Страница 15 из 33
— Ах да, — сказала Зоя, — чуть было не забыла. Первый: вы говорили, что автомат узнал меня и пустил на дачу. Как же он разбирается в посетителях, ваш привратник или сторож — как его лучше назвать?
— Ну, — сказал инженер, помешивая ложечкой в стакане, — это просто. После разговора с вами по телефону, я раскрыл «Огонек», увидел там статью о выпускниках Литературного института и их первых шагах вне стен вуза. Там было несколько фотографий отличников, в том числе и ваша. Я вырезал портрет и дал привратнику, как вы его назвали, чтобы он пропустил вас беспрепятственно на дачу. Мне хотелось проверить работу этого механизма.
— Но как же он…
— Действует? Он просто сличил ваше изображение с фотографией. Нужно совпадение определенного количества точек. Снимок был удачный, и он вас узнал. Он и сам умеет фотографировать. Когда я вернусь на дачу, я получу карточки всех лиц, которые там побывали в мое отсутствие. Только не визитные, а фотографические. И вашу карточку тоже. Я надеюсь, вы разрешите мне оставить ее себе на память?
— Но для этого я должна была позировать перед объективом аппарата?
— Вы это и делали.
— Когда же?
— Когда нажимали кнопку у калитки. Чтобы надавить на кнопку, нужно стать прямо против объектива. А нажимая кнопку, вы приводите аппарат в действие.
— А если лезть прямо через забор, — вмешался младший брат Зои, которого заинтересовала эта «проблема», — не нажимая кнопки?
— Ну, для таких гостей у меня есть другие приспособления, — возразил инженер. — Кнопка для приглашенных. Вообще это больше шутка…
— А как же ворота открывались перед машиной? Тут фотоглаз не поможет. Все машины этой серии одинаковые.
— От гудка. Он определенного типа. Прибор-резонатор. Настроенный на тот же тон, он включает механизм ворот. Это тоже вроде шутки. Мне захотелось обойтись на даче без ключей.
— А вы сами, когда приходите домой, тоже гудите? — улыбнулась мать Зои, наливая гостю чаю. — Не слишком ли это сложно? Ключ, пожалуй, проще…
— Меня мои вещи знают. Они, — усмехнулся инженер, — стараются, если можно так выразиться, услужить мне, прежде чем я на них взгляну. Вот это уже не шутка, а серьезное удобство. Можете спросить Зою Владимировну.
— Охотно подтверждаю, — засмеялась Зоя. — И должна сознаться, после вашей дачи мне кажется как-то все неприспособленным у нас в квартире. Подхожу к шкафу с книгами, а он не открывается. Ухожу из комнаты — свет не гаснет. А ведь до сих пор я думала, что у нас очень удобная квартира.
Разговор принял шутливый характер. Гость ответил еще на несколько вопросов и стал прощаться.
Зоя с невольным уважением оглядела высокую фигуру инженера. Она вспомнила молодого диспетчера из управления автоматическими станциями. Вот они, представители советской техники, новое поколение инженеров! для них нет ничего невозможного. Вопрос техники! Если будет нужно, они автоматизируют управления десятками гидростанций, заставят машину слушаться голоса человека, — лишь бы это было целесообразно и освобождало человека от механических усилий, освобождало для творческой работы.
«Человек — раб машины, — провозглашали иные «интеллигенты» капиталистического мира. — Машина закрепостила человека. Долой машины!»
А эти люди, представители невиданной в мире новой, советской интеллигенции, превращают машины в послушных слуг свободного чело века.
Погруженная в раздумье, Зоя не заметила, что Бобров уже давно стоит перед ней.
— Извините еще раз, — сказал он, протягивая свою широкую руку. — Прошу вас ко мне на дачу — вместе со всей семьей. Все уже согласились. Осталось только получить ваше согласие.
Они вышли во двор. У подъезда стояла знакомая Зое зеленая машина.
— А над чем вы сейчас работаете? — спросила Зоя.
— Об этом говорить еще рано, — засмеялся инженер. — Но когда работа будет закончена и можно будет об этом писать, я, — он посмотрел на Зою, — сообщу вам первой. Это будет самая настоящая сенсация. Только советская!
Он сел в машину и надел перчатки, лежавшие на переднем сиденье.
Зеленый лимузин развернулся, выкатил на улицу и затерялся в потоке автомобилей.
ОБЪЕКТ 21
Вскоре после окончания войны мне пришлось отправиться в командировку на Крайний Север.
В то время заполярные трассы не были так оснащены аэронавигационным оборудованием, как теперь, и в пути нередко случались непредвиденные остановки. Непогода заставила нас приземлиться у бухты Капризной, где обычно никто никогда не садился, — тут была только запасная площадка. Собственно, в районе самой бухты, где с трудом сел наш тяжелый самолет, погода была прекрасной светило солнце, на светло-голубом небе не было видно ни облачка. Но где-то впереди, поперек направления нашего пути, двигался циклон, известный только одним метеорологам, и этот циклон нам предстояло переждать.
Закрепив самолет тросами, мы — трое пассажиров, летчик и бортмеханик — направились к поселку, расположенному в нескольких километрах от аэродрома.
Весь поселок состоял из пяти домиков на берегу глубоко вдавшейся в сушу бухты, окруженной горами. Здесь размещались радиомаяк, метеостанция и жилье для людей.
До поздней ночи просидели мы у гостеприимных хозяев, рассказывая о том, что делается на Большой земле. Было уже два часа ночи, когда мы разошлись по своим комнатам в отведенном для нас отдельном домике.
Встав утром, я быстро проделал свои десять упражнений, которые я не забываю выполнить в любой обстановке, так же как чищу зубы, и, вооружившись зубной щеткой и мылом, вышел в коридор. Хлопнула дверь, и в коридоре показался широкоплечий мужчина с крепкими мускулистыми руками, с полотенцем, переброшенным через шею. Это был инженер Геннадий Степанович Смирнов, один из двух моих спутников по самолету.
— Привет! — воскликнул он и потряс мою руку с таким ожесточением, точно испытывал ее на прочность.
— Вы тоже купаться?
Я взглянул в окна. Замкнутая высокими горами, в сотне шагов от дома лежала бухта почти правильной овальной формы. Поверхность ее была нежно-бирюзового цвета, гладкая, как натянутый шелк, с легкими морщинками от набегавшего ветра, исчезающими тут же на глазах.
У берега виднелся пловучий помост. На перилах висела мохнатая купальная простыня. Рядом чуть покачивалась легкая лодочка.
— Вот и отлично, — гремел энергичный бас инженера. — Сейчас мы нашего юношу разбудим.
— Довольно спать! — кричал он, стуча в дверь комнаты третьего пассажира, молодого сотрудника научно-исследовательского института, тоже имевшего какие-то дела в Арктике.
В двери появился хозяин комнаты. Со своим тонким, бледным, всегда тщательно выбритым лицом, он действительно походил на юношу. И сейчас он только что побрился и вытирал лицо мокрым полотенцем.
Предложение искупаться он встретил без возражения и без удивления.
Мы зашагали к мосткам.
Вода оказалась гораздо холоднее, чем можно было подумать, глядя на нее издали, едва окунувшись, я тут же выскочил на мостки. У меня захватило дух. Хотя в этих местах, как мне говорили, проходило вдоль берегов теплое течение, у меня было такое ощущение, будто я нырнул в прорубь. Инженер позволил себе поплавать с минуту, фыркая и гогоча от полноты ощущений. Когда он вылез из воды, его мощное тело было такого цвета, точно его ошпарили кипятком.
Голубенцов спустился в воду по ступенькам лестницы с видом человека, проделывающего некий физический опыт. Его худощавое мускулистое тело оказалось совершенно равнодушным к температуре. Когда он, не спеша окунувшись, так же методически поднялся на мостки, оно почти не изменило своего бледного цвета.
Купание освежило нас, а обтирание разогрело.
— А не прокатиться ли на лодочке? — предложил инженер. — Перед завтраком. Полчасика веслами поработать. Чудесно! — соблазнял он.