Страница 61 из 161
— Ты у меня налопаешься, гад! Я тебя угощу поджаркой из дерьма, слышишь, дорогой Учитель?..
Он был омерзителен мне.
А пузырек со ртутью не зря здесь торчал, у всех на виду, среди цветов. В мой огород камень… Посмотреть, какая у меня будет рожа… Напрасно старались!.. Я держался, будь оно неладно, хорошо держался!
Я его тихонечко так, на ушко, предупреждаю:
— Чтобы ты знал, поганка!.. Если они придут… твои дружки… дружки твои легавые, понял, гаденыш?.. Так вот, один я не уйду!.. Сразу тебе говорю, понял, легаш? Предупреждаю тебя, шкура полицейская!..
— Тш-ш-ш, молчите, несчастный!
Он оскорблен в своих лучших чувствах… находит меня несносным.
— Что за манеры!
Он сетует, он возмущен до глубины души. Я слишком дурно веду себя!..
— Потише, пожалуйста! Ведите себя прилично!.. Вы не в своей вахмистерской!.. Вы слишком шумно едите! Не весь же кусок! Режьте мясо ножом!..
Я действительно вел себя невоспитанно… во мне говорило раздражение… По его вине… Малышка видела, что мы перешептываемся… Дядя, по счастью, вообще никуда не смотрел. Глаза немигающие. Ел, словно завороженный… Глотал все подряд, без разбора, точно во сне… Сельдерей… жирная сардинка… порядочный кусок рокфора… конфеты, целая пригоршня… Переходил от блюда к блюду в обратном порядке…
Начинал новый круг с фруктов… А уж чавкал, как собака, в десять раз громче меня!..
— Что, Состен, не смешно?
Нет, он и не думал смеяться, а между тем, прямо напротив него… Ну, не забавно ли, а? Не забавно?.. Вот они каковы, подлизы…
Нет, я не собирался снова ругаться, спорить, беситься. На кой черт! Что от этого изменится?.. Я противен себе… Пусть делают, что хотят!.. Наспорился досыта! Ну-те, улыбочки направо-налево!.. Вот так!.. Такой же олух, как они! Спокоен, приличен, понятлив — все у меня в порядке… Так придут легавые? Пусть, пусть приходят!.. Жду их, они найдут меня приличным… Семейный круг, все такое, ртуть посреди стола, цветы, улыбки…
Почти не спали… Так, подремали в креслах… Никто нас не гнал, это уже было кое-что… Проснулся Состен.
— Довольно прохлаждаться, друг мой. Требуется ваша помощь…
Это были первые его слова. Деспот!.. Главное — покомандовать. Призывал меня к порядку, давал «руководящие» указания…
— Заскочите в Ротерхайт, подниметесь к Пепе, скажете ей, что у меня все в порядке, что я доволен полковником, чтобы спокойно ждала и не налегала на шоколад, чтобы не натворила глупостей, чтобы не копалась в катафалке… Она знает, что я имею в виду.
И мне шепотком: «Ахилл!» Я понял: мумия…
— Пусть передаст вам мои трубки… Да, и скажите ей с твердостью, что если она будет фордыбачить, я никогда не приеду к ней!.. Главное, чтобы ничего не покупала, не наделала мне долгов!.. Я, может быть, скоро проведаю ее, если она будет умницей… Значит, договорились. А что вы хотели сказать… Да, самое важное! Зайдите в министерство…
Он окидывает беглым взглядом мое платье…
— Теперь вы прилично одеты. И глядите там, поосторожнее в выражениях…
Он внимательно оглядывает меня.
— Ладно, сойдет! Следите за собой… Сядете в 42-й автобус. Выйдите на Уайт-холл… Здания увидите сразу, ошибиться трудно… Все министерства рядышком, вдоль всего бульвара, по обе стороны. Запомните, «Secretary for war…» Разузнайте там… Отдел изобретений… Войдете в здание, спросите Особый отдел, рассматривающий предлагаемые изобретателями образцы противогазов, узнаете условия конкурса, дни… часы… Принесете мне памятку… Глядите, не потеряйте!.. Похоже, они все изменили… Перенесли испытания на более ранние сроки… Не задерживайтесь, нужно вернуться засветло. Не торчите в Ротерхайте и не вздумайте напиться!.. Выполните толково мое поручение… Поезжайте и не болтайте зря… Наш адрес не давать никому, ни под каким видом! Особенно Пепе!..
— Положитесь на меня, господин Состен. Я не из самых болтливых…
Ужасно он меня раздражал своими напутствиями. Полковник слушал, все одобрял, со всем соглашался… Кивал головой… Вдруг вытянулся, точно его дернули. Смирно! В точности, как в тот раз, когда ему приспичило мочиться.
— England, England rule the Gas! Англия правит газами!
Снова здорово! Опять драть глотку!.. Простата здесь ни при чем… Садится. Поорал — и снова погрузился в отупение, уставившись немигающим взглядом прямо перед собой… Племянница ластится к нему, ласково, нежно нашептывает:
— Uncle! Uncle!
А вот Состен полон бодрости, кладет конец сценке родственной любви. Ему дело подавай, работу!
— Работать! — орет. — Работать!..
Цап дядю под руку, подхватил, поволок… Что за человек! Наглец! А фанаберии, а самодовольства!.. Теперь он, видите, в вожаках ходит… Невыносимо! Конечно, я могу рвануть отсюда, пропадай оно все… Лучшего он не заслужил… Ну-ка, ну-ка, надо сообразить… Блеснула у меня одна мыслишка!.. Вот только девочка… Как с ней быть? Выходит, брошу одну с птицей, с этим шутом?.. Мыслимое ли дело? Выставит меня этот гад… Ну, нет! Скорее я убью его!.. А что, если увезти, похитить ее?.. Вот было бы здорово! Такой героический, такой великолепный поступок… Спрошу у нее… Спрошу ее согласия… Душа поет… душа горит! Меня ждет счастье…
— Мадемуазель… мадемуазель!..
Спешу высказаться, запинаюсь, заикаюсь… Нет, не могу… Лучше я еще подумаю. Говорю ей:
— Я ухожу… ухожу… Я вернусь!..
Она несколько удивлена… Уж очень вежливо я ухожу, уж очень послушно подчиняюсь.
Город… улицы… бульвар… Прихрамываю, но поспешаю, радостный, себя не помнящий от счастья… Я ликую: ангел, просто ангел, поистине талисман эта сошедшая с небес девочка! Идол лучезарной красоты!.. Она призвана спасти меня своим очарованием!.. Как мне везет в любви!.. Если война не слишком затянется, мы, может быть, поженимся, заживем своим домом… Воображение у меня разыгралось, я уже бог знает куда заносился в мыслях. Будущее рисовалось мне в розовых красках, этаким чудом… Глядишь, под какую-нибудь амнистию попаду, разбогатею вдруг, приварок с прибылей… все устроится, как по волшебству… Поглощенный мыслями, сверкающими видениями, я уже не замечал, где иду, не видел ни улиц, ни прохожих, ни автобуса:.. меня сжигала лихорадка страсти, веры, восторга… Добрался до Ротерхайта, как во сне… Улица… дом… прямо в него уперся… Оп! Поскакал через несколько ступеней… дверь… другая… Принюхиваюсь… Здесь! Зову:
— Пепе!.. Пепе!.. Пепе Роденкур!
Стучу, колочу… Что-то не торопятся… Опять стучу… Слышу — за дверью голос, но не отворяют… Ну, наконец!.. Она!.. В рот набились волосы, отплевывается, пыхтит, вся перемазана губной помадой… Из самой гущи сражения!.. Оправляет на себе юбку, халат… подтыкает болтающиеся клочья… Очаровательная картина, нечего сказать!
— Мадам, — начинаю я, — мадам, супруг шлет вам свои наилучшие пожелания…
— Ах, так вы от этого негодника? Быстро, адрес! Где он скрывается?..
Вмиг очухалась!
— Никак невозможно, мадам!..
Разражается буря:
— Ну, разумеется! Разумеется! Он хочет, чтобы я умерла от горя!
Слезы ручьем, душераздирающие рыдания. Она корчится от мук у дверей. А я-то пришел миротворцем!..
— Умоляю вас, мадам, не гневайтесь! Поймите, это должно остаться в тайне!
Господи, что я несу! Слезы хлынули пуще прежнего.
— Он смерти моей желает!.. Мне все ясно!.. Хочет совсем сжить меня со свету!.. Знаю я этого разбойника!
Спасу нет, как от нее разит перегаром, не продохнуть!
И тут слышу «пеп!.. пеп!.. пеп!..» Кто-то меня окликает. Мужской голос в глубине квартиры… Самого мужчину не видно…
Она притворяется, будто ничего не слышит… Пьяный голос… Вот снова «пеп!.. пеп!..»
Позвольте, позвольте!.. «Пеп!.. Пеп!..» Что-то очень знакомое… Надо бы взглянуть на этого хмыря…
— Кто это у вас?..
— Так, дружок один!..
Но между тем рыдать не перестает.
— Зовут-то как твоего дружка?
— Нельсон…
— Нельсон?.. Какой Нельсон? — спрашиваю. — Не тот ли, что малюет? Нельсон Трафальгарский?