Страница 10 из 60
– Мужики, я отзвонил Вяземскому. – Он поздоровался со всеми, кто вышел размять ноги. – Сказал, что подъедет, а пока велел вас пригласить к нам.
Никто не возражал.
– Машины надо бы загнать... – с опаской оглядывая поглощенные темнотой окрестности, предложил лейтенант.
– Да ради бога.
Ворота открылись, и обе машины въехали внутрь.
– Так вам спокойнее? – белобрысый улыбался в темноте. – Ну что ж, пойдемте за мной, у нас здесь столовая на первом этаже.
Кормили неплохо: картофельное пюре и тушенка. Все быстренько приготовил сам встречающий офицер, ловко орудуя на небольшой кухне.
– У нас гарнизончик небольшой – всего три-дцать человек.
– Да? – удивился лейтенант. – А подполковник за старшего... Как-то народу очень мало.
– Мы кастрированные.
Кадрированные части в армии любой страны – не редкость. Подразделения разворачиваются в случае военных действий и укомплектовываются мобилизованными, а в мирное время ведут очень скрытный и малозаметный образ жизни, не выдавая собственное существование практически ничем.
– Солдат у нас всего десять человек, а остальные – все офицеры. Так что наши «пиджаки» здесь все делают. Зато служба спокойная.
Все уселись за одним длинным столом. Встречающая сторона подсуетилась и выставила две бутылки водки. У Простакова загорелись глаза. Перехватив взгляд солдата, капитан покачал головой:
– Не, вы че, это только офицерам.
– Да ладно. – Коля уселся за стол последним. – Че, они не люди, что ли? Ну, вон только водителю не наливай.
Резинкин, поняв, что сегодня его обязательно обнесут, – такая уж у него судьба, – принялся жевать. Всем остальным налили. Ну, не пил, понятно, и Вован. Он только поддержал своего кореша весомым «да» по поводу того, что и солдатам надо налить.
Предполагавшийся скорый ужин незаметно перешел в небольшое заседание, продолжавшееся уже более получаса, а подполковника Вяземского не было. Что такое для большой компании две бутылки водки? Пришлось капитану тащить из загашника следующую пару.
Мило прошел час. Все друг с другом перезнакомились, скоро стало ясно – все дела придется отложить до утра, поскольку налили и водителям. Действительно, куда в такую темень ломиться?
Базар шел своим чередом, курили прямо в столовой при включенном рядочке лампочек. Света хватало для того, чтобы не пронести закусь мимо рта и не промахнуться мимо стакана.
Где-то ближе часам к одиннадцати вбежал дежурный – тот самый сержант, что был на воротах, – и сказал капитану о звонке по полевому телефону. Вернувшись после разговора, местный офицер сообщил приказ руководителя: всю процедуру провернуть немедленно.
Двумя часами ранее пятеро синяков из местных под руководством отца Филарета занимались укладкой тротуарной плитки и бордюрного камня у церкви. Работа была богоугодной, поэтому должна была быть закончена сегодня обязательно. Отец проявлял настойчивость и убеждал вкалывающих весь день мужиков с помощью слова божьего не думать об усталости и продолжать трудиться. Действительно, они все успели и получили в награду от церкви не только деньги, но и «огненной воды».
Работники рассовали бумажки по карманам и, обрадованные, поклонились батюшке, помолились на крест, возвышающийся над куполом, и тут же пошли в местное «кафе» – облетевшие по осени прутики сирени, росшие посередине местного кладбища, которое благодаря переселенцам продолжало функционировать.
Рассевшись на пятачке между могилок под тенью дерев, мужики в темноте, практически на ощупь, разливали по стаканам, считая бульки. Батюшка от щедрот своих, будучи человеком догадливым, подбросил им еще две палки домашней колбасы, сделав прекрасный вечер просто-таки счастливым: за закусью бежать не надо. А многие и без колбасы могли: так, втянул свежий запах земли с могил – и хорошо! Пробирает до костей. На кладбище ощущаешь конечность собственного существования и радость сиюминутной хмельной трапезы.
Примерно в то самое время, когда подполковник скомандовал своему капитану начать всю эту операцию, мужички-работнички как раз вошли в стадию хорошего загула, но еще соображали, что где находится, хотя найти выход с кладбища мог уже не каждый.
– Матвеич, а ты мертвецов боисси? – один из пятерки работничков отличался особой болтливостью. Если остальные четверо после принятия на грудь могли только мямлить нечленораздельное, то Тулов – коренастенький мужичонка с узкой, вытянутой, словно дыня, головой – приобретал еще большую способность к красноречию.
Докопавшись до крепкого и повидавшего жизнь Матвеича – самого старшего из них, он скорее преследовал цель немножко взбодрить вялую компанию, чем выяснить на самом деле мнение самого опытного из бригады. В темноте Матвеич перекрестился трижды, посмотрел на церковь и ответил Тулову бодро:
– Почему тебя тянет постоянно на какие-то гадости? Че, хочешь вечер испортить?
– Почему гадости? – Тулов был рад поддержать разговор. – Ведь все когда-то станем мертвецами, и такие же мужики, как мы, будут сидеть под сиренью на кладбище и будут бояться меня. Представляешь, я вот буду лежать, лежать, вот на два метра меня зароют, а я лежу и чую, вы тут водку пьете, и беру так, начинаю землю своими длинными когтями рыть. Крышки гроба уже нет, она сгнила, понимаешь. И вот рою-рою я, а весь такой уже тощий, полусгнивший. И тут – бах! – плита надо мной могильная, что заботливые родственники положили. Ну так че же, я же тоже из этого мира, я-то знаю – возьму немного в сторону, когтями поскрябаю-поскрябаю по плите, а потом раз – опять земля мягкая сверху, потом чуть жестче – корешки пойдут, травка, и через травку, через травку раз – и выползу! Слушай, Матвеич, может быть, сейчас уже тут к нам прислушиваются среди могил-то? Уже, может, вылез кто иль как раз вот лезет? Давай водку поразливаем и послушаем – может, поползет кто.
Налетел ветер, ветки сирени зашумели и несколько приглушили ворчание толстенького и мордатенького Бори, согласившегося с остальными войти в бригаду и успевшего за сегодня сделать, пожалуй, самый больший объем работы.
– Эх, Тулов, как тебя жена-то терпит в доме?
– Она меня не за то терпит, что я болтливый, а имею приспособление одно. – Тулов поднял вверх палец, и этот самый палец увидел в темноте Боря.
– Да это разве приспособление? Приспособление, оно должно быть в другом месте.
– Я всеми пользуюсь, – начал шептать языкастый. – Так че, мужики, насчет водки-то? У нас осталось немного. Вдруг щас полезет кто?
– Тьфу ты, – сплюнул Матвеич, – прекрати! Мы тут сидим зачем? Затем, что поработали сегодня хорошо, денег сшибли и это дело отмечаем. А ты нам все портишь.
– Так че ж, мертвецы – не люди, что ли? Может, из них кому помочь надо, могилку свернуть. Так и вылезет. Знаю, недалеко тут один лежит. Эх, при жизни как пил, как пил! А до семидесяти годов дожил. И умер-то знаешь почему? Не по пьяни, а вот в баню пошел мыться, раз сердце – и все. Но я думаю, если бы вот ему только понюхать дали, он все равно бы поднялся... и без сердца бы.
Боря, слушая все это, неожиданно тихо так хихикнул, но от этого смешка почему-то никому не стало веселее. Мужички начали опасливо оборачиваться по сторонам, а тут сам Тулов, нагнетая страсти, неожиданно замер.
– Во, глядите! Луна из-за туч вышла. А вон стоит кто-то, вон, рядом с тем тополем.
Матвеич начал искать глазами тот самый тополь.
– Ничего не вижу. Слушайте, может, пойдем отсюда? Че-то жутко тут...
Добившись своего, Тулов расхохотался:
– Ну вы даете, блин. Наливай еще. Не можете вы шутки мои спокойно переносить.
– Да, – согласился Боря, – мы твоей жене в подметки не годимся.
Еще двое из бригады, обрадованные тем, что им можно пропустить по очередной, звякнули стаканами и хлопнули один за другим. Два соседа, всю жизнь живущие вместе еще с детства, не упускали случая сшибить деньгу, а когда подворачивалась возможность выпить, так что ж не выпить?