Страница 15 из 25
— Лаура, подождите… я… Лаура, — да еще таким дрожащим голосом, что слова застревают в глотке.
Она же куда более решительна:
— Сан-Антонио! Прошу вас… — и твердо отталкивает меня. Что ж, наверное, я не в ее вкусе… А может, у бедняжки в сердце засел какой-нибудь хлыщ, и она поклялась ему в верности до гроба.
Как бы то ни было, мне остается лишь удрученно пролепетать:
— Извините меня, Лаура, — и поплестись как побитая собака, к себе на коврик. Свернувшись так, что пролез бы и в дуло револьвера, стараюсь поскорее заснуть, и, что любопытно, это мне легко удается.
Не знаю, сколько я продрых, но что-то вдруг вырывает меня из забытья, и этим «чем-то» была пара очаровательных губок.
«Оп-ля, да прелестная андалузка, никак, передумала», — говорю я себе. Не то чтобы это сильно меня удивляет — по опыту знаю, что дамы набрасываются, как сифилис на попов, именно на тех, кто не настаивает.
Дурачки, слушайте сюда: никогда не давите цыпочкам на психику! Вот я, например, — не допел Лауре свою серенаду, малышка не смогла заснуть, и вот уже она обвивается вокруг меня как плющ вокруг дерева.
Не знаю, если под нами — комната мамаши Брукер, толстуха точно решит: секреты у этих секретных агентов ничем от обычных людских не отличаются. Но какой пир духа, дети мои… не говоря уже о теле!
Далеко за полдень нас будит чей-то стук в дверь. Узнаю голос Буржуа:
— Открывайте, свои!
Прыгая на одной ноге, натягиваю штаны и, накинув простынку на прелести Лауры, иду к заколоченному окну, откидываю перекладину и впускаю Буржуа. Он оторопело таращится на разбросанные по полу шмотки; всеобщий беспорядок не оставляет никакого сомнения в том, какие тут творились дела.
— Я, собственно…
Лаура отворачивается, вся красная от смущения, а я веселюсь:
— Привет, Буржуа! Ну-ну, не делайте такие глаза, дружище, а то я ненароком подумаю, что, когда вы были ребенком, ваш папа вам ничего не рассказывал!
— Лаура, — бормочет он ошеломленно, — чистая, непорочная Лаура…
Похоже, парень действительно здорово озадачен. Эх, будь мы одни, я бы живо растолковал ему, что из себя представляет так называемая непорочность бабенок, но, боясь сойти за грубияна вхожу в роль:
— Что вы хотите — пережив мгновения, подобные вчерашним невольно чувствуешь определенное родство душ…
Буржуа, может быть, супермен Сопротивления, но в любовных делах он петрит, что твоя ватрушка с творогом, и моя невинная, отдающая нафталином, фраза чуть не вызывает у него слезы на глазах. Он порывисто жмет нам руки:
— Если бы вы знали… это превосходно! Весь город об этом только и говорит — отважная парочка кладет гестапо на обе лопатки! Это подвиг — да-да, подвиг, который будет вписан золотыми буквами в историю этой войны.
Если его не остановить, то минут через десять он запоет национальный гимн.
— Ну ладно, проехали, — вовремя вмешиваюсь я, — что новенького?
— Ах, да, — спохватывается он, — вчера я послал вашу фотографию в Лондон, самолетом, вот ответ: «Женщина на фото — австрийская шпионка Эльза Маурер, кодовый номер БХ–78».
Девушка с камерой — шпионка?! Вот так дела!
— Должен признаться, я что-то ни черта не понимаю… Почему тогда крошка так себя повела? Почему отдала мне аппарат? Почему, наконец, ее убрали, если она из немецких спецслужб?
Надо пошевелить шариками, иначе здесь не разобраться…
— Одно из двух, — продолжаю я, — либо англичане что-то напутали — но в это поверить сложно, их агенты никогда не передадут непроверенной информации, либо она решила сменить окраску… Будем надеяться, что будущее все прояснит.
Уже более детально рассказываю Буржуа о том, что же вчера случилось.
— Как видите, — подвожу итог, — времени даром я не терял и вычислил-таки парня, повинного в тех самых утечках…
— Но я ему ничего не говорила, клянусь, — не выдерживает Лаура. — Не может быть, ведь это он — слышите, он — должен был поставлять мне сведения!
— А идя от вас, следил за другими! Он чертовски ловок, этот Тьерри…
— Ну, нет, — миролюбиво замечает Буржуа, — если бы он, как вы говорите, «следил за другими», то мы все были бы уже давно за решеткой.
Не успевает он договорить, как влетает мамаша Брукер.
— Господи, какое несчастье! — рыдает она. — Немцы арестовали наших — все шестеро схвачены этой ночью!
Резко оборачиваюсь к Буржуа:
— Вы что, не предупредили своих, как я вам вчера сказал?
— Уже было поздно, они ушли на задание, а вернуться с него должны были прямо ко мне, не заходя домой.
— Что за задание?
— Засечь баржу с тяжелой водой из Норвегии.
— А где их застукали? — это я уже толстухе.
— В поезде между Брюгге и Брюсселем.
— Дьявол! У Тьерри, как я и думал, были их приметы. Упустив нас, он взялся за остальных, разослав повсюду их устные описания.
Лаура бросается ничком на кровать, голося:
— Это все из-за меня, — не может она успокоиться, — я познакомилась с этим кретином.
— Ну, тут вы неправы, — перебиваю ее, — это он с вами познакомился — типчик еще тот…
— Да и потом, — опечаленно бубнит Буржуа, — вы ведь держали меня в курсе дела; вы свободны от всякой ответственности…
Тут я взрываюсь:
— Что за черт?! Вы тут в Бельгии все такие, так вас растак. Самое время почесать языки про всякую там ответственность и прочую белиберду… Шестеро наших влипли, и надо подумать, удастся ли вытащить их из гестапо.
— Браво! — восклицает мамаша Брукер.
Похоже, она поэнергичнее остальных, несмотря на свои шесть пудов веса!
ГЛАВА 16
— Вы уверены, что вне подозрений? — спрашиваю я у Буржуа. — Тьерри, застукав остальных, должен был засечь и вас.
— Дело в том, что ребята никогда не приходили ко мне домой, я виделся с каждым по отдельности в одной местной церквушке.
— Значит, по отдельности их и выследили! С чего вы взяли, что сами не под колпаком?
Несмотря на всю серьезность момента, он широко улыбается:
— Просто мы встречались у исповедальни: я переодевался священником и беседовал со своими «прихожанами». Мой брат — кюре одного из приходов Брюсселя; вся эта система работала исключительно благодаря его помощи.
Я не могу скрыть своего восхищения:
— Да ну?! Ай да Буржуа! Тогда вас, до поры до времени, можно считать «чистым»; отлично! Возвращайтесь-ка поосторожней к себе и попробуйте выяснить, где держат ваших друзей. Когда что-нибудь узнаете, свистните мне и, пожалуйста, побыстрее — время дорого!
Он вылезает через окно, толстая кабатчица — за ним. Опускаю перекладину обратно, после чего и сам, под стать ей, принимаю горизонтальное положение — когда, кроме как ждать новостей, делать нечего, лучшего варианта не придумаешь.
Рядышком тихонько всхлипывает Лаура. Нежно обнимаю ее за плечи, прикосновение к ее горячей коже вызывает легкую дрожь… в общем, явных признаков волнения стараюсь не подавать.
— Да не убивайся ты так, солнышко, пустое это все.
— Легко сказать, — вздыхает она, — они были такими храбрыми!
— Да ладно тебе, вытащим мы их оттуда!
Заметьте, сказал я это без всякого значения, как щелчком отшвыриваешь назойливого муравьишку, карабкающегося по руке. Но Лаура, истолковав все слишком буквально, садится на кровати, не обращая внимания на то, что ее грудь агрессивно подпрыгивает перед моими уже готовыми лопнуть иллюминаторами:
— Ты сможешь им помочь?
В голосе ее слышится вызов. Ну конечно, все они одинаковые, эти телочки: ведут себя так, будто ты — прядка грязных волос, застрявших в старой гребенке.
— Что ты, где уж мне! — зло усмехаюсь я. — Ты ведь прекрасно знаешь, дорогая, перед тобой — ходячий кусок гусиного жира!
— Прости, милый, ты просто великолепен, прости!
В полдень мамаша Брукер, прикрыв свою пивную лавчонку, позвала нас обедать. Она сварганила весьма аппетитный харч, который мы все втроем поглощали на кухне, а бутылочка бургундского приятно скрасила нашу маленькую трапезу. Я бы с бо́льшим удовольствием скрывался не на чердаке у толстухи, а в погребке — боюсь только, тогда было бы не до Лауры…