, в их зависимость.

 Становится их рабом, — добавил я.

 Можно сказать и так.

 Рабом, — повторил я и задумался.

 Ну да, рабом, а что, собственно, тебя так взволновало? Вы что, обсуждали эту тему?

 С ним — нет. Мы говорили про дедовщину в армии. Он считает, что неуставные отношения, это тот сук, на котором держится не только армия, но и всё общество. У него отец был военным, и его позиция по этому вопросу меня не удивила. Я удивился другому.

 Чему? — заинтересовался отец.

 Тому, что абсолютно все, кто принимал участие в нашем споре, а в нём принимало участие много людей, поддержали Володину точку зрения, а не мою.

 Что же здесь удивительного? — Сказала мама, — ты же это спор не в академии наук затеял, а в пивной?

 Не в пивной, а в кафе.

 Какая разница? Как говорит папа, меняется форма, а не содержание.

 Значит, ты считаешь, что если бы я на эту тему разговаривал с интеллигенцией, то результат был бы другим?

 Конечно другим, но ты не обольщайся, Ты бы всё равно был бы в меньшинстве. Я всех людей делю на две категории, — пояснила мама, — это рабы и цари. Увы, но в основной своей массе у людей рабская психология. В обществе царей мало, большинство рабов, даже среди интеллигенции.

 Честно говоря, мне трудно поверить, что Володька — раб. Он всегда старался быть первым. Мама только что сказала, что нисколько не сомневается в том, что и в дальнейшем его поведение вряд ли изменится.

 Ты просто не правильно понял маму. Царь не тот, кто имеет много власти и денег, а тот, кто свободен от предрассудков. Мало того, царь использует свою свободу для созидания, а не для разрушения. Иисус был царём, хотя ничего не имел, а Понтий Пилат был рабом, хотя имел и власть и деньги.

 Но если всё так, как ты говоришь, — не соглашался я с отцом, — то, как ты объяснишь такое явление, как прогресс? Ты только что сказал, что созидать могут цари, а не рабы. А так как в основной своей массе люди рабы, то общество не может быть созидательным.

 Я не говорил, что рабы не могут созидать. Они созидают и очень даже хорошо, но только при одном условии: они должны быть в кандалах, а рядом с ними должен стоять надсмотрщик с плёткой. Сними кандалы, убери надсмотрщика, и они тут же уничтожат всё, что только что создали. Самое опасное это дать рабу свободу. Нет более жестокого хозяина, чем освобождённый раб.

У Володи Рабова утро началось тоже с головной боли. Стоило ему подняться с постели, как вчерашний день тут же напомнил о себе. Он, сморщившись, как прошлогодний лист, держась за стенку, чтобы не потерять равновесия, побежал на кухню, чтобы найти что-нибудь остренького. Там в трусах и майке уже сидел отец.

 О! Явление Христа народу! — засмеялся он. — Головка не болит?

 Тебе смешно, а мне не до смеха.

 Садись. Сейчас тебя вылечу.

Отец вытащил из холодильника бутылку водки и налил своего 'лекарства' в стакан. При этом не забыл и про себя.

 А у тебя что, тоже голова болит? — спросил Володя.

 Тебе для лечения, а мне для профилактики, — отшутился отец. — Пить в одиночку — самое последнее дело. — Он поднял свой стакан и чокнулся с Володей.

'Лекарство' и действительно подействовало. Не успела приятная теплота дойти до желудка, как головная боль стала утихать.

 Огурчиком, огурчиком закуси, — учил отец. — А теперь щей кислых поешь. Мамка уже приготовила.

Володя поморщился, глядя на тарелку со щами, но спорить не стал. Стоило ему только попробовать, как отношение к щам резко изменилось. Тарелка моментально опустела.

 После первой и второй промежуток не большой. — Отец снова налил водки.

Володя с отцом залпом выпили. Володя расплылся в улыбке и посмотрел на отца.

 Ну, что вылечился? — смеялся отец. — Учись, пока я жив.

Действительно от утреннего состояния не осталось и следа.

 Ну, а теперь рассказывай, где это ты так вчера набрался?

 Представляешь! Захожу вчера в аудиторию, и кого ты думаешь, я встречаю? Саню! Я с ним с третьего по пятый класс учился. Вот и пошли отметить нашу встречу.

 Это, какого Саню, с которым ты ещё за одной партой сидел?

 Ну, да.

 Значит вы теперь в одном институте?

 Не только в институте, но и в одной группе.

 Ну а набрались то как? Силы не рассчитали по молодости?

 Дело не в силах. Саня про тебя спрашивал. Ну, просто так спросил. Я ему и рассказал про то, как тебя из армии попёрли. Одним словом, спор про дедовщину пошёл. Так ты представляешь? Все мужики со своих мест повскакивали, и к нам за столик. А Саня давай им лекции про свободу и права человека читать.

 А ты?

 А что я? Ты мою точку зрения знаешь. Так представляешь, они не на меня, а на Саню набросились.

 А ты?

 А я выпил с ними за наши принципы, тем и разрядил обстановку.

 А Саня?

 А Саня в завершение их рабами обозвал. Можешь представить себе, в каком он состоянии был. Пришлось его потом ещё домой провожать, а то бы мужики могли ему и главный аргумент предъявить. Один так и сказал: 'До таких патриотов можно достучаться, только если им по почкам стучать'. Не бросать же мне товарища?

 Да товарища… — недовольно прошипел отец. — Давай-ка, ещё выпьем, сынок.

Он разлил по стаканам водку и, не дожидаясь сына, опустошил стакан.