Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 69 из 90

Деревня Феншан (3 мили к северо-востоку от Ляояна), 6 сентября 1904 года. Выступили сюда в 8 часов. Ясное солнечное утро, но свежо, почти холодно. Пройдя мили четыре, я остановился у небольшой группы сосен в 50 метрах от дороги. Вскоре мимо проехал штаб главной квартиры; меня увидел один важный начальник и, отделившись от кавалькады, подъехал поговорить со мной. Я спросил, доволен ли он. Подумав немного, прежде чем ответить, он сказал: «Наполовину». В эту минуту мой маленький фокстерьер, который теперь называется Русский, погнался за козлом; воспользовавшись суматохой, другой офицер шепнул мне: «Только на одну треть». После того как Русский получил возмездие, мой друг продолжал:

«Неприятель начал действительно отступать в ночь на 3 сентября. Для того чтобы нанести ему сильный удар, мы должны были бы атаковать его и пробиться сквозь русский боковой авангард днем 2-го. Мы заняли сопку Маньчжуяма в ночь с 1-го на 2-е, но когда на следующее утро должны были продолжать движение на запад, то нам очень недоставало помощи нашей гвардейской дивизии. Такая крупная операция требует тщательной подготовки, а мы оказались неготовыми. Кроме того, маршал Ояма и так уже считал, что наша 1-я армия действует слишком смело, и дал нам решительное приказание быть осторожными и не рисковать слишком много. К 3 сентября благоприятный момент был упущен, так как неприятель располагал значительно большими силами».

Затем он спросил, сообщали ли мне какие-либо сведения о ходе преследования после приказа Куроки, отданного 4 сентября в 14 часов. Я ответил, что женщины и дети в Лондоне, вероятно, знают о происходящем больше, чем знаю я, маршируя через гаолян, снедаемый любопытством и мирясь со своей неосведомленностью только в надежде на неожиданное счастье в виде беседы с каким-либо высшим начальством. Он, кажется, остался этим очень доволен и, вынув записную книжку, сказал:

— Дело в том, что дивизии не были в состоянии выполнить приказания, данные нами 4-го в 14 часов; хотя начальники дивизий получили их в 15 часов, однако ни 2-я дивизия не двинулась на Лотатай, ни 12-я не вошла в соприкосновение с правым флангом 2-й дивизии и не двинулась на Сандоха. Я хочу сказать, что они не двинулись тотчас же, как предполагалось нами. 2-я дивизия выступила не раньше сумерек. Обе бригады сбились с пути в гаоляне и, после тщетных усилий преодолеть препятствия, расположились на отдых в ожидании рассвета, пройдя всего две или три мили вместо шести, которые должны были пройти. 12-я дивизия выступила только в 22 часа и вскоре взяла деревню Шотатзуренко.

Чтобы избегнуть гаоляна, войска двигались вдоль железнодорожной насыпи, следуя которой они надеялись прибыть в Сандоха, место своего назначения. Но не прошли они и мили, как были атакованы в штыки русской колонной, которая устремилась на них по насыпи с громкими криками «ура». Никто не мог рассказать мне точно о последующих событиях. Очевидно, русские сражались отчаянно, хотя и ничего не разбирая. Роты со штыками наперевес бешено неслись наудачу через гаолян. Со стороны японцев тоже была большая сумятица, и они понесли некоторые потери, так что движение вперед было совершенно остановлено.

Капитан Жардайн, бывший с этой бригадой, рассказывает, что обе стороны бросались в атаку друг на друга. Для постороннего свидетеля впечатление получалось поразительное. Во время жаркого ружейного боя русские вдруг начинали играть атаку. Сейчас же огонь прекращался с обеих сторон, и японцы дикими криками отвечали на трубы и барабаны неприятеля. Русские кричали «ура»; японцы в таких отчаянных случаях кричат «Ва-а-а!». Впечатление от этих криков, перемешанных с дробью барабанов и звуком труб, было скорее мрачное, нежели воинственное; они звучали как продолжительный стон, поднимающийся от встревоженной земли к темным небесам. Продолжаю рассказ моего друга.

— С рассветом русские отступили, но наша 12-я дивизия без кавалерии не имела никакой возможности преследовать их.

Вчера Умецава перешел со своей сводной бригадой с занимаемой им севернее 12-й дивизии позиции на линию, проходящую через Санквайсисан в северо-восточном направлении. Здесь он был вовлечен в бой с пехотным и кавалерийским полками и двумя батареями, которым не был в состоянии дать сильный отпор. Возможно, что сражение продолжается до сих пор и может повести к некоторому успеху; я лично в этом не сомневаюсь. Фактически бой окончен, и 1-я армия захватила немного пленных и орудий (орудия не были захвачены 1-й армией).

Эти самые орудия и затрудняли дело. Я должен также признать, что русские отступали прекрасно. Они не бежали слишком поспешно, уверяю вас. Не было никакого беспорядка; через каждую милю или две они останавливались, вновь устраивались и продолжали отступление эшелонами, переходя от одной позиции к другой.





Однако из факта, что неприятель до 3-го не начинал отступления, очевидно, что он отступил только потому, что был разбит. Если бы Куропаткин с самого начала хотел только задержать нас, то все было бы организовано для этой именно цели и он, разумеется, отступил бы раньше. Очень вероятно, что если бы 4-я армия не овладела большим редутом и не прорвала русскую линию к югу от Тайцзыхэ, Куропаткин соединил бы свои войска против нас и атаковал бы нас подавляющими силами на северном берегу реки. Так же вероятно, что если бы мы не штурмовали и не удержали Маньчжуямы, Куропаткин послал бы другую дивизию к югу от реки и перешел бы в наступление против Оямы. Но так как японцы победили и одинаково угрожали с обеих сторон реки, то все его движения, за исключением отступления, были парализованы.

Проведя целый час без пользы для себя, но с большой выгодой для меня, великий человек дернул повод и исчез; я последовал за ним более медленно, поздравляя себя с тем, что так кстати натолкнулся на этот источник всяких сведений.

Сражение при Ляояне может наполнить собой толстую книгу, и хотя моего запаса чернильных карандашей не хватит на подробное описание его, я чувствую все же, что должен постараться набросать, хотя бы слегка, некоторые общие впечатления.

Прежде всего меня поражает ясный, простой и прямой характер японской стратегии, хотя и примененной в грандиозных размерах. Кажется, Клаузевиц говорит, что на войне все просто; но ведь простое наиболее трудно. Вероятно, впоследствии Маньчжурская кампания будет цитироваться как образец этого. Мне кажется, что Ляоян был выбран пунктом концентрации всех трех армий с самого начала кампании и что остальные распоряжения должны были только содействовать той цели, которой мы пытались достичь.

Правда, что ни один стратегический план не может не зависеть от действия неприятеля; после сражения при Ялу несколько раз казалось, что в нем должны быть сделаны некоторые изменения. Всего несколько недель тому назад в нашей главной квартире думали, что сражение может произойти при Гайчжоу (Кайпинге). Не сомневаюсь, что Куропаткин сумеет воспользоваться своими преимуществами, японцы еще две недели назад были уверены, что Ояме придется вступить в бой у Айсандзяна, а 1-й армии — у Аньпина. Только после 26 августа явилась надежда, что великое событие все-таки случится на предназначенном месте.

Но варианты вроде упомянутых не изменяют общей идеи плана, состоявшей в том, чтобы все три армии оперировали совершенно отдельно, имея отдельные базы и коммуникационные линии, и подвигались медленно и методично, в строгой взаимной связи, сохраняя приблизительно одинаковое расстояние от главной квартиры Куропаткина, но сходясь все ближе и ближе, так что наконец на поле сражения, где бы они ни оказались, они подали бы друг другу руки, охватив неприятеля полукругом. Этот план напоминает прусский, приведший к Кениггрецу, особенно в том отношении, что в обоих случаях концентрация армии до выхода на тактическую арену была практически невозможна по географическим причинам.

Впрочем, Мольтке имел основание верить, что при более быстрой мобилизации он мог бы сосредоточить прусскую армию в неприятельской стране прежде, чем последняя могла дать отпор. Этот план был отклонен королем, который, по политическим причинам, остановил наступление, как только стратегическое развертывание было окончено.