Банда гиньолей

— You didn't know my aunt?

Знал ли я ее тетю? Такая простодушная, такая грустная… словно все в мире были знакомы друг с другом. Тоже дело рук этого говенного мертвяка! Вконец он истерзал ее печалью.

Только охота ему еще больше форсу напустить.

— Я со всеми знаком, мадемуазель!

— Со всеми? А со своей матерью, падаль?

Вот как я ошарашил его!

— А ты, часом, моих кишок не видел? — зло возразил он. Вижу, роется в своих лохмотьях… собирается вытащить свои потроха. Замутило меня… и я сдался, проглотил молча. А он оскорблен: перестал пыжиться, скрипеть и все такое, нахохлился на своем стуле, знать меня не желает, пень эдакий, перестал посверкивать, надулся… А эта чертова девчонка снова вылезла… Непременно знать ей надо.

— Но моя тетя умерла, сударь… Она была такая добрая, такая добрая!..

Очаровательный разговор! Пихнул ее коленом, но она не поняла.

— Умерла моя тетя, сударь! — повторила она. Он разом повернулся к ней.

— Вашу тетю убили? Nobody killed her? Как раз для ушей сидевших рядом с нами!

Малышка широко раскрыла глаза… никак не сообразит, что бы это могло значить… Повторяет «killed her… killed her…», озирается на публику…

Он наклонился к ней и спросил в лоб:

— С ней приключился несчастный случай?

И заскрежетал, заклацал, забренчал костьми. Зазвенели бокалы, тарелки. Так задребезжало… что я уже решил, что вот сейчас все повалится, перебьется — такой с ним случился припадок веселья.

— Вот смеху-то! Вот умора! — пронзительно заблеял он, так что задрожали, зазвякали стекла во всех окнах.

— Как же, несчастный случай! Не верю я в несчастные случаи!

Скандал, срамота… Что он вытворяет, какой вой поднял… Гляжу в сторону директора, стоящего тут же во фраке… Почему он не прикажет вышвырнуть его? Или чары и на него действуют? Неужто не чует запаха? Похоже, он испытывает к нему чувство почтения… наблюдает на расстоянии… Так не может продолжаться.

— Это скелет! — объявляю я во всеуслышание. Без всяких околичностей. Он прикидывается, будто ничего не слышит. Бедная малышка в полной растерянности… Мордочка, милое грустное личико. Потрясенная… глядит на это чудовище… В какой переплет мы попали!.. Но если появятся легавые, будет еще хуже… Вляпались! Сажусь на место, слушаю, что он несет… Клянусь, он просто околдовал всех!.. Никто и пикнуть не смеет… Поразительная, колдовская власть!.. А все-таки сделал промашку наш канатоходец! Сунулся с этой тетей! Ни к селу ни к городу! Убийство, убийство!.. Заладил! На дверь мне указывал… Я-то сразу сообразил, куда он клонит… Да пусть скрипит себе!.. Плевал я с высокой горы… на эти намеки!.. У меня убийство в крови, я и не скрывал! Медаль, воинские почести, все такое… Ну, так что, несчастный мосол?.. Пусть несет околесицу, мелет вздор, страхолюдина! Еще немного, и он увел бы ее у меня… заморочил бы ей голову своей замогильщиной… Ведь она уже на все стала глядеть его глазами… В ее возрасте сверхъестественная призрачность особенно ценится… По счастью, он такую глупость сморозил, в такую лужу ухнул!.. Бедная птичка так горевала по тете… так горько ее оплакивала… А такая веселая была еще минуту назад… Взяла было верх эта рубленая тухлятина, этот мешок костей, и так обмишулиться! Да еще собирался начать по новой… уже и не знал, с какого конца взяться… Что-то сообразил, хотел поправить дело… да все не то… все не так! Заскрипел, затрясся, пошел лепить ляпу за ляпой, огород городить… Этот жалкий сморчок распалялся все больше. Засветился вдруг изнутри, вся кожа обсыпалась огоньками… Нужно ведь ему было вернуть к себе уважение… Расшибается в лепешку… Пыжится… А она уже и не слушает, и не глядит… А слезы так и текут, так и текут… Я радуюсь… Какой провал! Каждая жилка во мне дрожит от радости… Вот только отсветов я не бросаю… И, надеюсь, такая вонь от меня не идет… Куда подевалась самоуверенность господина Чудилы С Того Света! И командовать перестал… Приободрившиеся гарсоны забегали, потащили всякой снеди… Три салатницы сельдерея, круглый столик со всякой птицей… Надо бы повременить, дух бы перевести… Так, к слову пришлось… Перевести дух среди такой вони… Еще три больших подноса с холодным мясом… Каждого блюда на троих… Холодное мясо с кровью… Три соусника… Еще три чашки зеленовато-желтого сока… Меня мутит… Он наблюдает за мной…

— Для членов семьи! — объявляет он. Утонченность вполне в его духе… Повторяет… Делаю глоток — нрава я стоического… Директор смотрит на нас… Боже, какая мерзость во рту! Гадость невыразимая! Отламываю хлебного мякиша и жую, жую… Жую без остановки — лишь бы не вырвало… Малышка решила, что довольно уже киснуть… Видя, с какой жадностью я жую, она тоже отведывает… тычет вилкой то туда, то сюда. Я продолжаю набивать утробу хлебом… А что он, ест или нет? Смотрит, как едим мы…

— Вы не едите, господин Пачули? — окликаю я его.

— Обхожусь, знаете ли… Разве что какой корешок… Из землицы!

Снова со своей усмешечкой… Неисправим! Надо встряхнуться, напиться допьяна! Напитков сюда, вина! Главное, баньюла! Малышке нужно утопить горе… Он должен исправить свою оплошность… Он наливает ей… Наливаем себе… Она наливает нам… Пошли все более красные и красные вина… Он заявил, что за ценою не постоит… Малышка говорит, говорит без остановки — совсем опьянела!.. Трещит… Быстро же ее развезло… Всего две рюмки шабли — и болтает, болтает… Еще две порции муската — и из нее посыпалось, как из порванного мешка. Чего только она ему не порассказала! Все наши планы, все наши тайны — без задержки… Я моргнуть не успел… Что мы собираемся в Америку… О дорожных расходах… О картах… О том, что у нас будут фальшивые паспорта… Ничего не утаила… Вот порадовала его!.. Что я больше не буду зваться Фердинандом… Ни дать, ни взять полицейское донесение… Загулявшая плутовка!.. Толкаю ее коленом — никакого впечатления… Та-та-та!.. Приспичило ей покрасоваться, и вот такая вышла несусветная чудь… Вдобавок ко всему подавай ей еще театральности… чтобы все слушали… В точности, как эта вонючка… Убить бы их обоих!.. Со сцены в зал… По-английски, по-французски… Наш скоромох только того и ждал… Вот уж повезло!.. Полный восторг! Начинает набирать потерянные очки.

— Только этого я и ждал! Только этого и ждал! — скрежещет он на весь зал. Прекрасно, Фердинанд, прекрасно!

Одобряет целиком и полностью… Публика тоже любопытствует, ее занимает наш разговор… А эту осатанелую девчонку уже ничто не заставит замолчать!.. Какую ахинею она несет!.. Поистине, мы произвели здесь сенсацию, не скоро нас забудут… Это было бы в известном смысле забавно, когда бы не этот гнилостный дух… Но, по видимости, это никого не смущает. Одному мне не по себе… Посетители болтают, прыскают со смеху, бросают нам грубоватые шутки… С аппетитом у них полный порядок. Одного меня мутило… Сороконожка на меня не сердится, а ведь я только что утер ему нос… Снова закадычные друзья…

— Чертушка Фердинанд! — вскрикивает он… и бух со всего маху по плечу! Ну и рука у него!.. Покрепче моей… Вот уж точно — костяная… Так больно, что хоть криком кричи, но я терплю… Он поднимает бокал за наше здоровье:

— To the young couple! Hip, hip! За юную чету! Гип, гип! — призывает он публику — она вполне созрела.

— Гип, гип, ура! — дружно раздается в ответ.

Вновь навалились на еду, зажевали… Наш выпивоха меняет обличье… Я имею в виду вспышки света: они пропали… Есть один вопрос! Он колотит себя по черепу. Костяная коробка гудит, точно колокол.

— А ваш дядя поставлен в известность?

Вот что неожиданно обеспокоило его… Но откуда ему известно о дяде? Он никогда не видел его… А малышке и горя мало: развлекается, швыряя во все стороны хлебные катышки… Совсем распустилась… вино действует, хмель…

— Uncle… Uncle! Не don't care! Ему безразлично!

И подливает себе игристого, сама себя обслуживает.

— Вам понадобится много стерлингов! Возвращается к этой теме: видно, не дает она ему покоя.

— Hoards of money! Hoards of money!

На сей раз он скрежещет столь пронзительно, столь визгливо, что зал замирает…