Передряга

— Бежать. Здесь, на нижнем этаже, в оцеплении мой знакомый. Возможно, удастся вырваться. Не гарантированно, но возможно. А вот если ты поднимешься наверх — считай, что тебя уже убили.

— А тебе-то что за толк помогать, не пойму?

— Ты должен будешь пойти со мной в газету и подтвердить, что вы украли акции. Расскажешь всё с самого начала. Как, что, когда.

Тонколицый усмехнулся:

— И умру героем, да?

— Если все получится, им будет не до тебя.

— А зачем ты все это делаешь? Что тебе нужно? Борец за правда'? Робин Гуд?

— Нет. Я в такой же ситуации, как и ты. Мне известно, с чего все началось. И меня так же хотят убить, как и тебя. Если не больше. Думай быстрее. ФСБ уже, наверное, нервничает, почему это тебя долго нет.

— Это они забрали деньги?

— Какие деньги?

— Из ячейки! Заказчик должен был положить в ячейку деньги. Двадцать миллионов долларов.

— Фролов клал их, я видел.

— В этих сумках? — Тонколицый пнул ногой баул.

— Нет, в других.

— В ячейке нет других сумок. — Тонколицый распахнул дверцу пошире. — Хочешь убедиться? Смотри. Здесь нет ни одного ср…го доллара.

— А что в сумках?

— Да акции, мать их! Две сумки, битком набитые акциями!

Шмель снова посмотрел на часы. Пять минут лишних. И каждая минута увеличивает риск быть застигнутым здесь, в этом чертовом кабинете. Он заметил «клиента» и теоретически мог выстрелить через лобовое стекло. Но на излёте — и глушитель, отсекающий пороховые газы, играет в этом не последнюю роль — пуля потеряет скорость, станет слишком подвержена влиянию посторонних факторов. Если бы не глушитель, Шмель, возможно, рискнул бы выстрелить, но не сейчас. На дистанции полторы тысячи метров лобовое стекло превращается практически в непроницаемую преграду. Трудно предсказать, как поведет себя пуля после столкновения. Тем более что попадание придется по касательной, хоть и на снижающейся траектории. Он не может рисковать. Один-единственный промах может испортить с таким трудом наработанную репутацию. Остается только ждать удобного момента.

Шмель еще раз посмотрел на часы. Десять. Без десяти секунд.

В этот момент в дверь постучали.

«Вишнёвый пикап медленно прополз по стоянке и свернул на выездную дорогу. Он остановился метрах в ста пятидесяти от нас.

Я покосился на молчащего Сергея Борисовича.

— А если РУОП схватит Фролова и заберет акции? Что тогда?

— А тогда, — мафиозо хмыкнул, — сыночку придётся расплачиваться по папочкиным счетам.

В его голосе прозвучала такая решимость, что у меня мурашки побежали по спине. Я ни за какие деньги не поменялся бы местом с этим сыночком, когда Сергей Борисович примется выколачивать из него деньги. Но если что-то случится с Фроловым, то… скорее всего и его сынок отправится следом за папочкой. Не думаю, чтобы мафиозо сильно стремился афишировать свое чудесное воскрешение.

— Знаешь, с сыночком, пожалуй, я тебе не помощник.

Он посмотрел на меня ледяным взглядом и сообщил:

— Конечно, ты будешь помогать, даже если для этого мне придется переломать тебе все кости. Надеюсь, ты не забыл, что всё ещё должен?

— Но ты ведь собираешься убить его?

— Ради того, чтобы вытащить твою женщину, мне пришлось убить пятнадцать человек, а ты, заср…ц, и пальцем в это время не шевельнул. Так что заткни пасть и сиди смирно.

Чёрт побери! Мафиозо, похоже, вообще не слышал о таком понятии, как человечность.

— Смотри, — сказал Сергей Борисович, наклоняясь вперёд всем телом. — Похоже, ребятки из РУОПа ре шили действовать.

Я посмотрел в лобовое стекло. Фролов и его верные телохранители выбрались из „Линкольна“ и зашагали к вокзалу. В ту же секунду от стоянки отъехали два такси. Они катились спокойно, неторопливо. Внутри, по-моему, сидело человек по пять. От угла вокзала отделились двое крепеньких ребят и, оживленно болтая, двинулись к вишневому пикапу.

Даже наши „знакомые“ — любители беляшей и интеллигентный бородач — снялись с места и пошли к стоянке».

Стук повторился. Шмель запустил руку под куртку, достал пистолет с глушителем, который постоянно носил с собой как раз на подобный случай, не оборачиваясь, сказал негромко:

— Войдите.

В кабинет вошла молоденькая девица, — очевидно, секретарша, — остановилась изумлённо на пороге, оглядываясь.

— А где… Арсений Петрович? — спросила она.

— Встречается с итальянцами, — коротко ответил Шмель.

— А вы кто?

— Я-то? — Снайпер одним движением большого пальца взвел курок пистолета. — Дверь закройте, пожалуйста.

— Что? — не поняла девушка.

— Дверь, пожалуйста, закройте.

Она прикрыла створку, и тогда Шмель, резко повернувшись, спустил курок. Пуля попала девице в грудь. Секретарша отшатнулась, схватилась руками за франтоватый жакет, набухающий кровью, а уже через секунду повалилась на пол. Ковер заглушил звук падения.

Шмель бросил пистолет и вновь приник к прицелу.

Он опаздывал…

А в здании вокзала фотограф оживлённо щёлкал затвором камеры, приговаривая себе под нос:

— Класс! Просто класс! Вот это будут снимочки!

Он просто не мог сдерживать обуревавших его эмоций.

— Ну, что ты надумал? — спросил Андрей. — Идёшь? Или остаёшься?

— Так ведь от тебя иначе не отвяжешься, — хмыкнул тот. — Пошли.

— Бери сумку, — кивнул Андрей. — Бери, бери. Найди свободную ячейку.

— Да есть тут свободная. — Тонколицый набрал код, открыл дверцу. — Я должен был в неё деньги переложить и выйти налегке.

— А теперь мы положим в нее часть акций. Давай.

Андрей вытаскивал из баула стопки сертификатов и бросал их в ячейку. Переложив около двухсот штук, установил код, закрыл дверцу.

— Достаточно.

— Зачем они тебе? — полюбопытствовал Тонколицый.

— Для статьи в газете понадобятся доказательства.

— Тебе виднее, — заметил Тонколицый и усмехнулся.

Андрей взвалил сумку на плечо и вышел в проход, обернулся.

— Пойдём.

— Как скажешь.

Они зашагали между стоек к выходу. Отсюда просматривалась почти треть зала. Андрей внутренне напрягся. Один из фээсбэшников толкнул второго локтем. Оба уставились на идущую парочку, а Андрей смотрел на них. На ходу он вытащил из сумки пачку сертификатов и швырнул ее вверх. Золотисто-розовые плотные листы рассыпались над их головами словно праздничный фейерверк. Один из фээсбэшников наклонил голову и что-то сказал в рацию. Лицо у него было довольно растерянным. Андрей бросил еще одну пачку акций. Люди вокруг смотрели, как толстые стопки распадаются в воздухе на отдельные листы и, кружась, опускаются на пол. Гул голосов мгновенно стих. В зале наступила тишина. Андрей скользнул взглядом по толпе и заметил Макса. Тот с окаменевшим лицом говорил что-то двоим товарищам.

Третья пачка взлетела вверх. Пол был усыпан розовым ковром. Фээсбэшники озирались. Они не могли стрелять, потому что все, кто находился в зале, смотрели на странную пару, расшвыривающую акции. И вдруг немота прорвалась ропотом. Едва различимый вначале, он быстро набирал силу. Кто-то шагнул вперёд. И тут же стоящий рядом тоже сделал шаг. Затем третий, четвертый, и вот уже несколько сотен человек, расталкивая друг друга, побежали к камерам хранения. Андрей же швырял все новые и новые стопки бумаг. Под конец он поднял опустевшую до половины сумку и подкинул её вверх. Розово-жёлтый дождь обрушился на головы толпы. Люди вытягивали руки, ловя сертификаты на лету. В кутерьме фээсбэшники потеряли Андрея и Тонколицего. Они приподнимались на цыпочки, отчаянно крутили головами, но те как сквозь землю провалились. Наконец, отчаясь увидеть что-либо в такой толчее, оба спецслужбиста выхватили оружие, врубились в толпу, распихивая путающихся под ногами людей и озираясь.

Макс тоже выискивал взглядом своего недавнего знакомца. Ему повезло больше. Он увидел, как Андрей и Тонколицый, пригнувшись, проскользнули за эскалатор, укрывшись от фзэсбэшников. Когда же те пошли вперед, беглецы во весь дух помчались к входу в метро.