Банда гиньолей

Так в Лондонском госпитале при докторе Клодовице началась подпольно моя профессиональная карьера. Я научился у него, не раздумывая, отвечать на все: Я сейчас! Soon be over! Все пройдет! Это стало привычкой, пунктиком, тиком… С тех пор я всякого навидался! там! сям! хорошего, плохого и ужасного, понятно, тоже. Потом сами узнаете. Рассудите непредвзято… по ходу дела… это уже много… Я сейчас!.. Soon be over!..

Мы вышли с интервалом, сперва одни, две минуты спустя — другие. На улице смотрели в оба… Садовая, Уэберли-Комменс, Перигэм-роуд… Впереди Боро, за ним малыш Рене — дезертир: липовые документы и фотокарточка повсюду в газетах, следом Элиза — «зарвавшаяся галантерейщица» в бегах, с целой сворой полицейских на хвосте: она уже много лет торговала шариками опиума повсюду в Мейд Вейл и Вест-Энде в безобидных дозах и без проблем, а тут вдруг по случаю войны самовольно перешла на гашиш. Чего Ярд не прощает, так это когда меняют привычки!..

Все складывалось скверно. Нас засекли и обложили. Даже в госпитале у Клодо — уж на что я паинькой держался, помогал медбратом на подхвате, когда слишком много больных набиралось, — и то жареным запахло… Джоконда нам навредила… Наболтала лишнего… Нарассказывала про свои несчастья, про Лестер, как там и что, словом, чистейшее безумие… По-английски она немного болтала, а тут — сплетница на сплетнице, ну и раздули, понятно, из мухи слона… им, лежачим, больше и заняться нечем… дело принимало дурной оборот… Поговаривали уже о том, чтобы выставить нас всех, начиная с Клодовица… внештатник, иностранец… только и годится, что для ночных дежурств… Начальство смотрело на него косо… недолюбливало… но за работу его на износ, когда по десять-пятнадцать раз за ночь вставать приходится, они платили ему гроши и вовсе не уверены были, что найдут на его место кого другого, столь же преданного, нетребовательного, непьющего, хоть и чудаковатого… Вот дирекция и колебалась насчет его увольнения… Все на волоске висело… Увольнение для него катастрофа!.. Документы у него чрезвычайно подозрительные были, печати на них такие жалкие, что лучше и не показывать… А дипломы — и того диковиннее!., однако самой большой загадкой было то, каким образом он очутился в Лондоне!.. Ему крышка, если б они его выгнали!.. Финиш, так сказать! «Эйльенов», как они иностранцев называют, последнее время каждый день забирали, причем куда менее подозрительных…

Клодовиц все это знал… сам, бывало, рассказывал, и ему было не до смеху…

Каскад, между прочим, обещал наведаться… Проходит три дня, четыре… о нем ни слуху ни духу… Мы возьми да позвони ему… пусть, дескать, приходит!., да не мешкает… мол, есть, что сказать…

Свидание было назначено в шесть в «Плавании на Динги», старой закусочной, помещавшейся прямо среди доков, чуть к западу от госпиталя у самой реки… Пробраться к ней можно было с берега или же проулочками, хаотично спускающимися от Коммершл-роуд, петляющими между складами и ангарами… если нужно прийти и уйти незамеченным, лучше не придумаешь…

Приходим, значит… Ждем… Хозяин «Доблести» тоже тут, с нами повидаться захотел… Однако пока помалкивал, держался настороже… пуганый… — want to speak to Cascade!.. — говорить, стало быть, желал только с Каскадом! Бирюк насупленный… А Каскада все нет. Время самого наплыва посетителей, столики заполнялись один за другим, как раз пересменка; подходили бригадами с лебедок, трюмов… шум, понятно, башмаками грохотали, а строеньице-то деревянное, балки да глина-солома, ох, как резонировало. И потом, от игральных автоматов да «Занзибара», костей то есть, гул и выкрики доносились… там всегда толчея…

Чу! цок! цок! экипаж! Пожаловали, значит! И с порога:

— Привет, мужики!..

— Привет, привет!.. — отвечаем.

Не больно-то он спешил!

— Что котелок? — это он мне. — Все ноет? И на голову показывает.

— Ноет! Ноет, сударь!

Беспокоило его, что у меня башка болит, всякий раз спрашивал.

Тут Клодо в разговор вступает, объясняет, зачем его звали… из-за Джоконды, значит!., потому что она в госпитале плохо себя ведет… болтает разное, напраслину возводит…

— А что задница ее, заживает?

— С задницей все в порядке!..

— Был бы зад в порядке — остальное приложится!.. Вот и вся реакция…

— Как Анжела? — спрашиваем мы в свою очередь.

— В Эдинбург уехала! По делу! Пристраивать двух девок! От Косого…

— От Косого?

— Да! Представьте!.. Мы ушам своим не верим…

— Мужику под сорок! А он туда же! Кусок идиота! ей-ей! руки в ноги и в пехтуру! в пехоту, господа! Вольному воля! Думать о нем не хочу! Но какова Джоконда? Видали, какой класс! Видали? Я знал, что говорю! Какие выпады! А потом — раз! пошла! закрутилась! фьюить! снова тут! какой задор! Сколько огня! А?.. Огонь!..

— Не желаете ли ее навестить? — любезно интересуемся мы.

— Нет уж! дудки! пусть хоть сдохнет!.. Вот и весь ответ… С него довольно! надоело!.. Нечего тоску нагонять!

Эгоист, в общем.

— Я, мужики, знаете, что сделаю?

Опять за свое.

— Тромбон себе куплю! Маршировать стану! Буду заходить к вам в полдень!.. Увидите — не пожалеете! В одиночку трубить стану! Для тех, кто не хочет вставать в ряды! Заделаюсь антивербовщиком! Понимаете? общество создам! отказников! Английский выучу. Если и дальше так пойдет!.. Хочу разобраться, что они там несут, чем головы задуряют! Отчего все с ума посходили!., не иначе, потрясающее что-то! Интересно послушать, что они мелют!.. Мужики, они ж ленивые!.. Мне ли не знать!.. Никак в толк взять не мог. Чудеса, да и только!

Призадумался над стаканом… а в стакане крепкий портер… К беседе присоединился Просперо Джим, кабатчик… Он с Каскадом согласен был… все зло от газет!., только от них! Он их тоже никогда не читал!.. И еще от кино!..

— Ты новости у них видел? Только и знают… траншеи!.. Немцы! Вот какая у меня медаль! Вот какая у меня каска! Вот какой я храбрый! Вот какой я мертвый! Спектакль! Я тебе говорю! Чтоб им пусто было! Сучьи потрохи!..

И оба, как вспомнили, сразу в ярость пришли! Завелись от разговора!..

— Я вас люблю! love you! — паясничал Каскад!.. Ты совершенно прав! Они как дети!., испорченные! избалованные! заевшиеся! сливками! маслом! сладеньким!

Я сидел, слушал… Не вмешивался… Я бы мог свое слово сказать… Но только лучше помолчу!.. Чужой опыт не впрок! Я эту школу прошел! Знания, добытые дорогой ценой, я их собственной шкурой ощущал!., а более всего ухом! Там у меня махонький кусочек железа застрял! но свисту от него!., не уснешь!., и мигрени — хоть криком кричи… будто тисками сжимают так, что глаза из орбит вылезают… часами потом косой хожу… Припадки, в общем… Нет! Меня назад калачом не заманишь… Вспомнились отец, мать — сидят себе тихонько в лавчонке своей, в пассаже Веродода, хнычут, соседи их жалеют, что сын у них так ранен… Вспомнилось все, чего я навидался по госпиталям… в Дюнкерке… Вале… Виль-монбле… Дранси… Как сам маялся… Как там раненых раз, раз — на стол… подлатают!., подправят!., зашьют наспех! и готово! Вперед, солдатик! До следующего раза!.. Все в ажуре! Ишь, какой крепенький! Годен на передовую! Лес рубят — щепки летят! Чай, зимой не замерзнешь, мой славный герой!.. На месте сидеть не придется! Обещаю вам!., ни минутки!.. Пошевеливайтесь, доблестные вояки!.. И нечего на девок глазеть! Мужчинам не пристало!..

Я вспоминал… и молчал! Каскад разглагольствовал. Счастлив был, что его слушают… красовался.

— Откуда ни возьмись, идет прямо на меня сержант, лентами изукрашенный! Подходит, разговор заводит! Сам злобой пышет!

Случай, значит, с ним такой был.

— Нет! понимаете, мужики!.. Нет, вы видали! За кого он меня принимает? Чтоб я за ним на зов фанфар! Вербоваться чтоб пошел! Еще чего!.. «French! — говорю я ему. — Француз, понимаешь?» Ошибочка, стало быть! У него рожа вытянулась! Челюсть отвисла! Вот те хрен!.. Народ кругом со смеху покатывается! Это видеть надо! Как я его мордой об стол!.. Он бешеный сделался! «French rascal! — кричит. — Мошенник французский!» Толпа сразу против меня!.. Продолжения я ожидать не стал! Сам посуди! Я один, а их тысяча!.. Пока, ребята!.. И стало быть, руки в ноги! А видел бы ты этого вербовщика! Задница — во! В мундир затянут с прибамбасами! Тот еще фрукт! Немцам на смех! Е-мое! Прет!..