Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 11



Сидоров Леонид Владимирович

На тёмной стороне Земли

Пролог

— Герр Исаефф? — подозрительно уставился на меня охранник Гельмут сквозь оправу тонких очков, внимательно сверяя мою улыбающуюся худую физиономию с фотографией удостоверения. Нет, ну что за педантичный народ эти немцы, как будто мы не встречаемся каждый перерыв за чашкой кофе! Правда в отличие от него я заказываю свежевыжатый апельсиновый сок, но сути дела это не меняет. Да и кроме того, я и так уже прошел аж целых два периметра охраны.

Я принял гордый и напыщенный вид. Щёлкнув пятками кроссовок, без запинки оттарабанил на чистейшем немецком:

— Нет, герр офицер! Подозреваю, что здесь произошла какая-то досадная ошибка! Я есть Иероним Карл Фридрих фон Мюнхгаузен!

По-моему такого имени ещё не было. Эта своеобразная игра идёт между нами уже почти целый год. Настырный немец безуспешно пытается, чтобы я покорно согласился с моей фамилией, вытисненной на пластике удостоверения. Как бы ни так, нас измором не возьмешь! К примеру, не далее как вчера, я был адмиралом русского царского флота Иваном Фёдоровичем Крузенштерном.

Гельмут обречённо вздохнул, возвращая корку пластика. Близоруко уткнувшись в стол, снова что-то быстро черканул на листочке. Есть сведения, что в свободное время он тщательно изучает выдаваемые мной наобум различные исторические персонажи. Улыбнувшись напоследок самой наичестнейшей улыбкой, я миновал последний периметр охраны на пути к отцу в лабораторию.

Собственно, я являюсь полным однофамильцем знаменитого экранизированного персонажа Штирлица. Несмотря на прошедшие со дня премьеры годы фильм до сих пор жутко популярен среди русскоязычных. Да что там говорить, мой отец Максим Сергеевич Исаев — его давний закоренелый поклонник. Ну и естественно, моё имя уже было предопределено ещё до рождения, что впоследствии явилось поводом для массы шуток и приколов, как с его стороны, так и со стороны моих нынешних коллег по работе.

Правда в отличие от экранного тёзки, сложением и здоровьем я не блистаю. Зрение минус шесть, рост метр шестьдесят, щупленький. А всё это потому, что роды у мамы прошли тяжёло, пришлось делать кесарево, ещё плюс не сразу задышал. Врачи тогда сказали, что здорово повезло, что я вообще на свет появился. Сомнительный комплимент с их стороны.

С тех пор я немного окреп, но остались вегето-сосудистая дистония и другие болячки. Короче, спортивных успехов можно и не ждать, а издали меня вообще до сих пор принимают за пацана. И так незаметно сложилось, что я пристрастился к программированию и ко всему компьютерному. Начав с примитивных игр-стрелялок, сейчас занимаюсь кое-чем посерьёзнее. В перерывах между стрелялками, разумеется.

Да, совсем забыл сказать, мы с отцом работаем недалеко от Женевы в научно-исследовательском центре Европейского совета ядерных исследований. Конечно, это слишком громко сказано, что я работаю. В отличие от меня, в полном смысле этого слова работает только отец, физик по специальности, а я всего лишь скромный служащий, обкатывающий на суперкомпьютере различные математические модели.

В лихие девяностые, с распадом Союза, когда историческая Родина затрещала по швам и научные работники стали вдруг совершенно никому не нужны, папа с мамой крепко задумались и эмигрировали из развалин СССР, а осели здесь, в Швейцарии, благо мама знает французский и немецкий, а он неплохо говорит по-английски. К тому же отец хорошо известен в европейских научных кругах, поэтому наша семья устроилась на новом месте жительства почти без проблем. Соответственно, в то время я был ещё совсем маленький, зато ныне могу свободно шпрехать на четырёх языках. Впрочем, я снова отвлёкся.

Ухватившись за дверную ручку, едва не получил открывающейся дверью по лбу. Хорошо хоть успел отскочить в сторону. Так ведь и убить можно ненароком! Отец остановился на пороге в глубокой задумчивости с кипой листков в руке. Рассеянно перелистав пару страниц, близоруко взглянул на меня из-под массивной оправы очков, мгновенно расплывшись в хитрой усмешке:

— Ага, а вот и Штирлиц идёт по коридору!

Это старый прикол такой. При неожиданной встрече он всегда цитирует кадр из любимого фильма. Я чуть было не парировал кратким «Натюрлих!», но только неопределённо хмыкнул. Как всегда критически осмотрев мой внешний вид, он зашуршал листками и решительно протянул мне добрую половину пачки:



— На вот, трудись. За сегодня посчитать успеете?

Я мрачно посмотрел на солидную кипу расчётов. Похоже, наша очередная сетевая войнушка сегодня накрывается блестящим медным тазом.

— Мы очень постараемся.

— Вот и старайтесь, — коротко хохотнул он, и ободряюще потрепав мою шевелюру, куда-то опять срочно заторопился. Уныло прикинув вес бумаги, я побрёл к молодым коллегам — непризнанным компьютерным гениям.

На пороге кабинета быстро оценил обстановку. Всё выглядело внешне спокойно, Женька с Колькой, такие же выходцы из России, как и я, азартно обсуждали очередной этап игры, немцы Ганс и Карл сосредоточенно и мрачно долбили по клавиатуре. Судя по хмурому виду, опять безнадёжно проигрывали. Я деликатно кашлянул, привлекая внимание.

— Шо, опять? — характерным хрипловатым голосом Джигарханяна поинтересовался Женька, удивлённо округлив глаза.

Я обреченно вздохнул, прикидывая вес бумаги:

— Ага. Вот это за сегодня нужно срочно прогнать.

Ганс и Карл понятливо переглянулись. Ну надо же, какие сообразительные ребята, моментально вникают без перевода. Нужно заметить, что во время совместной работы они набрались от нас чересчур много простых и доходчивых русских слов. Сразу хочу уточнить, что я тут совершенно ни при чём. Не буду указывать пальцем, но это были Женька и Колька. Это всё их тлетворное влияние. Нет, обычно это ребята культурные и воспитанные, практически гордость прогрессивной молодёжи, но временами бывает так, что они излишне эмоционально комментируют очередной синий экран смерти зависшего компа в самый ответственный момент игры. «Твой кролик написал» — это ещё самое лёгкое из того, что тогда громко разносится окрест. Такая старая добрая программистская русскоязычная шутка.

На глаз разделив листки поровну, протянул коллегам:

— Поехали…

Началась кропотливая работа. Не вникая в цифры, мы вводили расчётные данные в систему. Готовился пуск Большого адронного коллайдера, или как мы его в шутку называем Большого гудронного провайдера. По этому поводу в прессе уже разгорелись нешуточные страсти. Некоторые газеты на полном серьёзе обещали появление чёрной дыры, которая поглотит всю нашу старушку планету, а другие туманно намекали на предстоящий грандиозный прорыв в науке. Сдержанная позиция последних мне особенно по душе. Из разговоров с отцом, когда на простом языке он рассказывал идею готовящихся экспериментов, я более-менее представлял себе весь замысел.

Надеялись обнаружить многое. Возможно и таинственную, так называемую тёмную материю и тёмную энергию, о которой никто ничего толком не знает, кроме того, что она есть. Известно только, что эта эфемерная субстанция заполняет примерно девяносто процентов пространства, а всё остальное наша до боли родимая материя.

В ходе экспериментов учёные Центра надеялись обнаружить бозон Хиггса, объясняющий само появление массы. Если честно, то я завидовал отцу. Дома он с горящими глазами так увлечённо пытался рассказать мне об этом, то и дело срываясь на непонятные физико-математические термины, что я даже временами совершенно переставал его понимать, вспоминая старый анекдот про мальчика-дауна. «Папа, а ты с кем сейчас разговаривал?» — хотелось спросить в этот момент, но я сдерживался. Единственное что я понял из всех научных разговоров, что вокруг нас существует нечто, что никак не ощутимо современными приборами. Но не потому, что это в принципе непознаваемо, а потому, что мы пока не знаем, как это сделать. Вот тут нам и поможет БАК.