Страница 25 из 56
Он вопросительно повернулся к бледнолицему:
– Товарищ капитан?
– Молодец, Панин! – похвалил бледнолицый капитан вертухая. – Умеешь ты человека настроить на безудержное веселье! Даже и добавить нечего.
– Ну что ж... – повернулся он ко мне, осмотрел с ног до головы, видимо, остался доволен, одобрительно качнул головой и сказал:
– Повеселиться вам как следует!
После этого он, казалось, потерял ко мне всякий интерес. Повернулся на каблуках и гулко пошагал прочь, на ходу бросив Панину:
– Давай, малыш...
Но «дал» не малыш. В спину меня непочтительно, но очень действенно подтолкнул рыжемордый верзила, который привел меня сюда. Я влетел в полумрак чужой камеры...
Здесь тоже было, «как тогда». Ничего другого ожидать не приходилось. Да я и не видел ее толком в первый раз. Рассматривать камеру и ее обитателей времени не было. В тот раз я успел взрезать себе брюхо еще до того, как подошли местные амбалы. Иначе, как сказал Бахва, шансов у меня не было никаких.
...Шансов никаких у меня не было и сейчас. Сука-вертухай своим условным стуком предупредил о моем появлении. И меня ждали...
В который уже раз у меня возникло ощущение, что всю мою предыдущую ходку разобрали и изучили до последнего винтика. Поэтому пытаться по второму разу проскочить с теми же фишками было без мазы. Как с лезвием, так и с остальным...
...Ждали сразу за дверями. Двое. Ловко, без слов, подхватили под белы рученьки и повлекли внутрь. Хоть меня и обыскали, а веры все одно не было. Значит, знают, с кем имеют дело, сучьи дети!!! Надо же, где осенило! Местечко подходящее, и ситуевина в самый, девки, раз... для откровений! Раз точно знают, где искать и что я стану делать, – значит, все ОНИ знают! Вот только они – это кто?
«Ладно, потом об этом подумаем. Если будет кому...» Не очень оптимистично, прямо скажем. Двое накачанных юношей выволокли меня на середину «поляны» и там отпустили. Оба они были крашеными блондинами и оба голые по пояс. С первого взгляда можно было принять их за близнецов.
Поляной здесь было незанятое пространство между дверями и шконками. Обитатели... Я даже не знал, как их для себя определить. Но не «братва», это точно. В общем, все остальные подошли от шконок и стали полукругом напротив. Разглядывали вновь прибывшего оценивающе, бесстыдно ощупывая взглядами. Я почувствовал себя куском мяса перед стаей голодных собак. И еще подумал о том, как трудно живется симпатичной женщине в мужском коллективе...
Как и в прошлый раз, откуда-то из глубины камеры звучала музыка. Что-то ненавязчивое.
А в углу, недалеко от параши, лежало неподвижное тело, небрежно прикрытое грязной майкой. Я не сразу заметил его, но когда разглядел – меня передернуло! На майке ясно были видны пятна крови и... дерьма. Я сглотнул – вот оно наглядное пособие для поступающих в пресс-хату. Смотрите, дети, что с вами здесь сделают! Зрелище в самом деле не для слабонервных!
Народу в этой хате было заметно поменьше, чем в четыреста двадцать шестой. И похоже, что народец сюда набился привилегированный: на шконках было даже белье.
– Ой, какой хоро-ошенький... – протянул один из рассматривавших. В ответ ему раздался игривый смех.
У меня на загривке волосы встали дыбом. Так поднимается шерсть у зверей при виде врага. «Шерсти нет, инстинкт остался», – подумал я.
– А чего не здороваешься? – огорченно и участливо спросил высокий худой брюнет в тонких очечках на тонком носу.
Я на этот раз рассмотрел встречающих получше. Далеко не все они оказались качками и выглядели очень по-разному. Но типичных геев западного образца – холеных агрессивных качков – тоже хватало. На меня по крайней мере. В общем, попал Знахарь в переплет. Фиг знает, как теперь выкручиваться.
– Добрый день, – улыбнулся я, решив вести себя хотя бы достойно, раз уж попал. – Извините.
– Надо же, этот дикий мужчина разговаривает человеческим голосом! – всплеснул ручками розовощекий толстячок. Все засмеялись.
В этом смехе не было ни издевки, ни агрессии, к которым я привык в мужских хатах. Да, здесь и вправду как-то все иначе. Вот только я не успел еще понять, как именно.
– Не бойся, – снова вступил в разговор высокий брюнет в тонких очечках, – никто тебя здесь не тронет. Никто насиловать не станет...
– Ну, я бы не стал обещать этого столь категорично... – сказал кто-то, кого я с этой точки не видел. Это вызвало новый приступ веселья.
– Не слушай его и не обращай на них внимания. Они дурачки все... – высокий брюнет одарил меня обворожительной улыбкой и вдруг озадачил вопросом: – Хочешь чаю? Пойдем...
Брюнет сделал широкий приглашающий жест. Но сделал это не по-мужицки, а как-то неподражаемо изящно. Он красиво двигался, я не мог этого не отметить. Интересно, кем он был на воле? И за что сел?
Остальные расступились перед жестом высокого брюнета, будто он занавес отвел. Этот брюнет в очечках здесь явно был в уважухе. Вроде смотрящего, что ли!
Я понимал: ответить на это приглашение – не то что безрассудство, просто полная дурь! Там, между шконками, я окажусь неповоротлив и беззащитен. А значит, в полной их власти. О таком развитии событий даже думать не хотелось.
А не ответить на приглашение – привести к неизбежному кипешу. Причем наикратчайшим путем. Типа обида есть обида. И значит, типа, обидчика надо мочить.
Что ж делать, пойдем к неизбежному, решил я. Нечего тянуть кота за гениталии...
– Спасибо, господа, – сказал я, – за гостеприимство. За то, за се. Но принять ваше предложение не могу. Вера не позволяет.
Высокий брюнет, а за ним вся его грядка всем своим видом изобразили крайнее изумление. Изумление было таким искренним, что поневоле заставило меня объяснить свой отказ первой пришедшей в голову причиной:
– Постный день!.. – развел я руками.
– Вот как! – удивился брюнет.
При этом грядка начала медленно, но откровенно раздвигаться, охватывая меня с флангов.
– Да! Ничего не поделать... – развел я руками и попытался отступить на шаг-другой назад. Но обесцвеченные качки, которые втащили меня в камеру, были начеку и уперлись мне в спину крепкими руками.
– Ну, почему же не поделать... – вкрадчиво улыбнулся высокий брюнет.
Я понял, что времени для импровизаций больше не будет. Надо, было что-то делать. Причем срочно и радикально!
– Ой! – вскрикнул я и схватился за лицо, прикрыв рукою рот. На всякий случай согнулся пополам, чтобы никто не разглядел моих манипуляций. Мне и нужно-то было меньше пяти секунд, почти одно мгновение! – отработанным движением выхватить из-за передней губы хитро запакованную бритву и привести ее в боевое положение.
– Что такое? – участливо спросил брюнет, надвигаясь на меня, как теплоход из тумана.
– Да вот... – прошамкал я, старательно имитируя выпадение челюсти и попытки запихнуть выпавшее обратно.
Брюнет брюзгливо поморщился...
– Фу...
Я в это мгновение благополучно вынул из тайника свое холодное оружие. Но распаковывать пока не стал – просто незаметно перехватил поудобнее.
– Ты бы вынул ее совсем, – заботливо посоветовал из-за правого плеча один из блондинистых качков. – Она тебе сегодня не пригодится. Только лишнее членовредительство...
– Спасибо за заботу! – поблагодарил я, а сам подумал: «Лично тебе, извращенец заботливый, поврежу столько “лишних членов”, сколько смогу».
– Не за что! – нежно похлопал меня по плечу качок слева. У меня от отвращения непроизвольно дернулось плечо. Оба блондина дружно засмеялись.
– Идиосинкразия, так это, кажется называется у вас, у медиков? – спросил брюнет и перевел для остальных: – Органическое отвращение. Ведь ты же медик, правда? Ой, как нас господин Разин не лю-убит... Жаль. Ну что же, бывает любовь и без взаимности. Это как раз наш случай, доктор.
Полукольцо голубых все теснее сжималось вокруг меня. Только позади оставалось всего двое. Все, пора было действовать. Положение не самое выгодное, но другого момента может не представиться.