Страница 48 из 69
Три человека — Роберт Скотт, Эдуард Уилсон, Эрнст Шеклтон составляли полюсный отряд. Их сопровождала вспомогательная партия из 12 человек. На нартах вспомогательной партии развевался флаг с надписью: "В услугах собак не нуждаемся". Но полюсный отряд все же рассчитывал на собак — другого транспорта не было. И собаки, кажется, превзошли себя: за несколько часов упряжка сумела догнать вспомогательную партию, которая вышла на три дня раньше.
Скотт торжествовал: "С верой в себя, в наше снаряжение и в нашу собачью упряжку мы радостно смотрим вперед".
Но когда, достигнув 79-й параллели, вспомогательная партия повернула обратно, собаки отказались везти груз. "Поезд", составленный из пяти нарт, был излишне перегружен. Пришлось разделить поклажу на две части, а потом и на три и, соответственно, каждую милю проходить дважды или трижды.
Зимой собаки питались специальными сухарями из пеммикана (изготовленным для собак лучшими фирмами Англии), но в санном путешествии по совету какого-то "знатока" их перевели на "диету" из мороженой рыбы. В тропиках рыба оттаяла, в Антарктиде вновь замерзла и за восемнадцать месяцев успела-таки основательно подпортиться. У собак, говоря по-научному, начался острый гастроэнтерит, а попросту — расстройство желудка. Они работали через силу, слабели с каждым днем. Через пять недель умерла первая, потом вторая, третья…
Вконец ослабевших собак вопреки гуманным декларациям пришлось убивать. "Эту ужасную обязанность исполнял Уилсон… Я очутился в незавидном положении человека, который позволяет другому выполнять за него грязную работу", — писал Скотт.
Мясо погибших или убитых собак уже не могло поддержать силы живых. По утрам, впрягая в нарты, их зачастую приходилось поддерживать — от слабости у собак подкашивались ноги. За день удавалось пройти четыре, потом только две мили.
Паек людей сократился до полутора фунтов в день, и чувство голода не покидало их. Все страдали от снежной слепоты, Уилсон, придерживаясь за нарты, временами брел с завязанными глазами. У Шеклтона появились первые признаки цинги.
1 января, достигнув широты 82°17′, они повернули обратно. Ветер стал попутным, и они поставили импровизированный парус. Но скорость резко возросла только тогда, когда путешественники окончательно отказались от помощи собак.
"Не нужно кричать и орать, распутывать спутавшуюся упряжь. Не приходится больше прибегать к хлысту, чтобы стронуть собак с места. Весь день мы неуклонно продвигались вперед с единственной целью — пройти побольше миль… Право же, десять таких дней лучше одного из тех, когда приходилось подгонять упряжку измученных собак".
За этот день они прошли десять миль. Оставшиеся еще в живых собаки трусили рядом. Но собачий корм на нартах был лишним грузом, и 13 января убили последних.
"Это было необычайно тягостно; мы все едва не зарыдали… Мне трудно писать об этом".
Шеклтон слабел, он кашлял, отхаркивался кровью. Теперь он уже не помогал тянуть сани, не участвовал в лагерных работах. Иногда его даже усаживали или укладывали на сани. У Скотта и Уилсона тоже была явная цинга. Все они тащились из последних сил…
Уже на "Дискавери" Скотт записывал в дневник: "Я, казалось, стал неспособен ни к чему, кроме еды, сна и отдыха, развалясь в кресле… Прошло много дней, прежде чем я смог стряхнуть с себя это ленивое оцепенение, и много недель, прежде чем ко мне вернулась прежняя энергия".
В тот год высвободить судно из ледового плена не удалось, пришлось остаться на повторную зимовку. И весной Скотт возглавил новое санное путешествие — в глубь Земли Виктории. На этот раз без собак. И на этот раз, впрягшись в лямки, они прошли за 59 дней 725 миль. Почти по тринадцать миль в сутки, а бывало и по тридцать! Как писал Скотт, — на этот раз юмор не покидал его — они "развили скорость настолько близкую к скорости полета, насколько это возможно для санной партии".
Скотт за эти два года многому научился, не мог не научиться. Но одним из уроков — лично для него — стал вывод: собачья упряжка в условиях Антарктиды неприменима. Вывод ошибочный! Вину за свои промахи Скотт возложил на ни в чем не повинных собак!
В Англии экспедицию встречали восторженно. Скотт получил золотые медали от географических обществ Англии, Америки, Дании, Швеции. Географическое общество России избрало его своим почетным членом. Скотт был произведен в капитаны 1-го ранга. Английский король пригласил его погостить несколько дней в своей резиденции и вручил ему орден Виктории.
К чести Скотта, все похвалы в свой адрес он относил на счет экспедиции в целом.
"Антарктическая экспедиция — это не спектакль одного, двух или даже десяти актеров. Она требует активного участия всех… мне представляется, что нет причины особо выделять мою персону".
Когда Скотт читал первую публичную лекцию в Альберт-холле, здесь собралось около семи тысяч членов и гостей Королевской академии, Королевского географического общества. А на украшенной флагами трибуне разместилась вся команда "Дискавери"!
Газета писала: "Скромное и бесстрастное поведение капитана создает представление, будто величайшие его подвиги были совсем простым делом, а многочисленные замечания юмористического характера только усиливают это впечатление".
Скромность его была не показной. Единственное, что он позволил себе, — сшил новый костюм. Первый костюм у хорошего портного. Капитанское жалованье, материальное положение семьи не позволяли ему излишних трат. И, отправляясь в очередное лекционное турне, он неизменно брал билет в вагон третьего класса, чем немало поражал встречавших его представителей городских властей.
Ханна Скотт писала сыну: "Ты несешь на себе бремя главы семьи с 1894 года. Пора тебе подумать теперь о себе самом и своем будущем".
Что ж, о своем будущем Скотт, конечно, раздумывал постоянно. Но представлял его не совсем так, как хотелось матери.
Он получил звание капитана 1-го ранга, служил некоторое время помощником начальника военно-морской разведки, командовал линкорами "Викториэс", "Альбемерлен" и… думал о будущем.
Ему было тридцать семь, когда он познакомился с молодой художницей, скульптором Кетлин Брюс и полюбил ее. Через два года решился просить ее руки.
По словам биографа, "Кетлин обладала ясным логическим умом, открытым и искренним характером, была совершенно свободна от претенциозности и чрезмерных потребностей: не выносила косметики, драгоценностей и дорогих туалетов".
2 сентября 1908 года они обвенчались, а 14 сентября 1909 года у них родился сын. Его назвали Питером в честь Питера Пэна, героя книжки. Дж. Барри — друга Скотта.
Было у мальчика, как это принято у англичан, и второе имя — Маркхем. Питер Маркхем Скотт. Второе имя, как понимает читатель, было дано в честь сэра Клементса.
Свое будущее Скотт теперь уже навсегда связал с Антарктидой. Как раз накануне рождения сына, 13 сентября 1909 года, он объявил об организации новой антарктической экспедиции.
"Главной целью, — сказал Скотт, — является достижение Южного полюса, с тем чтобы честь этого свершения досталась Британской империи".
Мир, казалось, сошел с ума. Слово "полюс" не сходило со страниц газет.
В сентябре 1909 года Фредерик Кук и Роберт Пири почти одновременно заявили, что Северный полюс покорен.
Вы помните, разразился совершенно беспрецедентный скандал.
Кук или Пири? Пири или Кук?
Один из них? Или оба? Или никто?
Но оставался еще другой полюс — Южный.
Летом того же 1909 года из Антарктиды возвратился Эрнст Генри Шеклтон, бывший спутник Скотта. Его попытка достичь полюса закончилась неудачей.
Погибли маньчжурские лошадки, которых Шеклтон предполагал использовать в качестве тягловой силы, и людям пришлось самим впрягаться в сани. Они жестоко страдали от холода (морозы достигали 50 — 55°) и голода. При тяжелой физической работе рационы были явно недостаточны.
"За нами по пятам идет смерть", — писал в дневнике Шеклтон.
Но так или иначе они достигли рекордной широты — 88°23′. До полюса 179 километров! Кто следующий?