Поп

Охранники с собаками стояли вновь вокруг храма. Двое вошли внутрь и следили за происходящим. Отец Александр на сей раз вежливо подошёл к ним и попросил:

– Шапчонки свои снимите, будьте любезны, битте. – И показал, что нужно сделать. Те неохотно исполнили просьбу русского попа.

Первое время стояли молча, лишь потом им сделалось скучновато, начали переговариваться между собой и даже посмеиваться, на что отец Александр прикрикнул:

– Эй, там! Нихт ха-ха-ха! – И погрозил пальцем.

Они и присмирели, как школьники.

Трогательно было видеть, как после совершения таинства новые Христовы воины рассматривали у себя на груди крестики. Многим великовато оказалось нижнее бельё, но и за него благодарили, смущенно принимая от батюшки благословение.

– Ну вот, – говорил отец Александр, – теперь вы полноценные бойцы моего войска.

В довершение всего сам комендант лагеря майор Шмутц пожаловал в храм. Для разговора с ним батюшка кликнул Алевтину Андреевну, и та перевела, что комендант доволен заботливым отношением священника к пленным соотечественникам и разрешает два раза в неделю привозить в лагерь обеды, о чём отец Александр доселе не раз просил.

59

Когда начали собирать продукты для этих обедов, появился новый помощник – тот самый учитель математики, геометрии и физики Комаринский, который однажды сопровождал батюшку во Псков. Теперь он стал посещать храм и признался отцу Александру:

– А знаете, как получилось моё воцерковление? Я сам дошёл. А если бы вы мне тогда стали доказывать, пропагандировать… Я бы, может, ещё очень не скоро добрёл. Спасибо вам, батюшка.

Он готовился к открытию школы первого сентября и полностью поддерживал отца Александра в том, что нужно ввести новый предмет – закон Божий. Даже обещал помощь в ведении этого предмета.

Обеды удалось наладить.

– Наша организация будет называться «Русский Красный крест», – говорил батюшка.

Два раза в неделю в Сырую низину приезжала подвода с двумя большими флягами супа – борща или горохового.

За весь август в лагере не умерло ни одного человека.

60

Жизнь перепутывала радости и огорчения.

Эстонцы, которых заметно поубавилось в боях с партизанами, в один прекрасный день покинули село Закаты: их отправили куда-то ещё, говорили, что на фронт – дырки затыкать.

Не успели вздохнуть свободно, радио объявило о том, что германская армия овладела Сталинградом и перерезала волжскую артерию. Наступление шло по всему югу и уже докатилось до гор Кавказа.

А в Знаменском, лежащем километрах в тридцати к востоку от Закатов, партизаны убили священника, отца Владимира.

Батюшке Александру отец Владимир не нравился. Он был заносчив, но это ещё куда ни шло, а вот зачем он так некрасиво произносил «Господу помолимся»? Почему-то отцу Владимиру казалось, что ударение надо ставить на последний слог, и получалось так:

– Господу памалимся-а-а!

Отец Александр однажды ему сделал замечание, когда гостил в Знаменском, на что тот дерзко ответил:

– Так в старину произносили.

И с чего он это взял? Непонятно…

Но теперь отец Владимир оказался мучеником за веру. Говорили, что прежде, чем его убить, партизаны вырезали кресты по всему его телу, и лишь потом прикончили ударом штыка в грудь.

Когда отца Владимира обнаружили, наперсный крест лежал у него во рту. «Неужели это он так зверствует?» – с печалью думал отец Александр о Луготинцеве.

Вскоре после этого убийства вместо эстонцев в село прибыл батальон кавказцев. Лихие абреки куда с большим усердием взялись за дело: прочёсывать окрестные леса да выкуривать оттуда партизан!

61

Тогда же, в канун Успения, в доме отца Александра появились Витя и Людочка. Произошло сие так: отец Александр сидел на террасе и зачем-то вычислял по глобусу с помощью линейки, каково расстояние от Закатов до Иерусалима. Вдруг он услышал дерзкий мальчишечий голос:

– Эй, мужик! Дай землю покрутить!

Отец Александр не сразу понял.

– Слышь, мужик, дай землю покрутить!

Тут он встал и подошёл к перилам террасы. Увидел лохматого мальчика в плохоньких одежонках.

– Какую землю? – спросил батюшка.

– Да вон у тебя! Которую ты линейкой мерял!

– А, глобус… – понял наконец священник.

Тут из кустов выскочила ещё и девочка:

– Не давайте ему землю крутить, лучше дайте нам чего-нибудь покушать!

– Откуда же вы такие?

Оборванные, исхудалые дети. Ему лет четырнадцать, ей лет восемь. В глазах – голодная тоска. Девочка одета в матросскую блузу, заношенную дочерна. Это особенно сразу тронуло сердце батюшки. Лицо у девочки взрослое, а одежда – ребёночная.

– Из Ленинграда мы, беженцы.

– А родители? Родственники?

– Родителей нет. Папу расстреляли перед самой войной за какой-то уклон, – рассказывал мальчик. – Мама в ссылке, писем нет. Мы жили с дедушкой и бабушкой под Ленинградом. Но они умерли от голода. А других родственников… мы не знаем, где они есть.

– А как вас величать?

– Величать – это что?

– Как зовут вас?

– Я – Витя.

– А я – Людочка.

– А лет вам сколько?

– Мне тринадцать, – сказал мальчик.

– А мне шесть, – сказала девочка.

– А фамилия?

– Попадьины.

– Это хорошо. Перед матушкой будет козырь. А куда ж идёте-то?

– Туда, где больше хлеба. На юг.

– Считайте, что пришли, мои дорогие. Заходите, сейчас мы вас обедом накормим. Аля! У нас радость великая! Пополнение в семействе!

Так матушку постиг новый удар со стороны батюшкиного великодушия. Поставив детям большую миску постных по случаю Успенского поста щей и дав по куску хлеба, она отвела мужа в соседнюю комнату:

– Смилуйся, отец Александр! Этих-то куда? Чем кормить будем всю ораву?

– Совершенно не орава, а вполне умеренная семья! – сопротивлялся отец Александр. – Найдем, чем прокормить. Первоотшельнику авве Павлу Фивейскому птичка ежедневно приносила хлебец, и он бывал сытый. Так же и мы должны бывать сытыми, насыщаясь немногим.

– Ну мы же не отшельники! Ты службу служишь – в семь утра начинаешь, а к двум часам дня только всё завершаешь! Откуда у тебя сил будет, опомнись!

– Не спорь со мной, а позови-ка Николая Николаевича, он там дрова колет. К тому же, заметь, какова у нашего пополнения знаменательная фамилия – Попадьины. Твои, стало быть, будут.

– Мои… – проворчала недовольно матушка, но взглянула на детей и смирилась.

– А сейчас-то можно мне землю покрутить? – спросил Витя.

– Валяй! – махнул ему рукой отец Александр, и тот радостно уселся в углу, крутил и крутил землю – глобус, найденный отцом Александром в алтаре, когда храм ещё только-только переставал быть клубом.

Пришедшему на зов матушки Торопцеву отец Александр торжественно объявил:

– Слушайте мой манифест. Непочтительный козёл, имеющий благозвучное имя Робинзон, сильно изнурил меня своими нападками. Постановляю к празднику Успения Богородицы сие жестоковыйное животное истребить. И употребить во благо людей для насыщения отощавших телес с домашним тестом, называемым в кулинарии лапшой!