Страница 86 из 107
В один из самых унылых дней появился Самми-но тюдзё из дома Левого министра. Теперь он носил звание сайсё.
Обладая немалыми достоинствами, господин Сайсё сумел снискать благосклонность двора, но ничто в мире его не радовало. С тоской вспоминал он Гэндзи и в конце концов, решив пренебречь наказанием, которое непременно ждало его в случае огласки, отправился в Сума. Увидел он друга, и слезы радости – или «слезы печали»? (128) – заструились по его щекам. Дом, в котором жил теперь Гэндзи, поразил Сайсё своей необычностью. Что-то китайское почудилось ему в нем. И в самом деле: бамбуковый плетень, каменные ступени, сосновые столбы…[23] Как часто приходилось ему видеть нечто подобное на картинах! Просто и вместе с тем необычайно изысканно.
Сам Гэндзи тоже стал похож на жителя гор: поверх желтоватого нижнего одеяния дозволенного оттенка он носил зеленовато-серое охотничье платье и такие же шаровары – наряд более чем скромный. Судя по всему, Гэндзи намеренно старался походить на провинциала, однако же он и теперь был так хорош собой, что, глядя на него, невозможно было удержаться от улыбки. В его доме имелась лишь самая необходимая утварь, покои просматривались насквозь.
Доски для игры в «го» и «сугороку»[24], принадлежности для «танги»[25] явно были изготовлены местными мастерами, утварь для молитвенных обрядов имела такой вид, будто хозяин только что отложил ее. Поданные яства были приготовлены особенно, по-местному, и пришлись Сайсё по вкусу. Потом Гэндзи велел позвать рыбаков, которые принесли рыбу и раковины, и друзья разглядывали их, расспрашивая о том, как влачат они свои дни здесь, у моря, рыбаки же выкладывали им свои горести и тревоги. «Право, эти люди, щебечущие что-то невразумительное, страдают так же, как и мы»,– думал гость, с сочувствием глядя на рыбаков. А те, получив новые платья и другие дары, возрадовались: «Не так уж и плоха, видно, жизнь». Сайсё не мог сдержать изумления, наблюдая, как слуги, извлекая рисовую солому из видневшегося напротив строения, напоминающего амбар, задавали корм стоящим неподалеку лошадям.
Он запел «Колодцы Асука»[26], потом, то плача, то смеясь, друзья принялись делиться воспоминаниями о том, что произошло в жизни каждого со дня их последней встречи.
– Министр целыми днями вздыхает, тревожась за судьбу любимого внука, который тем временем беззаботно резвится, не обременяя себя мыслями о житейских сложностях,– сказал Сайсё, и сердце Гэндзи сжалось от тоски.
Невозможно записать весь их разговор полностью, так стоит ли вообще на нем останавливаться?
Всю ночь они бодрствовали и встретили рассвет, слагая стихи. Но Сайсё все-таки боялся огласки, а потому торопился обратно. Право, лучше бы он не приезжал…
Вот, подняв на прощание простые глиняные чаши, оба, и гость и хозяин, произносят:
– «Опьяненье печалит, слезы льются в весенние чаши…»[27]
И все присутствующие, глядя на них, роняют слезы. Увы, слишком короткой была эта встреча, и можно ли не сожалеть о разлуке? По рассветному небу тянутся вереницы гусей…
говорит хозяин, а гость все медлит, не в силах расстаться с ним:
Сайсё преподносит Гэндзи превосходные дары, привезенные нарочно для него из столицы, а тот, не зная, как отблагодарить друга, выводит вороного жеребца.
Многие считают, что дары опального изгнанника могут принести счастье, но ведь «подует северный ветер, и он заржет…»[28]. Конь же – красоты редкостной.
– А вот и тебе на память,– говорит Сайсё, протягивая Гэндзи свою прекрасную, прославленную флейту.
Большего они не могут себе позволить, ведь люди готовы перетолковать в дурную сторону все, что видят и слышат…
Солнце стоит высоко, медлить больше нельзя, и Сайсё выходит, то и дело оглядываясь, а Гэндзи грустно глядит ему вслед.
– Когда теперь суждено нам встретиться? Но все равно, ведь невозможно себе представить, чтобы… – говорит Сайсё, а Гэндзи произносит:
Разумеется, надежда не оставляет меня, но, увы, даже мудрым мужам былых времен, оказавшимся в подобном положении, нелегко было вернуться потом в мир, потому мне и не верится, что когда-нибудь я снова увижу столичные пределы…
Мы всегда были близки, хотя, возможно, я этого и не заслуживал, и теперь мне так тоскливо. Видно, и в самом деле не зря говорят: «не спеши привыкать…» (33)
Так и не успев открыть друг другу всех мыслей своих и чувств, они расстались, и после отъезда Сайсё жизнь Гэндзи стала еще печальнее, еще тягостнее.
В том году Третья луна начиналась со дня Змеи[29].
– Сегодня все, у кого есть какая-то тревога на сердце, должны подвергнуться очищению,– сказал со знающим видом кто-то из приближенных Гэндзи, а как тот и сам не прочь был полюбоваться морем, тотчас же отправились на берег и, загородив Гэндзи простой занавеской, призвали странствующего гадальщика и велели ему немедленно приступить к обряду.
Глядя, как волны уносят ладью с сидящей в ней большой куклой, Гэндзи невольно сравнил ее судьбу со своей:
Его ярко освещенная фигура казалась прекраснее, чем когда-либо. Сияющая морская гладь расстилалась перед ним, и не было ей конца. Продолжая размышлять о прошедшем и о грядущем, Гэндзи сказал:
Неожиданно подул ветер, и небо потемнело. Так и не завершив всех обрядов, люди засуетились, собираясь в обратный путь. Внезапно, так что никто и рукой не успел прикрыться, хлынул ливень, и, испуганные, они заспешили к дому, даже не послав за зонтами. Хотя ничто будто бы того не предвещало, неистовый вихрь пронесся над побережьем, все сметая на своем пути. Устрашающе вздыбились волны, и люди кинулись прочь, ног под собою не чуя. Море, засверкав, вспенилось, словно покрывшись огромным покрывалом, загремел гром, засверкала молния, казалось, она вот-вот настигнет бегущих. Едва не лишившись рассудка от страха, люди добрались наконец до дома:
23
…бамбуковый плетень, каменные ступени, сосновые столбы… – ср. со стихотворением Бо Цзюйи «Под вершиной Сянлу выбрал место для своего жилища и, как только готова была моя тростниковая хижина, написал на восточной стене…»:
24
Сугороку – старинная японская игра типа нардов
25
Танги – завезенная в Японию из Китая игра типа «блошек», играли в нее на доске с приподнятой серединой, через которую «блошка» должна была перескочить (правила игры не сохранились)
26
«Колодцы Асука» – народная песня (см. «Приложение», с. 95)
27
Опьяненье печалит… – цитата из стихотворения Бо Цзюйи «…послал Вэй Чжи стихи в форме «фу»:
28
…подует северный ветер… – намек на «Старые стихи» из «Вэньсюань» («Собрание китайских стихов и прозы», ок. 530 г.):
29
…Третья луна начиналась со дня Змеи. – В первый день Змеи на Третью луну полагалось совершать обряд Очищения. В этот день выходили на берег и после ритуального омовения бросали в воду заранее подготовленных кукол (их делали из дерева или соломы, позже – из бумаги). Куклы символизировали то нечистое (болезни, пороки), что таится в человеке