Страница 35 из 39
— Ни с места!
Невидимка знал про соединительный шланг. Он включил продув, и, как и рассчитывал Игорь, система охлаждения тотчас же заработала.
Самое время! Игорь вытер вспотевший лоб. Еще несколько секунд — и моторы вышли бы из строя.
Да, переживаний сегодня хватало!..
Он посидел еще немного, чтобы успокоиться. Все работало нормально. Тогда он вышел из кабины. Пассажиры занимались своими делами, даже не подозревая о том, что только что разыгралось в кабине самолета. Прошло всего семь минут!
— Вот такой эксперимент мы сейчас и ставим, — говорил сотрудник Планового бюро, поблескивая своими живыми глазами и поглядывая на собеседников. — С полного согласия Контроля безопасности, конечно. Однако, кажется, мы садимся.
Лайнер сбавлял высоту. Игорь снова прошел в кабину и сидел там в царственном бездействии, пока колеса не остановились у начертанной на поле линии и все двери автоматически не раскрылись.
Он сошел на землю последним.
Вибролет попался старой конструкции, и Игорь мог наслаждаться сколько угодно, нажимая кнопки управления. Но — странное дело! — это не доставляло ему сейчас удовольствия. Более того: он находил обременительным держать пальцы на клавишах. Сегодня утром он летал лучше. Руки были свободны, мысль тоже, крылья подчинялись почти бессознательным желаниям. Это походило на полет во сне. Полет? Да, тогда, утром, было ощущение полета. Сейчас же он просто перемещался в пространстве. Обыкновенная транспортная операция, которой приходится заниматься почти всем людям Земли примерно так же, как раньше, если верить старым фильмам, ездили на велосипедах на работу.
Алексей сидел в небольшой комнате перед пультом управления — точной копией того, перед которым пережил волнующие минуты час назад Игорь. Рядом стояло еще одно кресло и еще один пульт.
— Вот так я и летаю, — сказал Лешка, обводя рукой свое хозяйство. — Не отрываясь от Земли.
Он посмотрел на Игоря и засмеялся.
— Зато я работаю, — добавил он. — Веду сразу сто самолетов. Следовательно, случаев для вмешательства в работу машин у меня в сто раз больше, чем у тебя. Сегодня выпросил еще десять рейсов — еле уговорил. Запасный пульт поставили. Это, если два случая произойдут сразу. По теории вероятности…
— Ах, эта теория, — махнул рукой Игорь. — Сегодня я с ней познакомился на практике.
— И вот твой лайнер оказался среди этих новых десяти. Представляю, как ты был разочарован, когда выяснилось, что тебе не надо помогать машине! Такие же ощущения, вероятно, испытывал последний извозчик или последний шофер. Твоя песенка спета, Игорек!
— Я просто люблю летать.
— Кто же теперь не летает! И чем ощущения пилота отличаются от ощущений пассажиров? Хочешь настоящих ощущений — иди ко мне в напарники. Правда, летать уже не придется. Для моей профессии это совершенно излишняя роскошь. Зато интересная работа. Имей в виду, что всех пилотов с будущего года все равно с самолетов снимут. Даже испытания будут производиться автоматически — программным устройством.
Рыжее лицо Лешки смеялось, веснушки расползлись, нос сиял. Он не считал нужным выводить веснушки или менять форму ушей — растопыренных, похожих на приставленные к голове ладони, — Лешка считал, что вполне можно жить и таким, каким создала природа.
— У тебя, брат, ведь есть и другие профессии! Ты можешь выбирать. Ну, будешь летающим биологом в конце концов. Ведь твой заповедник и предназначен для осмотра с воздуха. Уверяю тебя, все это не так трагично, как тебе кажется.
…В самом деле! Что изменилось в мире? Ощущения, которые испытываешь, когда управляешь машиной? Этих ощущений даже подбавится, если Игорь пойдет в наземные дежурные. Полет? Чудеснее полета на вибролете без пульта управления еще свет не видел.
Романтика? Да, романтика нужна! Но она есть в любом деле. И в том, что делает Лешка, очень много романтики, хотя он ее и не признает.
Игорь вышел на улицу и подозвал к себе вибролет. Подбежал старый, наивный, романтичный вибролет с кнопками, натыканными на крохотном пульте. Игорю захотелось почесать у него за ушами, как он делал это с осликом Васькой, когда был мальчиком. Ослик Васька и лужа, в которой водились головастики, сыграли немалую роль в его увлечении биологией.
Милое детство! Милая кнопка, смешная и трогательная!
Игорь сел в кресло и положил пальцы на клавиши.
— Лети! — приказал он. Кресло стояло неподвижно.
— Лети, — повторил он.
Кресло не шелохнулось.
Тогда он нажал на кнопку, мягкую и расшатанную, она легко осела — за спиной раскрылись крылья, и вибролет полетел.
Секрет рыболова
Репутация старика Кулебакина была подорвана в один день, разом и бесповоротно. На протяжении целых одиннадцати лет за ним сохранялось первенство в рыбной ловле в этой тихой загородной местности.
Он знал сто один секрет, относящийся к повадкам рыбы и способам ее ловли. Ему было в точности известно, как нужно варить пшенную кашу, чтобы получилась хорошая насадка на леща; с каким маслом — конопляным или подсолнечным предпочитает мякиш черного хлеба плотва; в какие дни у щуки линяют зубы, и она перестает брать на живца, а также, множество других вещей, о которых не прочтешь ни в одной книге.
За Кулебакиным подсматривали, садились с удочками вблизи его позиции или на его вчерашнем месте, замечали, как он насаживает червяка, какие употребляет крючки, поводки и т. п. И все же никому не удавалось приносить домой такие полные корзины рыбы, как этому старому рыболову, хотя он и охотно давал советы начинающим, видимо совершенно не опасаясь соперничества.
И все это рухнуло самым неожиданным образом.
Началось с того, что однажды на одной пустовавшей даче появился новый владелец — человек средних лет, в пестрых брюках, перехваченных ниже колена, и ярких чулках, похожих на змеиную кожу. Первую неделю он хлопотал у себя на даче, где заканчивался мелкий ремонт, а затем совершил прогулку по окрестностям.
Его пестрые брюки и цветная рубашка замелькали среди кустов, которыми поросли во многих местах берега Тихвицы. Он останавливался временами и вглядывался в прозрачную воду, в которой можно было различить темные спины разомлевшей от жары, неподвижно стоящей рыбы.
Наконец он принял, по-видимому, какое-то решение, и, посвистывая, удалился к себе на дачу. Три дня он возился на террасе с плоскогубцами, мотками проволоки и какими-то металлическими коробками, а затем вдруг рыболовы увидели его на берегу Тихвицы с длинным бамбуковым удилищем в руках.
Позиция его на реке, — а ее сразу оценили критическими взглядами наши коренные рыболовы — противоречила самым элементарным требованиям, выработанным на этот счет практикой.
Но инженера Боброва — так звали новоявленного рыболова — это, по-видимому, мало беспокоило. Он забрасывал удочку в самую середину реки, которая здесь сужалась, и, ко всеобщему удивлению… вытаскивал рыбу за рыбой. Язи, голавли, окуни, крупная плотва как будто только и дожидались, когда опустится в воду крючок, чтобы немедленно повиснуть на нем.
Их готовность быть пойманными выражалась даже в том, что подсеченные, они не пытались спастись, не бросались в глубину, натягивая лесу и, сгибая удилище, как у других рыболовов, а без всякого сопротивления позволяли подтянуть себя к берегу, где с тем же тупым равнодушием лезли в сачок, которым подхватывал их инженер.
Это было что-то невероятное. Рыба ловилась так, словно это была не река, а закрытый, переполненный рыбой садок прудового хозяйства.
Натаскав за полчаса полное ведро, инженер удалился со своей животрепещущей добычей. Уже очутившись в ведре и словно опомнившись, рыба энергичными всплесками выражала запоздалый протест.
Немедленно же три или четыре рыболова устремились к покинутой инженером позиции и забросили свои удочки. Но безуспешно. Клевало обычно, пожалуй, даже хуже, чем в других местах.