Страница 32 из 66
§ 48
Питера на время отпустили, снова отправив его в камеру. Там просидел он два дня, не с кем было посоветоваться, и он был в полном неведении об ожидающей его участи. В тюрьму не пропускали газет, но Питеру оставили деньги, какие были при нём, и на другой же день ему удалось подкупить одного из смотрителей и раздобыть номер газеты «Таймс», на первой странице которой были приведены все подробности сенсационного события.
Добрых тридцать лет отстаивал «Таймс» законность и порядок против натиска красных, сеющих мятеж и подготовляющих революцию. Добрых тридцать лет проповедовал «Таймс», что вожаки рабочих, представители профсоюзов, социалисты и анархисты — одного поля ягоды, и все они прибегают к одному и тому же орудию борьбы — к динамитной бомбе. На этот раз «Тайме» оказался прав и оглушительно трубил победу! О заговоре распространялись, не жалея красок, чуть ли не на трёх страницах. Помещены были портреты всех главных заговорщиков, в том числе Питера, снимки штаб-квартиры Индустриальных рабочих мира, чемодана, динамитных патронов, запалов и часового механизма; тут же можно было увидеть и «студию», где были пойманы красные, и портрет Никитина, русского анархиста, хозяина этого притона. Целые столбцы занимали всякого рода рассуждения по поводу этого события, заявления авторитетных лиц и интервью с видными священниками и банкирами, с председателем Торговой палаты и с секретарем фондовой биржи.
В передовице, напечатанной жирным шрифтом на двух столбцах, подчёркивалась роль «Таймса», который уже тридцать лет бьёт тревогу; заговор ставился в связь с делом Губера, с делом Лэкмена, а также с процессом трёх священников-пацифистов, которые были арестованы несколько дней назад за то, что вздумали читать на митинге Нагорную проповедь.
А ведь всё это сделал он, Питер Гадж! Поборники законности и порядка были всецело обязаны этой сенсацией ничтожному, безвестному тайному агенту! Разумеется, Питеру не поверят, если он об этом заявит. Начальник полиции и районный прокурор в торжественных заявлениях приписывали себе эту честь и даже не заикались о том, что обязаны раскрытием заговора неусыпной деятельности осведомительного отдела Транспортного треста. Конечно, всё это было в порядке вещей. Необходимо было поддержать авторитет официальных представителей власти в глазах широкой публики: вот, дескать, как они ревностно выполняют свои священные обязанности! Публика не должна и подозревать, что всю эту деятельность развивает тайная полиция, которая финансируется капиталистами и отстаивает их интересы.
И всё-таки Питер испытывал досаду. Подобно Мак-Гивни и всем остальным подчиненным Гаффи, он презирал официальных представителей власти, называя их «мелкотой», ибо они располагали ничтожными суммами и с ними мало считались. Если вы хотите добиться толку в Америке, вы не пойдете к официальным представителям власти, а направитесь к крупным дельцам, которые обладают огромными средствами и умеют действовать быстро и решительно. Точно так же обстоит дело и в области шпионажа.
Питер снова и снова думал о том, что находится на волосок от гибели. У него сердце замирало от ужаса, когда он представлял себе, как его снова бросают в «яму» и Гаффи зверски выпытывает у него всю правду. Но ему удалось отогнать эти страхи. Он был уверен, что заговор, да ещё с применением динамита, не может не соблазнить представителей власти, они, конечно, ухватятся за него. Придется им довести дело до конца и придерживаться версии Питера.
И действительно, на следующий день к вечеру в камеру вошел тюремщик.
— Можете выходить, — заявил он.
И без дальнейших разговоров Питера провели сквозь железные двери и выпустили на свободу.
§ 49
Питер отправился в «Дом американца», где в комнате № 427 его уже поджидал Мак-Гивни. Сыщик, казалось, позабыл обо всех своих подозрениях, а Питер в свою очередь ни о чём не заикался. Он сразу понял, что прошлое окончательно похоронено! Власти решили принять дар, который судьба поднесла им на серебряном блюде. Столько лет они мечтали поймать с поличным этих красных, и вот чудесным, непостижимым образом враг попался им в лапы!
— Вот как обстоит дело с вами, Гадж, — сказал Мак-Гивни. — Вы были арестованы по подозрению, вас подвергли перекрёстному допросу, даже допросу с пристрастием, но полиция убедилась, что вы ничего не знаете об этом деле, — и вас выпустили. Одновременно с вами мы выпустили ещё двух-трёх человек, чтобы не навлекать на вас подозрений. А теперь возвращайтесь на свой пост и постарайтесь разузнать всё, что сможете, о красных: чем они сейчас заняты и что замышляют? Они, конечно, подняли крик, что всё это провокация. Вы должны разведать, что именно им известно. Само собой, будьте осторожны, обдумывайте каждый свой шаг, потому что некоторое время вы будете у них на подозрении. Мы побывали у вас в комнате и перевернули там всё вверх дном, — и это будет вам на руку.
Питер поспешил уйти, однако он не сразу отправился к красным. Добрый час он бродил по улицам, чтобы удостовериться, что за ним нет слежки; затем позвонил Нелл, которая в свое время сообщила ему номер своего телефона, и час спустя они встретились в парке. Она бросилась ему в объятия и восторженно его расцеловала. Разумеется, ему пришлось обо всём ей рассказать, и когда Нелл узнала, что Джо Ангелл — тайный агент, она сперва оцепенела от ужаса, а потом хохотала до слез. Когда Питер рассказал, как он держал себя на допросе и как ловко выкрутился, — он впервые почувствовал, что завоевал сердце Нелл.
— А теперь, Питер, — сказала она, когда оба успокоились, — надо сразу же приниматься за дело. Все газеты кричат о заговоре, у этого старикашки Нельса Аккермана, должно быть, душа в пятках. Вот это письмо я пошлю ему сегодня же вечером. Обрати внимание на шрифт, — я написала не на той машинке, что в прошлый раз. Я зашла в магазин, где их продают, и мне позволили за плату попечатать несколько минут на одной из их машинок, — так что это письмо никак не наведет на след.
Письмо было адресовано Нельсону Аккерману; он должен был получить его у себя дома. На конверте стояло:
«В собственные руки».
Питер прочёл:
«Это пишет Ваш доброжелатель. Агент красных проник к Вам в дом. Был снят план Вашего особняка. Полиция многое скрывает от Вас, потому что она не в силах добраться до правды, и не хочет обнаружить перед Вами свою несостоятельность. Но мне известен человек, открывший этот заговор, и Вам следовало бы с ним повидаться. Полиция будет по мере сил препятствовать Вашему свиданию с ним. Вы должны заявить, что хотите с ним поговорить. Только не упоминайте об этом письме. Если Вам не удастся увидеть нужное Вам лицо, я снова Вам напишу. Если Вы будете хранить тайну, то можете быть уверены, что я помогу Вам и доведу дело до конца. Но если Вы скажете об этом кому-нибудь, — я уже не смогу Вам помочь».
— Так вот, — заявила Нелл, — он получит письмо и сразу же засуетится, а тебе необходимо знать, как себя вести, потому что от этого зависит успех всего дела.
Тут Нелл принялась натаскивать Питера, подготовляя его к предстоящему свиданию с королём Американского города. Питер прямо благоговел перед её мудростью и покорно зазубривал урок; он торжественно обещал в точности выполнить все её указания и ничего не предпринимать по своему почину. Он был щедро награжден поцелуями, отправился домой и заснул сном праведника.
На следующее утро Питер решил выполнить кое-какие задания Мак-Гивни, чтобы выслужиться перед ним. Он пошёл к Мариам Янкович. На этот раз Мариам горячо пожимала ему руки, и Питер понял, что он искупил свой грех по отношению к маленькой Дженни. Он снова — был мучеником. Он сообщил, что его допрашивали с пристрастием, а Мариам в свою очередь рассказала о том, как вода из опрокинутого корыта просочилась сквозь потолок, штукатурка обвалилась и испортила обед семье одного бедного рабочего, жившего в нижнем этаже.