Интеллидженсер

Первыми на месте оказались Джейсон Авера и Коннор Блэк.

Вновь одетые как туристы, они взбирались по узким петляющим ступенькам каприйской Виа-Кастелло, минуя оштукатуренные белые дома и сады, щеголяющие пальмами и цитрусовыми деревьями.

Дом де Толомеи оседлал конец улицы почти у самого обрыва. С трех обращенных к острову сторон его окружала заросшая плющом каменная ограда с черным стальным брусом по верху.

— Босс, — тихо доложил Авера, заметив какой-то проблеск в ограде, — за нами следят.

Слейд — возможно, на расстоянии громкого оклика, — ничего не ответил. Камеры разумелись сами собой.

Медленно продвигаясь вдоль ограды, Джейсон продолжал:

— И семтекса тут вокруг достаточно, чтобы превратить в пар нас всех. Один провод-ловушку я вижу, и, думается, тут есть и другие. По меньшей мере с одним детонатором.

ГДЕ-ТО НА СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ — 5 ЧАСОВ 16 МИНУТ УТРА

— Ловушки? — спросила Слейда директор ЦРУ Алекс Круз. Ее личный реактивный самолет начал снижаться к неаполитанскому международному аэропорту.

— Чисто оборонительные, по-моему. Думаю, он хочет посмаковать ситуацию, а не уничтожить нас всех одним махом.

— Но, возможно, они уже мертвы, а это просто уловка, чтобы терзать Донована как можно дольше.

— Не думаю, Лекси, что де Толомеи ищет своей смерти.

— Он хочет реабилитации? Денег?

— Возможно, и того, и того.

— У тебя карт-бланш, как ты знаешь.

— Прекрасно. И держи медико-эвакуатор наготове. Мы быстро.

Кейт заморгала и очнулась. Она сидела в кресле у окна в почти пустой комнате. За окном виднелось только полуночно-синее небо.

— Кофе? — спросил де Толомеи, входя в комнату с исходящей паром кружкой в руке.

Сознание Кейт все еще было затуманено, и кивнула она с опаской. В дополнение к ее растерянности кофе оказался именно таким, какое она предпочитала. Сколько же времени он вел наблюдение за ней?

Ей жгло глаза. Она вспомнила про цветные контактные линзы и сняла их. Она заметила свой парик на столике рядом и положила линзы в него.

— Неплохой маскарад, — сказал де Толомеи. — Пожалуй, мы не нашли бы вас, если бы не…

— Если бы вы не вмонтировали «жучок» и чип слежения в мой мобильник, — докончила Кэт.

Он улыбнулся.

— Моим людям и в голову не приходило, что справиться с вами окажется настолько трудным.

Кейт пожала плечами.

— Вы передали мою весточку?

— Я уже несколько дней не разговаривала с отцом, но, думаю, вам это уже известно.

— Но полной уверенности у меня не было.

— Значит, настала минута, когда вы меня убьете? Или расскажете мне, что он сделал, чтобы убедить вашу жену дать показания?

— Ни то и ни другое. Я не убийца. Хотя одного человека я убил, и вы знаете почему. Что до второго, если уж вам нужно знать, в тот день, когда мою дочь похитили, я на двадцать минут опоздал, чтобы забрать ее из школы. Жене я объяснил, что меня задержали дела. Ваш отец, однако, сообщил моей жене, что у меня была интрижка с моей партнершей, — намекнул, что я был в постели с ней в момент похищения.

— Так и было? — спросила Кейт.

— Да, как ни стыдно мне это сказать. Но чтобы коллега и друг — человек, у которого тоже была дочь, — выдал то, чем я поделился с ним под секретом, и для того, чтобы добиться обвинительного приговора за такое преступление? — Де Толомеи с омерзением покачал головой.

— А вы ждали, что генеральная прокуратура США посмотрит сквозь пальцы на пытки и убийство? Причем федеральным агентом? То есть, по сути, представит самосуд общественному мнению как нечто вполне дозволенное, если не похвальное?

— При данных обстоятельствах — безусловно, — сказал де Толомеи. — Мои ошибки стоили мне дочери, но маневр вашего отца стоил мне жены. И с тех пор я хотел, чтобы он испытал те же душевные муки и раскаяние за свой поступок — пытку угрозой разоблачения, страх лишиться того, что осталось от его семьи.

— Удачи вам.

— Благодарю, но она мне больше не требуется.

— Не можете же вы серьезно ожидать, что я поверю, будто он совершил нечто равноценное адюльтеру, беззаботному отношению к ребенку и убийству? Вы же знаете, какой он человек.

— Существуют свидетельства громче слов, Кейт. Пойдемте со мной.

Макс прилип к экрану своего компьютера. Наконец-то Кейт задвигалась. Конечно, кто-то мог ее нести, но он надеялся, что она идет сама.

Де Толомеи повел Кейт вверх по лестнице, а затем по дуге коридора и указал ей на двери в арке.

— Три года назад ЦРУ отправило своего лучшего оперативника в Ирак для участия в организации свержения Саддама Хуссейна. Ваш отец, тогдашний председатель комитета по разведке, был полностью об этом осведомлен. Агента схватила иранская контрразведка, и с тех пор он содержался в самой страшной из тегеранских тюрем. О его спасении вопроса не встало, его сочли, я полагаю, слишком политически хлопотным. А потому его близких известили о его смерти, и он был оставлен на милость судьбы. Если мои источники не ошиблись, принял это решение Джереми Слейд.

— Значит, они ошиблись.

— Так поглядите.

Остановившись в дверях, Кейт увидела комнату, выглядевшую точно палата в самой престижной клинике. Свет зари ложился на противоположную сторону дома, и тут все еще царил сумрак.

У стены напротив двери она увидела на кровати исхудалого человека, подключенного к капельнице. Он лежал совершенно неподвижно, только грудь слегка приподнималась и опускалась. Что-то толкнуло Кейт шагнуть к нему.

Она увидела, как веки пациента задрожали и раскрылись. Секунду спустя он повернул лицо к ней.

Элхамадулиллах, он очнулся!

Сурина Хан остановилась в боковой двери. Она держала поднос с медикаментами — мазями и растворами для внутривенного вливания. С того места, где она стояла, ей были хорошо видны ее пациент и молодая женщина с каштановыми волосами и странной татуировкой.

Они не отрываясь смотрели друг на друга. Молча.

Было ясно, что женщина его узнала. Губы слегка приоткрыты, лицо побелело, она вся словно застыла.

Сначала пациент Сурины выглядел спокойным. Его выражение было открытым, даже ласковым, но одновременно непонимающим. Затем он самую чуточку приподнял голову и сомкнул губы.

Несколько секунд спустя его лицо начала озарять сияющая улыбка.

Бросив взгляд на женщину, Сурина увидела, что по ее правой щеке скользят слезы, на миг застывают у подбородка, затем срываются вниз.

Затем тишина нарушилась. Ее пациент заговорил. Сначала еле слышным шепотом. Кашлянув, он попробовал снова. Глядя в глаза женщины, неуверенным, но таким теплым голосом. С надеждой:

— Сурина?

На мгновение имя повисло в воздухе. Листик, подхваченный легким дыханием ветра. И грохот.

Молодая женщина со странной татуировкой не шелохнулась, но настоящая Сурина выронила поднос.