Ультраглаз (сборник)

Алексей Степанович полез в карман, вытащил узкую сверкающую никелем коробочку, похожую на зажигалку и надавил кнопку. Крышка автоматически приподнялась.

— Вот, — сказал он, подавая мне свой прибор, — в серийном изготовлении.

Из коробочки высовывался аккуратный ряд спичечных головок.

Я вынул одну спичку. Она была обычного размера, только не с ребристой, а округлой ножкой и почему-то серебристого цвета.

Устрашенный рассказом Алексея Степановича, я нерешительно держал в пальцах эту штуку.

Алексей Степанович молча усмехался, поглядывая на меня.

— А зачем она? — спросил я, наконец, и хотел спрятать спичку обратно в металлическое хранилище. У меня не было желания переживать наяву то, что приснилось Алексею Степановичу на диване.

Но мой спутник по рыбной ловле отобрал у меня спичку вместе с коробкой.

— Как зачем? — сказал он. — Вот, например, нам пора закусить, — он достал жестяную банку с надписью «рагу». — Хорошо, что сейчас лето и мы можем развести костер. Но предположим, что сейчас зима и кругом снег, или осень и идет проливной дождь, или, наконец, нельзя развести огонь еще по каким-нибудь соображениям. Тогда поступаем очень просто.

Он чиркнул спичкой о шершавый бок своей металлической коробочки и сунул серебристую палочку в ямку в земле, на которую, как на маленький очаг, поставил банку с рагу.

— Засекайте время, — шутливо сказал он.

Я вынул часы и положил на ладонь. Секундная стрелка не успела описать полный круг, как Алексей Степанович воскликнул:

— Готово!

Рагу уже дымилось, и Алексей Степанович снял банку, чтобы кушанье не подгорело.

Какой повар мог бы похвастаться таким быстрым приготовлением горячего блюда!

Запах от рагу шел аппетитный, и я, предвкушая отличный завтрак, потянулся было уже за походной фляжкой.

Но Алексей Степанович снова остановил меня.

— Минуту, — сказал он и заставил меня принести озерной воды в чайнике.

— Вот, — говорил он, вылавливая зеленый лепесток ряски и ставя чайник на то место, где перед этим стояла консервная банка (я успел увидеть белую искорку на конце серебристой спички, уткнувшейся в песок), — пока мы будем закусывать, поспеет чай.

И он действительно поспел. Пар валил от чайника, как паровоза, когда я снял его с импровизированного очага. От спички оставалась еще половина. Мы не могли придумать, как ее использовать.

— Пропадает, — сказал я. — В темноте, конечно, такой факел может здорово пригодиться. Он ведь не гаснет ни на ветру, ни в дождь, насколько я понимаю. Но сейчас, среди бела дня…

— Не пропадет. — возразил Алексей Степанович.

Пошарив не спеша вокруг себя, он нащупал круглый камешек, взял в руки, приложил к нему пылающий кончик спички и надавил. Сверкающая звездочка отвалилась от спички, мигнула и погасла.

Алексей Степанович держал в пальцах простую серебристую палочку.

Он убрал ее в свою коробочку.

— Как же зажечь ее снова?

— О другую спичку.

Алексей Степанович сунул коробку в карман.

— В этом и заключалась та идея, что занимала меня тогда. Как гасить? Горение у меня было в то время уже налажено. Но вот как гасить? Спичка должна быть совершено безопасной. В этом и заключался весь фокус. Вы понимаете: спичка ломается как раз рядом с пламенем. Происходит благодаря разнице температур и особому составу соломки. Ну, да это скучная материя. Она интересна только посвященным. Но что это? Смотрите!

Я оглянулся. Один из белых «бакенов», мирно дремавших на поверхности озера, пришел в движение. Он поплыл по воде. Потом вдруг стал на ребро и начал быстро крутиться. Должно быть, крупная и сильная рыба сматывала лесу. Затем кружок перевернулся красным донышком кверху и снова замер.

— Терпение, — сказал Алексей Степанович, делая предостерегающий жест. Он встал на колени и всматривался в красный кружок, невинно застывший у самых камышей. — Пусть заглотает.

Я и сам знал, что щука, схватив живца как попало, спешит с ним в укромное место, где и заглатывает добычу с головы. Для этого-то у жерлиц и делается длинная леса. Заглотав живца, щука плывет дальше и только теперь, натянув лесу, чувствует крючок, который обнаруживает свое спрятанное жало. Но уже поздно! Трехлапый крючок, словно маленький острый якорь, сидит в брюхе хищницы…

Красный кружок вдруг заскользил по воде, нырнул, вынырнул, а метрах в пятнадцати от него из воды выпрыгнула большая щука. Она изгибалась всем телом, желая освободиться от крючка; металлический поводок торчал у нее изо рта, леса уходила в воду.

— Попалась!

Я схватил сачок и бегом бросился к лодке. Алексей Степанович, как всегда, неторопливо зашагал за мной.

Тайна черной крыши

Поселок показался мне не совсем обычным. Угловой дом — прямоугольный сруб в северорусском стиле с высоким крыльцом — представлял удивительный контраст с низким, обтекаемой формы сооружением из фанеры и стекла, которое напоминало павильон для продажи газированной воды. Но в этом киоске жили: на грядке, позади стеклянной дачи копался загорелый юноша в одних трусах, а по дорожкам бегал малыш, видимо только что принявший душ. Из зеленой бочки, установленной на столбах и снабженной обыкновенной лейкой, еще лились струйки воды.

По соседству с этими приверженцами солнца, воды и воздуха обитали, очевидно, почитатели тени. Дача с многочисленными башенками и шпилями едва выглядывала из густых зарослей.

Какой-то любитель монументальных сооружений построил солидное здание из выложенного узором кирпича под железной крышей, его сосед — рубленую дачу обычного типа, а третий, самый легкомысленный, а может быть, и самый скромный, уютное и чистое летнее жилье на небольшую семью, изящный тесовый домик с легкой крышей из гонта, похожей на деревянную чешую.

Я прошел уже две улицы, но не видел и двух одинаковых дач.

— Вы и не увидите их, — объяснил мне словоохотливый старик, сидевший на лавочке; он так ласково смотрел на меня, что мне показалось естественным задать ему свой вопрос. — Это поселок архитекторов. Каждый строил дачу по своему вкусу, более того — по своему, проекту.

Так вот оно что!.. Этот поселок представлял собой в некотором роде архитектурную выставку. И здесь действительно было что выбрать строителям дач, они могли найти тут образцы на всякий вкус.

Но что за странная дача? На самом солнцепеке, на покрытом дерном бугре, небольшой домик с односкатной крышей… матово-черного цвета. Вокруг домика кольцеобразная песчаная дорожка.

Ну и жарища же, должно быть, там, под этой железной крышей, притягивающей солнечные лучи! Я как-то летом жил в чердачном помещении на недостроенной даче и чуть не зажарился тогда заживо. Что за фантазия красить крышу в такой цвет! В этом домике, надо полагать, живет самый зябкий из всех обитателей поселка.

Впрочем, о вкусах не спорят. Я прибыл сюда не любоваться дачами, а проводить электричество. На-днях в новый поселок должны были дать ток, и на моей обязанности лежало проверить состояние подготовительных работ.

Столбы, свежепросмоленные в нижней части и с янтарными каплями наверху, были еще не пронумерованы, и я затруднился, как отметить столб, на верхушке которого был плохо навинчен изолятор.

Оглядываясь, я снова обратил внимание на странную дачу с черной крышей. «Черная крыша, — подумал я, — хорошо запоминается». «Прямо против бокового окна ч. д. (то есть черной дачи», — записал я себе в блокнот.

Ориентир мне понравился: я прибегал к нему еще несколько раз, пока производил осмотр в этом районе.

И когда мне потребовалось обозначить место для дополнительного трансформатора (в самом центре незастроенной лужайки), я с особым удовольствием занес в блокнот: «против крыльца ч. д. 60 метров».

— Знаю эту дачу, — сказал бригадир, которому я после обхода поселка вручил листок из блокнота, объяснив, обозначают «ч. д.». — Там какой-то странный владелец! Представьте, он отказался проводить электричество! Дача совсем новенькая: только на этих днях кончили красить крышу. Владелец сам следил за покраской.