Страница 41 из 43
Антонина Игнатьевна, поборов досаду, засмеялась. Шутник Иван Иванович!
— Разве уж если волшебные…
Петя, был уверен, что Иван Ивановия нарочно все придумал, чтобы утешить маму. Да и не похож был Иван Иванович на волшебника, если уж на то пошло. Ни чалмы на голове, которую Петя видел у циркового фокусника, ни особого пронзительного взгляда, ни многозначительных движений руками. Обыкновенный человек в очках, таких же, как у дяди Сережи, сапожника со второго этажа, с седоватой бородкой клинышком. Незаметно даже, что он в молодости был подвижным.
Но недели через две после того, как Иван Иванович уехал в свой далекий город, от него пришла посылка.
Петя думал увидеть какие-нибудь сверхбутсы на толстенной подошве с металлическими шипами и подковами на каблуках — вроде горных ботинок, которыми он любовался как-то в витрине магазина. Но в посылке оказались самые обыкновенные коричневые башмаки очень простого фасона.
Петя примерил их, они были в точности по его ноге.
— Сразу видно мужчину, — сказала мама. — Умный человек Иван Иванович, а того не знает, что детям делают все с запасом. А еще думал, их надолго хватит. Ну, ладно, носи! Надо бы поберечь подарок, да все равно из них вырастешь. Да и обещала я…
С этого дня начались необыкновенные приключения с ботинками.
Самое необыкновенное заключалось в том, что с ботинками, вопреки всем законам природы, ничего не случалось.
Первое время Петя ходил в них осторожно, словно это и правда были волшебные ботинки, и от них можно было ждать подвоха, но постепенно он привык к обновке, а затем перестал о ней думать. Он бегал по двору, как и прежде, и так же азартно играл в футбол.
Как-то раз вечером, когда Петя укладывался в постель, мама взяла с полу башмаки и стала их осматривать.
— Уж проносил небось, — ворчала она, поднося ботинки к свету. — Нет, целые! Подумать только… И подошва совсем как новая. Значит, умеешь носить аккуратно, если захочешь.
В этот вечер мама особенно нежно поцеловала на ночь Петю. Но у него было смутное ощущение, что он не совсем заслужил ее похвалу.
«Конечно, — успокаивал он себя, засыпая, — от того, какие ботинки попадутся, тоже многое зависит. Вон Марья Петровна жалуется, что ей такие туфли все время попадаются, которые набок стаптываются. Нельзя же все на меня сваливать!»
Марья Петровна жила в квартире напротив и была известна скептическим отношением ко всему на свете, кроме себя самой. Что касается мальчишек, то всех их, подвижных и неподвижных, она уже давно раз и навсегда причислила к явлениям в основном отрицательным.
Поэтому, когда Антонина Игнатьевна похвалила ей Петю за аккуратную носку ботинок, она не поддержала надежды матери.
— Посмотрите, Марья Петровна! И впрямь волшебные, — говорила Петина мама. — Или моего Петю подменили. Малый носит их, не снимая, почти полгода, и хоть бы где протерлись.
— Ничего особенного, — объявила Марья Петровна, взглянув на подошву, — микропора. Видите, неровная, с пупырышками. Ей износу нет. Только я ее не люблю. От микропоры ревматизм бывает.
— Что вы, ведь микропористая подошва пропускает воздух, — возразила Петина мама.
— Все одно — резина, — отрубила Марья Петровна.
— Не может быть, чтобы это была резина, — не соглашалась Антонина Петровна. — Легкие какие. Попробуйте.
Марья Петровна неохотно подержала в руке ботинки.
— Почти ничего не весят, — сказала она таким тоном, как будто это был крупный недостаток. — По-моему, надувательство.
— Почему же надувательство?
— Очень просто. Не знаете, что ли, как микропора делается? В резину воздушные пузырьки надувают. Ну, лишнего и напустили. Оттого и легкие.
Она поставила ботинки на пол и обтерла пальцы.
Антонина Игнатьевна знала, что микропористая подошва делается совсем иначе, но последнее слово, как всегда, осталось за Марьей Петровной.
… Шел месяц за месяцем. Ботинки не поддавались износу, словно и впрямь были волшебными. Антонина Игнатьевна стала посматривать на них уже с некоторым страхом. Конечно, она понимала, что профессор не Мефистофель, а обыкновенный человек, но в его подарке было что-то сверхъестественное. Оно заключалось не только в непонятной прочности ботинок. Обнаруживались и другие странности.
Однажды Антонина Игнатьевна заметила царапину на носке левого ботинка. Очевидно, Петя задел за какую-то железку, когда ребята собирали во дворе металлолом. А потом эта царапина исчезла. На ботинке не осталось и следа от нее.
А как объяснить это? Петя никогда не чистил ботинки, а они всегда выглядели как новые!
Наконец, хотя башмаки были изготовлены в свое время в точности Пете по ноге, они не делались нисколько теснее.
Правда, кожаная обувь разнашивается. Но в том-то и дело, что ботинки имели такой вид, как будто их только что принесли из магазина.
Марья Петровна, любившая делать всем замечания, встречаясь с Антониной Игнатьевной, читала ей нотации:
— Напрасно балуете мальчишку! В праздник, в будни, каждый день в новых штиблетах. Могли бы и на другое что деньги тратить. Наплачетесь потом!
— Помилуйте, — возразила однажды на свою голову Антонина Игнатьевна. — Да он целый год в одних ходит!
— Что же, вы меня за дуру считаете? — обиделась Марья Петровна. — Боитесь признаться? Ох, уж эти матери! С ума сходят по своим детям… Не знаю, на что ради них готовы! Этим их только и портят…
После этого Марья Петровна стала говорить про Антонину Игнатьевну, что та отчаянная лгунья, это во-первых, совершенно не умеет воспитывать своего сына, это во-вторых, и, безусловно, сумасшедшая, это в-третьих: каждое первое число покупает «своему Петеньке» новую обувь, а сама по году ходит в старой.
Бедная Антонина Игнатьевна пыталась объясниться с Марьей Петровной, но это оказалось бесполезным. Да, собственно, какие объяснения могла представить Антонина Игнатьевна?
Жизнь Антонины Игнатьевны из-за этих чертовых ботинок невероятно осложнилась. Говорить людям правду? Никто не верил. «Сознаваться», что она каждое первое число покупает Пете новые ботинки? Нелепо.
…Когда прошло еще два месяца и все оставалось по-прежнему, смятение охватило Антонину Игнатьевну.
— Вот что, — сказала она в один прекрасный день. — Отложи-ка эти ботинки, пусть отдохнут немного. Поноси пока старые.
Она дала Пете старые ботинки, те самые, из-за которых в свое время начался разговор с профессором. Дядя Сережа прибил к ним новые подметки.
— Хорошо, что они были куплены на рост, — сказала она. — Надо носить, а то малы будут. А эти я запру в шкаф.
Захотела ли она убедиться, что ее сын научился аккуратно носить обувь, или эти неизносимые ботинки стали ее просто пугать? Трудно сказать, что имела в виду Петина мама. Но она вздохнула с облегчением, когда Петя надел обыкновенные, не волшебные ботинки.
Они показались Пете тяжелыми, он привык за последний год к легкой обуви, которую почти не чувствуешь на ноге.
Скоро он расшлепал башмаки, и Антонине Игнатьевне пришлось нести их опять к сапожнику. Итак, подвижной мальчик оставался по-прежнему подвижным! Секрет долгой носки зависел вовсе не от Пети. Но Антонина Игнатьевна упрямо отдавала старые башмаки снова и снова в ремонт, пока, наконец, дядя Сережа не сказал:
— Их уж нет смысла чинить. Только в утиль. А мальчонке купите новые.
Покупать новые? В то время как в шкафу стояли совершенно целые ботинки!
Антонина Игнатьевна скрепя сердце выдвинула ящик, куда она в свое время их положила. Она не заглядывала сюда уже несколько месяцев.
— Пылищи-то — вздохнула она и подала башмаки сыну. — Примеряй: не вырос ли?
Петя взял ботинки; они по-прежнему желтели, радуя взор свежей окраской.
Как и в тот давний день, когда Петя надел их впервые, они были ему в точности по ноге.
Но не это поразило Антонину Игнатьевну. К такого рода диковинам она уже привыкла. Ее смутило другое. Она отлично помнила, что, когда убирала ботинки в шкаф, подошвы у них были слегка обшарпаны. Тогда это ее обрадовало: царапины и ссадины подтверждали обыденность ботинок, принадлежность к вещам, подверженным обыкновенному воздействию сил природы. Странное дело! Ее радовало то самое, что так возмущало когда-то: ведь весь сыр-бор и загорелся в свое время из-за проношенных подметок!