Спящее зло

— Это не простой светильник. Любой человек, которому приходится много путешествовать, согласился бы заплатить за него большие деньги. Дело в том, что тот, кто им владеет, никогда не собьется с пути и никогда не замерзнет, даже если ему придется ночевать в снегу.

— Интересная вещица, — согласился варвар. — Но если человек не может найти дорогу и боится замерзнуть, словно избалованная женщина, ему лучше вообще оставаться дома, больные пути не для таких.

Ульфиус ничего не ответил, убрал светильник на место и достал из сундука красивую серебряную чашу.

— Посмотри, — обратился он к гостю, — если знать одно-единственное, очень коротенькое, заклинание, такое простое, что его легко запомнит даже ребенок, эта чаша мгновенно наполнится вином или соком. Причем тем вином, какое ты пожелаешь, или соком тех фруктов, которых ты даже никогда не видел.

Конан усмехнулся:

— Вино — плохой спутник. Тому, кто отваживается в одиночку отправиться в путь, надо иметь ясную голову и зоркие глаза. Никогда не знаешь, что тебя ждет впереди.

Офирец досадливо поморщился, но и на сей раз промолчал, аккуратно положил чашу в сундук и извлек оттуда хрустальный сосуд.

— Этот сосуд никогда не бывает пустым. В нем всегда есть чистая родниковая вода, свежая и прохладная, стоит лишь правильно попросить.

Конан вспомнил те кошмарные дни, когда чуть не погиб от жажды, и сказал:

— Пожалуй, это наиболее полезная вещь. Но таскать с собой хрусталь… Он ведь может и разбиться. Да и идти налегке проще.

— Это еще не все. Смотри. — С этими словами Ульфиус протянул варвару рог, выполненный из слоновой кости, покрытый тонкой и изящной резьбой. — Хозяин этого рога никогда не будет голодным. Произнеси пару магических фраз — и у тебя всегда будет еда. Любая, какую только сможешь представить.

— Забавная штучка, — кивнул дерзкий юнец. — Если ты не можешь сам раздобыть еду, можно валяться на подушках и обжираться до обморока. К тому же это все колдовские игрушки, а я всегда предпочитал меч заклинаниям.

— Тебе приходилось сталкиваться с магией? — поинтересовался Ульфиус, и по его лицу, как он ни старался это скрыть, пробежала тень беспокойства: а вдруг молодой дикарь знает, что владеет непростым оружием?

— Приходилось. И не раз.

— Ты не хотел бы рассказать мне об этом? — Офирец даже задрожал от нетерпения.

Конан задумался. Он вспомнил мрачные пещеры, в которых обитали колдун Катамаи Рей и ведьма Чунта, и перед его глазами неожиданно встала прелестная Элаши, так щедро дарившая ему любовь. Он даже тряхнул головой. Определенно, сегодня все женщины мира словно сговорились дразнить его. Что за наваждение! Ульфиус заметил, как переменилось настроение гостя:

— Тебе неприятно об этом вспоминать?

— Да нет, — досадливо поморщившись, ответил киммериец. — Так, вспомнилась одна женщина…

— Женщина? — оживился офирец. — О! Я знал многих прелестниц…

Хитрый сановник мгновенно понял, что может предложить варвару в обмен на меч. У него была одна вещь, которой он не очень дорожил, считая ее пустячком, безделицей. Собирая предметы, обладающие магической энергией, Ульфиус надеялся наткнуться на что-нибудь, что может дать ему власть, или силу, или секрет вечной жизни. А эта безделушка скорее могла развлечь, подарить мимолетную радость, даже блаженство, но все это можно приобрести, не прибегая к магии. Его денег хватило бы на развлечения сотен и сотен человек. Он едва удержался, чтобы не потереть руки от удовольствия. Конан удивленно посмотрел на него, но промолчал.

— Я тебе сейчас покажу кое-что, — еле сдерживая душившую его радость, сказал Ульфиус. — Я собираю эти интересные игрушки давно и незадолго до отъезда из Офира приобрел одну вещицу. Ни один мужчина, в котором течет горячая кровь, не отказался бы от нее. Сейчас ты поймешь почему.

С этими словами он взял небольшую шкатулку и достал из нее фигурку какого-то уродливого существа явно мужского пола, единственную одежду которого составляло тончайшее ожерелье из крохотных разноцветных камушков. Ульфиус сложил ладони лодочкой, так чтобы фигурка поместилась на ее дне, быстро-быстро что-то прошептал и поставил фигурку на ковер. Мгновение спустя фигурка вздрогнула и начала расти, пока не достигла размеров десятилетнего ребенка. Затем существо поклонилось Ульфиусу и гулким басом спросило:

— Чего желает мой господин?

— Дай мне ожерелье, — приказал офирец.

С глубоким поклоном существо протянуло ему яркое разноцветное ожерелье, сделало шаг в сторону, уселось на ковер, поджав ноги, и застыло, словно жизнь снова покинула его. Ульфиус показал Конану ожерелье. Тот равнодушно пожал плечами: драгоценные камни мало интересовали его, ибо он плохо в них разбирался. Офирец расстегнул замысловатую резную застежку и снял с нитки ярко-красный рубин. Положив его на ковер, толстяк нагнулся и снова шепотом произнес еще одно заклинание. Внутри камня загорелся алый огонек, он становился все ярче и ярче, затем рубин завертелся, словно его подхватил смерч, и вспыхнул ярким пламенем. Когда пламя стихло, на месте драгоценного камня стояла девушка с ослепительно рыжими волосами и нежной розовой кожей. Формы ее были совершенны, нагота вызывала восторг. Откуда-то полилась мелодия, и девушка закружилась в быстром танце. Варвар не отрываясь смотрел на красавицу, что казалась ему пределом мечтаний, сокровищем, за которое можно отдать жизнь.

Мелодия оборвалась так же неожиданно, как и началась, и девушка застыла в глубоком поклоне. Но это длилось недолго. По обворожительному телу пробежала дрожь, пламя охватило хрупкую фигурку, и через мгновение там, где только что стояла прелестная танцовщица, лежал ярко-красный рубин.

— Это женщина Огня, — пояснил Ульфиус ошеломленному Конану. — Она принадлежит тому, кто держит в руках ожерелье. В ее жилах течет не кровь, а пламенная страсть. Познавший ее любовь может смело утверждать, что ему ведомо высшее блаженство.

Ульфиус снял с нитки темно-синий сапфир. Снова прозвучало заклинание, и теперь в синем камне вспыхнул яркий огонек. Камень начал быстро увеличиваться, его идеально отшлифованные грани покрылись замысловатым узором, затем узор распался, и из камня шагнула женщина с ярко-синими глазами и волосами цвета утреннего тумана. Опять полилась мелодия, но на сей раз совершенно иная. Движения женщины были резкими, решительными, они манили и зачаровывали своей силой. Казалось, танцовщицей управляет сама стихия. Изящные руки трепетали в воздухе, словно крылья, маленькие ножки едва касались ковра, красавица парила подобно птице. На середине танца мелодия неожиданно оборвалась, и скоро на пушистом ковре поблескивал мелкими гранями холодный синий сапфир.

— Это женщина Воздуха, — сказал Ульфиус. — Она тоже рабыня ожерелья. Только ей ведомы нежнейшие убаюкивающие ласки, каких не испытывал ни один смертный. Она может пробудить мужскую силу даже в том, кто уже давно забыл, что такое любовные утехи.

Конан молча смотрел. Казалось, у него язык прилип к гортани. Его изумлению не было предела, а желание, овладевшее им, когда он сидел у костра, теперь жгло так сильно, что киммериец уже не мог думать ни о чем другом. Офирец истолковал молчание гостя по-своему и снял с нити ожерелья следующий камень. Это был прозрачный аквамарин. Очередное заклинание вызвало к жизни очаровательную девушку с ослепительно белой кожей и зелеными волосами. В звуках музыки, под которую она исполняла плавный медленный танец, слышалось журчание ручья, а сама танцовщица представлялась зачарованному зрителю глотком живительной влаги. Замерев одновременно с последней нотой, девушка отвесила глубокий поклон и вновь обернулась голубым камнем.

— Это женщина Воды. Тот, кто познал ее любовь, никогда не будет утомленным и измученным, ибо она, отдавая себя, отдает и свои силы, при этом не теряя их.

У Конана перехватило дыхание. Ноздри его трепетали, острое желание волнами прокатывалось по телу, бросая то в жар, то в холод. Варвар никогда еще не видел столь прекрасных женщин, за возможность обладать ими он готов был заплатить любую цену. Ульфиус наконец-то правильно понял напряженное молчание гостя и, возликовав в душе, сдернул с нитки следующий камень. Черный алмаз поражал великолепием. Офирец дрожавшим от волнения голосом произносил совершенно непонятные киммерийцу слова, и алмаз постепенно окутывался туманом, сначала легким, белесым, затем все более и более густым. Потом туман исчез, сразу, словно его вовсе и не было, и Конан увидел женщину, каких ему еще никогда не приходилось встречать: высокую, крутобедрую, с упругой пышной грудью и очень тонкой талией. Но не это поразило варвара. Кожа красавицы была темно-коричневой, блестела, словно смазанная маслом, и вместе с тем казалась бархатной. Танца, который она исполняла, Конан не видел и пришел в себя, только услышав визгливый фальцет гостеприимного хозяина: