Страница 22 из 90
Итак, таинственная история с двумя течениями в Босфоре заинтересовала Макарова отнюдь не из любви к шарадам и ребусам. Босфор… Тонкая щель между двумя континентами… Узкое горло Черного моря. Через эту тонкую воронку вытекал поток русской пшеницы — миллионы пудов ежегодно! Отсюда же не раз вторгались или угрожали вторжением враждебные эскадры. Огромное стратегическое значение пролива сразу бросается в глаза, стоит лишь взглянуть на карту. А Макаров помнил, как в тревожное лето 1878 года Черноморский флот ожидал вторжения английской эскадры.
В штабе флота в спешке и в глубокой тайне составлялись планы минирования черноморских гаваней — что еще, кроме мин, могли тогда противопоставить наши моряки британским броненосцам? И разумеется, прежде всего в штабе мечтали заминировать Босфор, разом закрыть дверь в черноморские воды. В те дни Макаров на «Константине» напряженно ждал известий. В его сейфе уже лежал боевой приказ на случай войны: «Вы должны быть всегда готовы приступить к исполнению возложенного на вас поручения немедленно по получении на то приказания». Он-то был готов «приступить к исполнению», да как это сделать?..
В то время существовали только так называемые якорные мины: на дно укреплялся якорь, и мина подвешивалась на тросе определенной длины (в соответствии с глубиной). Ясно, что скорость и направление течения имели в этих условиях большое значение. Так что слухи о двух течениях в Босфоре не могли не заинтересовать Макарова самым серьезным образом.
Он стал расспрашивать местных жителей, но они ничего достоверного не могли ему сообщить. Иностранные моряки, долго плававшие в тех местах, единодушно отвечали на его расспросы, что два течения в Босфоре — это сказки. Тогда командир «Тамани» принялся за изучение специальной литературы. В старых книгах имелись сообщения о двух противоположных потоках в проливах и даже приводились соответствующие доказательства. Ученые — современники Макарова держались, однако, противоположного мнения.
Чем более сложной была задача, тем больший интерес к ее решению проявлял Макаров. Так случилось и на этот раз. Пользуясь непривычно спокойной обстановкой своей новой должности, он начал производить в Босфоре опыты. Никакого специального оборудования или приборов для этой цели на «Тамани» не имелось.
С приборами дело обстояло куда хуже. Кое-что Макаров сумел исхлопотать в Николаеве, где находилась база Черноморского флота: ему доставили барометр, ареометр и несколько других инструментов для изучения удельного веса, температуры и солености воды. Но этих приспособлений было недостаточно для исследований широкого масштаба. А где взять их? Ведь не покупать же в константинопольском магазине! Турки не хуже Макарова понимают стратегическое значение пролива, и их контрразведка не замедлила бы поинтересоваться: зачем это специалисту по минному делу изучать босфорские воды? Итак, измерять скорость течения было нечем.
И тогда Макаров… изобрел необходимый ему прибор.
Весь экипаж «Тамани» не за страх, а за совесть помогал своему командиру. 22 января 1882 года он сообщал в Петербург, что им «сделано уже до 500 наблюдений над верхним и нижним течениями». Одновременно изучались плотность и соленость воды и т. п.
Позже Макаров рассказывал:
— Аппетит приходит во время еды, говорят совершенно справедливо французы. Когда я убедился, что нижнее течение существует, то захотелось точно определить границы между ним и верхним течением. Когда сделалось очевидным, что граница эта идет по длине Босфора не горизонтально, а с некоторым наклонением к Черному морю, захотелось выяснить этот наклон, наконец, захотелось выяснить подмеченные колебания границы между течениями, в зависимости от времени года и дня, от направления ветра и пр.
Разумеется, Макаров не имел никаких разрешений для такого рода работы. А турки весьма подозрительно наблюдали за кораблем своего недавнего военного противника и частыми шлюпочными прогулками его командира. В этих условиях проводить дальнейшие опыты на шлюпках было рискованно и, кроме того, крайне неудобно. К несчастью, «Тамань» стояла далеко от фарватера, а менять место стоянки без разрешения турецких властей стационеры не имели права.
Настойчивым везет, Макарову помог случай. Однажды в Константинополь пришел английский корабль и отдал якорь около той бочки, у которой стояла «Тамань». Макаров схитрил. Он не препятствовал англичанам стать рядом (хотя имел на это право). А потом приказал поднять якорь и перевести стационер в другое место — как раз на середине фарватера! Представителям турецких властей, которые не замедлили потребовать у него объяснений, Макаров заявил, что не может стоять с другим судном около одного мертвого якоря, этим, мол, и вызвана перемена места его стоянки. На всякого рода переговоры по этому поводу ушло около пяти дней. Все это время Макаров потратил на опыты, которые проводились теперь в гораздо более благоприятных условиях, чем раньше на шлюпках. Когда русский стационер должен был наконец покинуть середину фарватера, материал многочисленных исследований позволил сделать твердое заключение: да, в Босфоре на разных уровнях существуют два противоположных течения. Теперь оставалось изложить открытие на бумаге.
Как всегда, его хватало и на другие дела. Он написал несколько объемистых записок о способах ремонта кораблей, о боевой подготовке экипажей. А кроме того, он был мужем молодой красивой женщины — положение, обязывающее ко многим хлопотам. Макаров и его элегантная супруга регулярно посещали приемы и рауты, на которые так богат дипломатический быт. Капитолина Николаевна пользовалась неизменным успехом — светская жизнь оказалась истинной ее стихией.
Здесь, в Константинополе, климат примерно такой же, как в Италии, куда чета Макаровых собиралась поехать в свадебное путешествие два года тому назад. И как пригодились тут цветастые летние платья, сшитые предусмотрительной Капочкой еще в Петербурге! Она была так же стройна, даже первые месяцы беременности никак не испортили ее великолепную талию.
Но и супруг был человек способный. Что в морском деле, что в науке, а что и в манерах. Глядя на бравого моряка среди разодетых аристократов — турецких и европейских, никто не мог бы вообразить, что он самая что ни на есть «черная кость» — сын унтер-офицера из захолустья, с трудом выбившегося в офицеры. Ухватист российский мужичок! Макаров, хоть стихия его была совсем иная, тоже умел себя показать. Он прослыл хорошим рассказчиком, остроумным собеседником, свободно объяснялся на нескольких европейских языках. В семье Макаровых появился уже первый ребенок, дочь Оленька — предмет восторженного обожания отца.
Судьба улыбалась молодому моряку. Впрочем, и в чинопроизводстве он тоже шагал вверх довольно бодро: уже в тридцать три года ему довелось стать капитаном первого ранга. О том в январе 1882 года по флоту был отдан приказ.
…6 сентября 1882 года «Тамань» бросила якорь в Николаеве: служба Макарова в Константинополе завершилась, его отзывали в Петербург. Он сдал командование, с этой целью был произведен смотр вверенному кораблю. Результаты смотра отражены были в приказе по Черноморскому флоту: «Главный командир Черноморского флота и портов, произведя вчерашнего числа смотр возвратившегося со станции в Константинополе пароходу „Тамань“, нашел его по внутренней чистоте и порядку в отличном состоянии, команда отличалась бодрым и здоровым видом, претензий не оказалось… Оставшись вполне доволен этими результатами, его превосходительство изъявляет свою признательность командиру парохода флигель-адъютанту Макарову, благодарит всех офицеров и поручает командиру объявить свое спасибо команде за молодецкую службу и хорошее поведение». Коротко и ясно.
По прибытии в Петербург Макаров засел за работу.
Он привез с собой множество записей, однако этот огромный материал еще предстояло обработать. До сих пор Макаров никогда не занимался географией, а тем более узким разделом этой науки — гидрологией. Теперь он вновь садится за книги и карты. Он обращается за советом к различным специалистам. Так он познакомился с преподавателем Морской академии, известным ученым-гидрологом капитаном Ф. Врангелем. Позднее Врангель, ставший самым близким другом Макарова, вспоминал об их первом знакомстве: «Меня крайне заинтересовали важные результаты его наблюдений; и еще более поразила меня его личность, которую можно было вполне оценить, лишь видя его в работе. Даровитых русских людей я встречал часто, но редко природная быстрота соображения и проницательность ума соединяются с таким неутомимым трудолюбием, как у Степана Осиповича Макарова».