Страница 59 из 161
Она не смущается, не принимает меня всерьез… Ей бы только о кино говорить… одно кино на уме… ее кино на Риджент-стрит… Я видел «Тайны»? Тайны… Тайны?.. Она дразнит меня… все подзуживает, распаляет… Кое-какие тайны мне известны, только не из фильмов… Нарочно, что ли, приземляет меня паршивая соплячка со своими тайнами? Вроде бы «Тайны Нью-Йорка»… Ага, ну да, «Тайны Нью-Йорка». Знаю я тайны, и не какие-нибудь, а здешние. Такие страшные, такие трагические, что и не снилось… этой жестокой крошке! Как же я несчастен!.. Несчастен? Она удивляется, насмешничает, заливается бессмысленным смехом… Она слишком молода… Я кажусь ей таким потешным, что мне становится противно… я встаю на дыбы! За мной не станет!.. Довольно… довольно с меня ее поддразниваний!.. Я ору на эту маленькую свистушку… Из-за нее меня кидает из чувства в чувство, оттого я и несчастен… все по ее вине, а не из-за руки… Ведь у меня за плечами война! Она мою руку не видела?.. В каком состоянии я принимаю страдания… Отвернув рукав, показываю ей… Она дотрагивается, легонько вскрикивает «ах!»… и все! Она не слишком удивлена. А мою голову она видела? Мое ухо?.. Нет, это не пугает ее… Может быть, она не верит мне? Не сам же я себе понаделал шрамов… Может быть, она думает, что это все надувательство? И дядя? И Состен? Что мы — шайка дурацких шутов? Может, она все-таки понимает, что это… феерия?.. Нет, она выводит меня из себя!.. А, ей угодно ужасов?.. Кино насмотрелась… мадемуазель угодно крови… Ну что ж, я могу порассказать ей ужасов войны… когда кругом льется кровь… Тут уж извините, милочка! Я тут весь, как есть, без обмана! Шрапнель свищет… ад войны… вспоротые… разорванные животы… разлетающиеся в клочья головы… раскиданные кишки… буль-буль-буль!.. дымящаяся бойня… Тут ей будет все, от чего бегут мурашки по коже! Уж извини, девочка! Такая густомясая, тучная бойня, что вся земля завалена кровавой мешаниной, впадины полны клочьев плоти и раздробленных костей… холмики… холмы… до верха заваленные трупами овраги… В некоторых телах еще теплится жизнь, еще слышатся вздохи… а прямо по ним пушки… в наступление… Да, да, представьте себе!.. Лавиной, так-то! А потом — кавалерия! Снова и снова! Под развевающимися знаменами!.. А грохот какой! Грохотанье от земли до неба, несмолкающие громовые удары!.. Я изображаю вопли резни, хрипы, победные клики, а ей все нипочем, совершенно безразлично. Похоже, даже не забавляет… Она не считает меня величайшим из героев!.. Я посрамлен… Самым необыкновенным среди раненых?.. Тем не менее я деру глотку, харкаю, пузырюсь… Сколько раз я ходил в атаку, великий Боже!.. Та-та-та-та!.. Изображаю… Во главе самых боевых, самых лихих, самых беспощадных эскадронов… Самого себя превосхожу. Это все-таки кое-что по сравнению с киношной жвачкой… Жутковатая бредятина… Слышишь? Земля дрожит от хлынувших дивизий! Теперь держись! Круши батареи! Разворачивайся! Самую крупную шрапнель! Кавалерийская лавина! В карьер!
А она знай смеется… Пустая головенка! Ничего не смыслит… Ноги подо мной подкашиваются, даю слово!.. Я рухнул в кресло в полном отчаянии, совершенно посрамленный… Все впустую! Сколько злой воли! Чары исчезли… Напрасно старался!
Спустя время смиряешься, принимаешь все как должное, довольствуешься… Отпелся! Бубнишь без конца одно и то же… потом шепчешь… потом умолкаешь… Но как это тяжело, когда молод! Вам нужен свежий ветер, праздник, духовой оркестр! О-па! Бум-бах-тарарах! Гром, треск… Многого хочется!.. Истина есть смерть! Сколько хватало сил, я мягко противился этой истине… Уж так ее накотильонивал, прихорашивал, наригодонивал, подкармливал… Украшал лентами, ублажал фара-фаран-дольками-ми-ми… Увы, я ясно сознаю, что все когда-то разлаживается, портится и наконец ломается… Прекрасно понимаю, что приходит однажды день, когда рука падает, повисает вдоль туловища… Несчетное число раз видел, как это происходит… Тень… Тяжесть вздоха… Всяческая ложь уже изречена, все уведомления разосланы, три удара к началу представления прозвучат в другом месте… Другие комедии!.. Понимаешь, пузырящаяся горчица? Погляди на меня!.. Вот примусь за тебя, спою тебе та-ти-рю-ти-ти… Нет, лучше дай сюда три пальца! Приключения четвертого… самого продувного малыша… самого знаменитого, самого ушлого… того, кто ничего не знает! В те поры я был честолюбив. Когда мною овладевало лунатическое безумство, мне хотелось блистательных эффектов. Не всегда получалось… должен признаться, должен сказать… с Вирджинией ничего не вышло… Не нужны ей были мои тайны… Ей забавно было слушать меня, я казался ей немного смешным, не более того… Всерьез она меня не принимала… В конечном счете, я был всего лишь француз, а она — англичанка… Мне хотелось, чтобы она увидела во мне романтическую душу, чтобы не принимала меня за гаера, балаганного скомороха, вроде Состена… Сколько я ни показывал дыру в черепе, и длинные и короткие шрамы, сколько ни давал потрогать свой мозг, ее это совершенно не пугало… Ну и толстокожая! Даже удивительно для девочки, я бы сказал. В сущности, она была безнравственна… Да, я прозревал понемногу. Я попал под ее чары… таял… млел от восторга… Жертва! Я глажу ее волосы? Так что ж! Запускаю пальцы в ее кудри, густые, пышные… «Токи души!» — говорю я ей. Я блаженствую, всю ее чувствую в своих пальцах! Мне хочется сунуть ей руку между ног, там я овладею ее душой… Говорю ей без обиняков, предупреждаю, умоляю… Душа волнует меня… Изящная, свеженькая, прелестная фея… Она передо мной, такая чистенькая и такая сволочная… Невыносимо! Так не пойдет! Я-то восторгался ее волшебством, дал околдовать себя!.. Хочу, чтобы она восхищалась мною… чтобы любила меня беззаветно!.. Вновь пускаюсь в описание своих похождений. Мне есть что рассказать! Как я спасал капитана… Хочу, чтобы она все знала… о моей поразительной отваге… о том, как волок его за волосы через все поле битвы… Какие там белокурые кудри, помилуйте! Чернущая густющая копна… и тучи пуль, просто тучи пуль и пороха… бомбы падали так часто, что помрачалось небо над нами, над капитаном и мной… Я изображал шрапнель, свист, разрывы, а она все равно посмеивалась! Я валял дурака, нес бог знает что, лез из кожи вон, дергался так, что самому больно делалось!.. Нет, я не казался ей трогательным, и все тут! Глухо! Полный крах! От моего рассказа она не задрожала, не испугалась, не попросила пощадить, не просила извинить ее ради всего святого! Не завопила «на помощь!», не кинулась в мои объятия… О, красавица! О, сжалься!.. Прокуда! С издевочкой смотрела, это точно… Да еще, верно, и у легавых прислуживалась, у мусоров… Тогда можно понять все эти завлекания… ляжечки… все ее штучки… Куда это меня занесло? Миленькая да славненькая… Ей забавно? На-ка, выкуси!.. Водит меня за нос… Дурит мне голову по заданию легашей!.. Как же, как же, раскрасавица-дева! Чаровница, мать ее за ногу! Ой-ой, птички! Куда же вы?.. Она же легавых ждет, как пить дать! Ясно как божий день, что девчонку с самого начала приставили ко мне! Маленькая недотрога водит меня за нос… То-то ей забавно!.. А я, круглый дурак, я-то из кожи вон лезу!.. Что ни говори, а есть червоточина в человеке от рождения… Я размышляю… Что-то задерживаются легавые… Сдается мне, околачиваются у Мэтью… Вместе и нагрянут, ясное дело. Тем не менее спрашиваю у нее:
— Мэтью? Мэтью?
Мне теперь не до шуток. Она не понимает…
— Не понимаешь? Не понимаешь? Хитрюга!..
Боже, какое чудовищное коварство! Бездны скрытности!.. Ну да ладно, надо поцеловать ее перед уходом… Вот уже час, как это не дает мне покоя… Надо воспользоваться случаем, и конец!.. Ничем она не лучше Финетты, в конечном счете, как ни крути… Один хрен, обе подлые — сучки-доносчицы, только эта уж из больно ранних!.. Ох-хо-хо, до чего же скверно! Хоть волком вой!.. Все-таки хотелось бы полной уверенности… Ну-ка, еще одну попытку… Кое о чем спросить ее, для очистки совести… Но она сама пошла в наступление:
— Вы — как кино! То вы грустный, а то веселый!..
Вот что она открыла, вот как подействовала на нее моя пантомима… Хвалиться нечем… Она все поняла: я — как кино! Кино, и все тут!..