Неосторожное сердце

– Ничего я не выдумываю. Мне просто показалось странным, что такой человек, как мистер Берк, интересуется одной из своих работниц…

– Диль, замолчи! – вмешалась миссис Патерсон. – Твои намеки просто оскорбительны!

– Так почему же он посылал за тобой? – настаивала Диль, не обращая внимания на слова матери. – И почему ты так побледнела? Ты упомянула, если я верно помню, мистера Гроувза… но такого человека не существует, значит, ты имела в виду мистера Берка, не так ли? Где ты с ним познакомилась?

Мюриел встала, бледная и рассерженная, чувствуя, что слова сестры вывели ее из себя.

– Я отказываюсь отвечать на подобные вопросы. Мистер Берк послал за мной, чтобы спросить о моей работе. Ты можешь верить или нет, но это единственное объяснение, которое я могу тебе дать.

– Но Мюриел, – сказала миссис Патерсон, – к чему такая скрытность? Мне начинает казаться, будто тебе есть что скрывать.

– Я ничего не скрываю. Я же сказала вам, что он просто спросил меня о моей работе.

Диль расхохоталась.

– Я не представляю, как ты могла с ним познакомиться, – сказала она, – но мне совершенно ясно, что ты знаешь о нем гораздо больше, чем стараешься показать. Поставь на верную карту, и ты сможешь помочь всей семье…

– Ты, наверное, сошла с ума! – Мюриел смотрела на нее, побелев от гнева и сжав руки в кулаки. Потом она повернулась и выбежала из комнаты.

– Что я такого сделала, если и Эндрю, и Диль считают меня испорченной и подлой? – прошептала она, и ее глаза наполнились слезами. – Если бы папа был жив, я могла бы все ему рассказать… а вот им я ни за что не скажу.

Поддавшись внезапному приступу горя и отчаяния, она бросилась на кровать и горько разрыдалась, уткнув лицо в подушку. «Нет, Диль вовсе не то имела в виду, что сказала, – подумала Мюриел, немного успокоившись. – Просто она не в себе последние дни. Она опять станет прежней, когда родится ребенок. Нет, Диль не может так плохо думать обо мне».

К удивлению Мюриел, этот случай больше не обсуждался, и недели две жизнь в семье шла почти безмятежно, что было довольно необычно для их дома.

Диль начала готовить приданое для младенца, и Мюриел, внимательно наблюдая за нею, чувствовала, что сестра это делает с удовольствием. Случалось, закончив какую-нибудь маленькую вещичку, Диль брала ее в руки и внимательно рассматривала, ожидая, как думалось Мюриел, похвалы домашних. Мюриел сама находила странное удовольствие, помогая ей. Она отделывала каждую вещь, пришивала ленточки и бантики – все голубые, потому что и Диль, и Фред были уверены, что у них будет мальчик.

– Забавно, но все почему-то хотят, чтобы их первенец был обязательно мальчик, – задумчиво сказала Мюриел как-то вечером, когда сидела с Диль у камина, дошивая маленькую кофточку.

– Они гораздо лучше девочек, вот и все, – решительно заявила Диль. – Особенно когда вырастут. Женщины такие язвы.

– О, как ты можешь так говорить? – засмеялась Мюриел с легким чувством протеста. – Ты не должна называть язвами представительниц своего же пола, Диль.

– А почему бы и нет? Это святая правда. Возьми, например, наши семьи. Тетя Сара – язва, и тетя Эдит тоже. А Кристин? Кто захочет, чтобы его ребенок превратился в такую, как она?

– Ничего плохого в Кристин нет…

– Ах нет? Тебе еще не приходилось становиться ей поперек дороги, Мюриел, поэтому ты не знаешь. Я никогда не забуду, как однажды на Рождество тетя Сара пожалела своих бедных родственников и пригласила нас к себе в гости. У меня была кукла – ее нельзя было даже сравнивать с теми, что были у Кристин, но по какой-то причине она ей понадобилась. Из-за этой куклы мы дрались как тигры, и Кристин выцарапала бы мне глаза, если бы я подпустила ее близко к себе. Ты была слишком мала, чтобы это помнить, но, когда я думаю о Кристин, я всегда вспоминаю этот случай.

– Все дети ссорятся из-за пустяков, – Мюриел попыталась защитить свою кузину. – Кристин всегда хорошо относилась ко мне.

– Возможно… – Диль странно прищурилась. – Вот если у тебя вдруг окажется нечто такое, что и ей понадобится, тогда увидишь ее истинное лицо.

– Я не думаю, что у меня когда-нибудь будет то, что ей понадобится, – печально ответила Мюриел.

– Пожалуй, ты права, – согласилась сестра. – Ох уж эти деньги! Если мы должны быть бедными, то почему наши родственники тоже не могут быть бедными?

Теперь Диль стала реже ворчать и почти не ссорилась с мужем. Фреду повысили жалование, и Мюриел чувствовала, что, если бы они еще имели свой дом, Диль была бы совершенно счастлива.

За две недели до Рождества тетя Сара и дядя Герберт праздновали свою серебряную свадьбу, и вся семья Патерсон получила приглашения. Диль пойти не могла, и Фред тоже отказался. Миссис Патерсон сказала, что и она не пойдет, потому что ей невыносимо провести вечер в обстановке, которая так живо напоминает ей обо всем том, от чего она отказалась после замужества.

– Этот вечер не доставит мне удовольствия. А Дерека я просто не пущу: он осрамит нас всех своим поведением и ужасным жаргоном. Никто не поверит, что он ходит в такую приличную школу.

– Приличная школа? – с ухмылкой отозвался Дерек. – У нас сегодня был бунт.

– Бунт? – озадаченно переспросила Мюриел. – Но, Дерек…

– Не обращай на него внимания, – сердито сказала мать. – Это всего лишь очередная его выдумка. На прошлой неделе он рассказывал о гаечном ключе.

– О гаечном ключе? – Мюриел удивленно посмотрела на брата.

– Ну разве ты не слышала о гаечном ключе, который упал с самолета на школьный двор и чуть не угодил Дереку по голове? – засмеялся Фред, а Дерек густо покраснел.

– А здорово, если бы так подфартило на самом деле, – все же весело ответил он и затем добавил, словно доказывая, что это за школа, в которую он с таким трудом поступил: – Старый псих Джексон обозвал меня вчера безмозглой летучей мышью только потому, что я написал «мок» вместо «мог». Как будто другие не делают таких ошибок! И еще он крестит нас бесхребетными медузами и тупыми моллюсками…

– О, Дерек, ты невыносим, – засмеялась Мюриел. – Пора бы уже перестать фантазировать. Или ты забыл, сколько тебе лет?

– Ладно, – огрызнулся он, покраснев от негодования. – Можете спросить Билли Томсона, когда он придет к нам в субботу! На днях… Таффи назвал его сыном мягкотелого головастика. Ты не веришь мне?

– Верю-верю, сам болтун, – ответила она, и все засмеялись.

Дерек, лишившись от возмущения дара речи, гневно оглядел их всех и уткнулся в учебник латыни. «Никогда тебе не верят, когда говоришь правду», – сердито подумал он… и тут же вспомнил мальчика, который часто кричал «Волк! Волк!»

– Амо, амас, амат, – сердито бормотал он под нос, глядя в учебник.

– Что? – нахмурилась Диль.

– Все равно не поймешь. Это спряжение глагола «любить».

Странно, но Диль не рассердилась. Напротив, она добродушно улыбнулась и сосредоточилась на том, что говорила ее мать.

– Мы не можем все отказаться, Мюриел. Да, я знаю, что ты хочешь сказать – дядя Герберт не был на похоронах отца. Это не имеет значения: нельзя же быть злопамятными… Я не стану настаивать, решай сама.

Мюриел закусила губу. Она полагала, что ей следует поступить, как советует мать, но ей вовсе не улыбалось вновь встретиться с Кристин. Она так расспрашивала ее о круизе, так удивлялась сдержанности Мюриел, что наверняка вернется к этой теме при первой же возможности. Теперь у нее будет достаточно времени. Ведь в прошлый раз, когда Мюриел зашла к ней, Кристин не успела ничего узнать, потому что Мюриел торопилась на автобус. Она намеренно построила свой визит так, чтобы избежать вопросов Кристин. Но в этот раз ей не отвертеться. Если бы она не послала Кристин то письмо, ей бы не пришлось теперь ничего рассказывать. Но письмо раскрывало так много: в нем Мюриел не только писала о своей любви, но и обещала познакомить с Эндрю свою кузину.

Неудивительно, что Кристин сказала: «Ты, Мюриел, кажется, была уверена в нем, когда писала это письмо».